|
|
   |
Не думала, что юбилей «Вечерней Одессы» так меня взволнует. Хотя звоночки дребезжали все время, пока читала предъюбилейные материалы. Подмывало поучаствовать в этой коллективной хронике ярчайшего из черноморских изданий. Но что я скажу? Что связывает меня со знаменитой «Вечеркой»? Понятно, что, живя в Измаиле, я не была постоянным читателем одесской газеты. И хотя профессионально одесской прессе я не чужда (была собкором «Одесских известий»), но в команде газеты-юбиляра не работала...
Белла Кердман с ее воспоминаниями «Первая публикация, номер второй» меня дожала. Дорогая Белла Феликсовна, какое счастье, что Вы живы, дай Бог, чтобы и здоровы! Как хорошо Вы пишете — все так же просто, умно и душевно! Вы, наверное, и не помните туристическую поездку в Польшу-Чехословакию (точнее, в Варшаву и Чехию) в 80-е годы, в которую попала и я, только поступившая на работу в газету «Советский Измаил». В этой поездке Вы держались вместе с корреспонденткой одного всеукраинского издания. Помню, в одном из чешских городов (кажется, в Брно) Вас пригласили к местным коллегам. Я оценила Ваше намерение вовлечь в это дело и меня, но Ваша товарка-попутчица пресекла демократический порыв в отношении начинающей провинциальной газетчицы.
Тем с большим человеческим и профессиональным интересом я присматривалась к Вам, и многое меня удивляло. Прежде всего, несоответствие между Вашим обликом и Вашей газетной специализацией. Чтобы такая импозантная, даже экстравагантная дама (в моем представлении, настоящая одесситка) занималась сельским хозяйством?! И не просто, как говорится, «вела тему», а вникла, вжилась в нее до любви, до душевной боли!.. Вы были вторым после Юрия Черниченко человеком в медийном мире, благодаря которому я поняла, что труд на земле, сельскохозяйственное производство — это интересно. В том числе и для журналиста. Выяснилось, что Вы не просто разбирались в аграрных вопросах, но и по-дружески знали многих людей села — от доярки до знаменитого председателя колхоза. Ваш неказенный, человечный подход к «производственной тематике» стал для меня профессиональным ориентиром.
Мне дороги и разные мелочи, оставшиеся в памяти и дополнившие Ваш образ. Некоторые касались шопингово-туристической сферы: в нашей стране тогда ничего невозможно было купить, а загранпоездки давали шанс прибарахлиться. В Праге Вы отыскали необыкновенной красоты носовые платочки (у меня были более приземленные интересы: нужна была демисезонная куртка). А в маленьком городке Табор, в фирменном магазине тамошней трикотажной фабрики, мы с Вами купили одинаковые черные блузки с ажурной вставкой. У меня она еще «жива». А у Вас? Не ношу, но храню как память. Помню, как в Пльзени я, попав в книжный магазин перед самым закрытием, взволнованно доложила Вам в гостинице, что видела там много всякого добра, в том числе «Унесенные ветром». Вас это, видать, тоже впечатлило, и Вы так трогательно мне в ответ: «Иди ты!..». На следующий день ни свет ни заря мы встретились в книжной лавке...
Бывают личности, от соприкосновения с которыми любая мелочь становится значительной. Вот таких журналистов вбирала в себя «Вечерка». В их среду мне посчастливилось ненадолго окунуться, когда меня направили на недельную стажировку в авторитетную газету. Определили в отдел писем, к Наталье Кагайне. С каким сожалением из очередной юбилейной публикации «ВО» выяснилось, что Натальи Борисовны уже нет среди нас! А тогда это была довольно молодая женщина, интересная что внешне, что внутренне. Ее кабинет прямо притягивал коллег. Забегал к нам и Виктор Лошак, заведовавший, насколько я помню, отделом городской жизни. Как-то зашла речь об опере, о ее понимании. Виктор сказал: «Чтобы полюбить оперу и разбираться в оперном пении, нужно хотя бы сосредоточиться на нем, уделять ему время. Что я могу почувствовать, — продолжал, — если, взмыленный от соцсоревнования, вбегаю в зал с последним звонком, падаю в кресло, смотрю на сцену, а там стоят двое и друг на друга поют?!».
