|
|
   |
Ее зовут Нина. Или Дина, или Дана. Представляется разными именами. Соответственно, разными фамилиями. Девочке идет десятый год (опять же, с ее слов). Короткая стрижка, волосы ярко-рыжие, на носу конопушки. Симпатичная, артистичная, развитая. Но память при определенных расспросах у нее «отшибает». Живет в приюте № 1 на ул. Терешковой почти три месяца. За это время ни воспитатели, ни даже подружки старшего возраста ничего выпытать у Нины-Дины-Даны о семье не смогли... Сюжет о девочке в телепередаче службы розыска детей «Магнолия» результата не принес.
С РАЗРЕШЕНИЯ директора приюта Т. А. Жадан, в присутствии психолога Т. Л. Ситниковой пытаюсь разговорить Дану (психолог сказала, что именно это настоящее имя девочки).
Отец давно ушел из семьи, она знает его только по фотографиям. Он адвокат, живет в другом городе. Дана похожа на отца — глаза такие же. Зовут папу редким именем — Демьян. А бабушку Даны, папину маму, зовут Валентиной Демьяновной. Значит, сына назвала в свое время в честь отца.
Имя мамы девочка вспомнить не может. Вроде бы Света. Жили они в двухкомнатной квартире, бабушка Валя с Даной в одной комнате, мама — в другой. У мамы была красивая («богатая») машина темно-зеленого цвета. Дане нравилось кататься в ней по городу. Потом мама попала в аварию и разбилась. Дане было тогда четыре года.
Стала она жить с бабой Валей. В той же квартире. Но адрес вспомнить не может. Во дворе дома были у нее подружки — Катя и Аня. Катя пошла в первый класс в немецкую школу, которая находится недалеко от парка Шевченко.
Бабушка месяц водила Дану в первый класс 43-й школы, что на ул. Гоголя. Директором там был мужчина. Учительница ей нравилась: молодая, невысокая, беленькая. Но и ее имя Дана назвать не смогла. Хотя верно описала коридоры и лестницы 43-й школы.
Дана посещала еще и «музыкалку» — пианино. Если идти от круга, где трамвай-«десятка» разворачивается, а потом через дорогу по линии четвертого трамвая, то там возле магазина и располагается ее музыкальная школа. И тут Дана верно нарисовала картину: два этажа (она на втором занималась), узкий коридорчик, направо духовые, налево класс сольфеджио. Похоже, это музыкальная школа № 2 на ул. Тираспольской. Учительницу звали как будто бы Ольга Александровна.
Потом умерла и бабушка. Осталась девочка с подругой бабушки, которая называла себя разным людям по-разному — в основном, Тамарой. Девочке же велела звать ее бабой Лидой. Однажды баба Лида сломала руку и лежала в больнице на Слободке. С этой бабой и с тетей Нелей (дочерью бабы Лиды) жила теперь Дана, но уже не в квартире. Болтались по подвалам. Тетя Неля и остригла длинные — до пояса — косы Даны: вши завелись. Эти две женщины заставляли девчушку попрошайничать — большей частью в одесских храмах. Дана уверенно рассказывает, где находятся Успенский собор, Ильинский, Пантелеймоновское подворье. Просить милостыню ей не хотелось, но «бабушка» и «тетя» уговаривали: вещи красивые купим, вкусненьким угостим. Угощали иногда вкусненьким, но чаще приходилось есть «Мивину». А одевали девчонку в «сэконд хенде» на «Привозе». В подвал, где они жили, часто наведывалась тетя Альбина из ЖЭКа. Баба Лида ее боялась. Дану всегда прятала, а сама будто бы уходила по требованию тети Альбины, а потом возвращалась.
В последнее время жили у «друга» бабы Лиды Михал Михалыча на ул. Пушкинской. Квартира у него под лестницей на первом этаже. Однокомнатная. Михал Михалыч не хотел, чтобы они жили у него, но они не уходили. Когда дедушка (очень старый, ему, наверное, лет 80-90, он воевал) жарил на кухне картошку, баба Лида проверяла его кошелек. Квартиру у него она не смогла бы отобрать — сделал уже завещание дочери. Да и не хранились документы у деда. А в однокомнатной «коммуналке» в другой парадной жила подружка Даны — Аня. Маму ее звали тетя Наташа...
