Эта памятная дата была установлена относительно недавно, два года назад, хотя подвиг украинцев, спасавших евреев во время Второй мировой войны, никогда не забывался. По данным израильского национального мемориала Катастрофы (Холокоста) и Героизма «Яд Вашем», в нашей стране 2673 человека, рискуя своей жизнью, спасали чужие — от нацистской политики уничтожения евреев только за то, что они евреи...
Олька бросила пить. Эта новость передавалась из уст в уста, как миф. Взрослые светлели лицом, а детям было и любопытно, и грустно одновременно. Когда Олька проходила своей мужицкой ровной походкой по двору, дети таращились изо всех сил, стараясь уловить малейшие особенности её трезвой фигуры. Но в этом было гораздо меньше интереса, чем разглядывать Ольку пьяной, карабкающейся по стенке к своему подвалу...
На прошлом юбилее, 10 лет назад, я уже писал о любимой «Вечерке», вспоминал ее прекрасную команду. Это была первая, а может, уже вторая волна вечеркинцев — талантливых, увлеченных, бесстрашных и остроумных людей под стать их руководителю — человеку, навечно оставшемуся в благодарной памяти нашего города — Борису Федоровичу Деревянко...
На днях редакция газеты «Вечерняя Одесса», где я регулярно печатаюсь, предложила написать воспоминания на тему «Мой двор». Я задумался. О каком дворе писать?
Прежде, чем рассказать о евробаталиях «Черноморца» 2006 года, мне хочется завершить воспоминания о людях, деливших рядом со мной ложу прессы одесского стадиона. Поверьте, все, о ком пишу, люди незаурядные, почти всех уже, увы, нет на этом свете...
Я расскажу вам одну невыдуманную историю про двух хороших людей — Слепенькую Раечку и Крывого Сирожу. Вы, дорогие мои читатели, наверное, думаете, что это ради красного словца я исковеркала имена моих героев, а вместо отчества и фамилии прилепила им обидные прозвища? Так вот вы не правы и плохо знаете, как это однажды было в Одессе...
Оглянувшись на детство, я опять попадаю в свой дворик, со стенами цвета мамалыги, со ржавым контуром крыш, вырезающим из неба квадратик синевы, как в песне о синем платочке. Он соединялся с улицей полутемным подъездом, через который сквозняк приносил то запах моря, то смачные ароматы Нового базара, — в зависимости от ветра. Если он дул сильнее, то поднимал пузырями вывешенные для просушки простыни, пододеяльники, наволочки белые, как облака...
Улицы, дома, дворы… Это наша «одесская школа жизни». Где еще на свете есть такая школа? Где еще можно навсегда впитать одесский дух, одесское самосознание, одесскую многозначимость, одесское восприятие мира?! Хоть прочитай миллион книг… Правда, этому нельзя научиться, если сам не предрасположен к такому восприятию...
Я живу на 6-ой станции Большого Фонтана, на улице Ивана Франко. Выходя на прогулку, далеко от дома не ухожу — возраст. Но вот пережив страшную военную зиму и дождавшись первых весенних солнечных дней, решил продлить прогулочный маршрут — и попал на улицу Ефима Геллера. Прочитав на табличке название, я воскликнул: «А ведь я знал его, нашего земляка, международного гроссмейстера, дважды чемпиона Советского Союза по шахматам!»
Розыгрыш Кубка УЕФА 1996/1997 годов стал последним в клубной карьере Л. Буряка. В следующем сезоне Леонид Иосифович покинул «Черноморец». В 1/64 финала жребий подкинул «морякам» вполне проходимого соперника — финский ХИК из Хельсинки. На выезде одесситы сыграли вничью — 2:2 (мячи забили Мизин и Мусолитин), а дома уверенно победили — 2:0...