Позже, когда Виктор Григорьевич стал редактором «Московских новостей», он обратился к своему однокурснику Николаю Ивановичу Кривцову, редактору газеты «Советский Измаил», за информацией о ситуации на Дунае в связи с эмбарго против Югославии (начало 90-х), и мне была оказана честь выполнить эту заявку гремевшего на всю страну московского издания.
А тогда, на стажировке в «Вечерней Одессе», меня бросили на подготовку города к зиме. Не ахти какая проблематика, но я гордилась уже тем, что мои незамысловатые публикации появлялись в газете. Представьте, это само по себе было достижением. Я была свидетелем того, как маститый журналист, сдав материал Редактору, нервно бегал по коридору. Ведь Борис Федорович, мне рассказывали, редкую статью не отправлял на доработку, а мог и вообще забраковать. Причем в резкой форме. Как Редактор он был строг и требователен, прямо беспощаден.
Но вот закончилась стажировка, и я пришла прощаться. Несмотря на субботу, и Людмила Гипфрих (вот стойкий солдат: кажется, для нее не существовало ни выходных, ни обеденного перерыва), и Борис Федорович были на месте. Деревянко поинтересовался моим мнением о газете и о стажировке. Еще бы мне не понравилось! Жаль, говорю, что мало: я только начала отличать котельную от бойлерной... Б.Ф. рассмеялся и предложил продлить командировку. Я отказалась: лето, и от моего возвращения зависит отпуск кого-то из коллег. Я была тогда невозможным местным газетным патриотом. И сейчас горжусь, что в «Советском Измаиле» начинала такой серьезный журналист «Вечерки», как Римма Зверева. Работать с ней вместе мне не довелось. Но на заданиях встречались. Помню, вместе брали интервью у тогдашнего начальника Ренийского порта Валерия Вертинского. К тому времени у меня был печальный опыт совместной работы с коллегами, но Римма проявила себя как в высшей степени квалифицированный и в то же время тактичный сотрудник. Именно со-трудник в изначальном смысле этого слова. Помню и другую нашу встречу на канале Дунай — Черное море. В кулуарах совещания я экспансивно делилась с Риммой своими профессиональными проблемами, не подозревая, что она уже была смертельно больна. А я заливалась!.. Не могу вспоминать об этом без стыда за себя и без восхищения самообладанием, мужеством молодой, но уже уходящей из жизни женщины.
Она стала настоящим одесским журналистом, я же — собкором-заочником в «Одесских известиях». Первый редактор газеты Виктор Василец был и моим первым одесским редактором. Вот передо мной его книга «Жизнь и смерть Бориса Деревянко» (Одесса, 2001 г.). Эти равновеликие личности не могли не быть между собой связны, не испытывать друг к другу уважения и интереса.
После «Одесских известий» мне все же удалось проникнуть на страницы «Вечерки». Уже работая собкором Укринформа, Национального информагентства Украины, с чувством глубокого удовлетворения, как писали раньше, находила в одесской газете свои материалы из Придунайского региона, появлявшиеся там с поразительной оперативностью.
Теперь на спортивную тематику пишет в «Вечерку» мой супруг. Пописываю и я. Но если бы не празднование 40-летия издания, я не осознала бы, сколькими тоненькими, но прочными корешками вросла в меня одесская газета, сколько незабываемых встреч и впечатлений она мне подарила. Юбилей «Вечерки» — это еще и ностальгия по высокой журналистике, которой нет места в массовой коммерческой прессе. Тоска по профессионалам, фанатам газеты. По ответственности журналистского труда, по газете как продукту индивидуального и коллективного творчества. Изданию со своим лицом, своими принципами, своей историей. Такому, как «Вечерняя Одесса».
Наталья Мессойлиди (Ожогова).
Измаил