«Дана, — спрашиваю, — ты понимаешь, что осталась единственной хозяйкой двухкомнатной квартиры, которую можешь потерять?». Девочка испуганно смотрит круглыми глазами. «Приют — временное пристанище, — продолжаю я. — Тебя отправят в интернат, где ты выучишься, получишь профессию. Но с жильем будет сложно. Не может государство всем нуждающимся бесплатно дать квартиру. Значит, будешь ютиться в общежитии, где в комнате живут несколько человек». Конечно, разговор не для десятилетнего ребенка. Наверное, как большинство уличных детей, она не умеет заглядывать даже в ближайшее будущее.
А «баба Лида», говорят воспитатели, объявлялась. Приходила несколько раз вечером, когда администрации не было. Кричала, что она родная бабушка Даны, и пусть ей хотя бы покажут ребенка. Но где документы, подтверждающие родственную связь? или хотя бы свидетельство о рождении девочки? Работники приюта не имеют права отпускать ребенка к таким «родственникам». На пухлом личном деле Даны значится: «Свидания запрещены». Однако девочку все же показали «бабушке». При этом ребенок вцепился в руки воспитателей мертвой хваткой и глядел на «бабусю» исподлобья зверенышем. Была баба Лида и неделю назад. Работникам приюта сказала, что они «зомбируют» внучку, чтобы та убегала от бабушки. Упомянула двухкомнатную квартиру, которая принадлежит «Нине» (так она называет девочку), но толком объяснить что-либо не захотела. Разговаривать с ней сложно: женщина как бы не в себе...
Здесь, может быть, надо было бы милиции (именно милиция доставила девочку в приют) проявить настойчивость: не расспросить бабу Лиду, а допросить. В конце концов, есть статья в Уголовном кодексе, наказывающая за вовлечение малолетних детей в попрошайничество...
Пока же приют шлет запросы по поводу Нины, Дины, Даны в разные инстанции, а результат — нулевой.
ВОЗМОЖНО, Дана скрывает свое прошлое, боясь вернуться в прошлую жизнь. Не так давно был случай: маму мальчика посадили в тюрьму, временно оформила над ним опеку многодетная женщина. Она нашла «биологическую» мать, стала переписываться с ней. А сын не хотел и двух строчек написать маме (учится в начальной школе). Новая мама уговаривала его: «Ошибки бывают у всех людей, прости ее, она добрая и хорошая, только попала в беду». Ребенок ответил: «Это ты добрая и хорошая. А она... она... мужиков водила!». «Да ведь в друзьях у любого человека могут быть и женщины и мужчины...» — пыталась выпутаться из неловкого положения новая мама. «Ты ничего не понимаешь!» — крикнул мальчишка и упал на кровать в рыданиях. Больше его, конечно, ни о чем не расспрашивали. Взрослым людям нетрудно понять, какой образ жизни вела первая мама.
Так, может быть, с Даной происходило нечто подобное? Может, нанесены обиды, которые не в состоянии простить детское сердце? Не хочет она возвращаться домой — и молчит. В те моменты, когда, по ее разумению, чужие дяди и тети близко подходят к истине.
Был случай, когда пятилетнюю девочку действительно зомбировали. Отец с матерью развелись (об этом знают в службе по делам детей), начали определять место жительства ребенка. И отец, выкравший дочь у матери, потребовал: «Говори, что хочешь жить со мной, иначе убью и тебя, и мать!». Ребенок полными слез глазами глядел на мать и твердил, как робот: «Я хочу жить с папой!». Квартира — лакомый кусочек. Могли угрозами заставить и Дану молчать.
СЛОЖНО приходится работникам приюта. Через некоторое время специальная комиссия определит возраст девочки (а то ведь все с ее слов, правда, день рождения называет всегда один и тот же: 23 мая 1996 года), потом оформят свидетельство о рождении, определят в интернат. Обычный сиротский путь.
А вдруг есть родственники? А вдруг удастся найти квартиру? Но это возможно лишь с помощью силы, именуемой «общественностью».
«Общественность» — это мы с вами. У Даны прекрасная «особая примета» — рыженькая она. Если кто-то хоть однажды видел девчушку, он вспомнит ее. Может, остались какие-то документы в школе, в «музыкалке», в больнице, наконец. Девочка уверяет, что два раза попадала в одну и ту же больницу (детскую, но не знает точно какую) по одной и той же причине — ее сбивала машина. Сотрясение мозга получала в обоих случаях, но в первом была еще сломана левая нога, а во втором — ей зашивали ухо... Отзовитесь, люди!
Звонить можно в редакцию по телефонам 66-22-40 и 65-30-27, а также в приют № 1 — 61-90-31, 61-85-65, 66-00-62.
Татьяна НЕПОМНЯЩАЯ.