|
|
   |
Значит, уже 40. Сейчас достану листок с копией своей трудовой книжки и посмотрю, где я была тогда, в свои 45, когда начиналась «Вечерка». Копию сняла Люся Федорова в апреле 94-го. Она готова была отдать мне оригинал, но правила таможни запрещали вывозить такие документы. Возможно, эта моя книжка, начатая в сентябре 1948 года отделом кадров завода «Алтайсельмаш» г. Рубцовска Алтайского края, куда я поступила после школы копировщицей, и сегодня хранится в сейфе редакции.
Итак, в июле 1973 года я работала в сельскохозяйственном отделе областной русскоязычной газеты «Знамя коммунизма». Туда меня, 13 лет заведовавшую отделом (писем, затем учащейся молодежи) комсомольской газеты, приняли не просто так, а переводом обкома партии — ибо редактор товарищ Волошанюк не решался пополнить штат еще одним лицом пятой графы. Заведующий отделом обкома Радомир Васильевич Иванов, для меня по давней комсомольской памяти все еще Радик, дал мне официальную бумажку со словами: «Отнесешь редактору!». Брезгливая его интонация позволила мысленно продолжить: «... и пусть подавится!».
В сельхозотдел я сама тогда попросилась. В соображении, что село — место, где нас, тружеников «второй древнейшей», все-таки еще принимают всерьез, даже уважают. Да, надо было много ездить по области. А наша область, при всем Черноморском флоте и точном машиностроении города-героя, плюс лучшая в мире опера Одессы, прежде всего — сельскохозяйственная. А по площади — самая большая в Украине. И, как я здесь выяснила, больше государства Израиль! Ездить по колхозам-совхозам приходилось часто, это было интересно, и я гордилась тем, что наматывала километраж больше, чем любой коллега мужского рода.
И вот наступил 73-й год. Назначают в Одессе двух новых редакторов: в «Знамя коммунизма» — Игоря Беленькова, а в «Вечернюю Одессу», которая учреждается в городе, где население уже превышает миллион, Бориса Деревянко. О, какая мизантропская ирония властей предержащих! Поставить Беленькова, генеральского сына, человека сугубо городского, руководить газетой, где сельская тематика должна, если не преобладать, то хотя бы не уступать городской, а Деревянко, крестьянского сына, до сердечной боли знакомого с проблемами села, бросить на городскую газету, которую еще надобно организовать...
Пройдет не так много времени, и станет ясно, что выбор редактора для «Вечерки» оказался исключительно удачным: газета быстро набрала популярности не только в городе, а и в области. Что до Беленькова... хотя он был мне друг, но истина дороже. И то, что областная газета во время перестройки была переименована в «Юг» (вроде как зэковская зона, прости, Господи), не так уж неожиданно.
Значит, вам 40. То есть, нам, ибо мой «вечерковский» стаж с учетом трех лет нештатной работы после выхода из «Знамени» на пенсию и до перемены ПМЖ — 10 лет.
Набирая штат своей газеты, редактор Деревянко меня не позвал. Я обиделась. То есть вряд ли я тогда согласилась бы отказаться от сельскохозяйственной тематики, с которой начала осваиваться и всерьез увлеклась. Но все равно обиделась: как же так, Борис, с которым мы работали в свое время в молодежной газете и даже дружили, не предложил мне перейти в «Вечерку»! Он пригласил меня уже перед ее запуском и спросил: «Ты ведь не оставишь село, правда?». Как я теперь понимаю, он примерил ситуацию на себя: он бы село не оставил. И не стал меня искушать. И не стал рисковать: мой отказ оскорбил бы его, человека крайне самолюбивого. Однако тут же заказал мне статью для первого номера новой газеты. Любую, какая напишется, на мое усмотрение.
В первый номер «Вечерки» я не попала. Напечатали во втором. Это была неожиданная для меня самой зарисовка о кино, которое снималось тогда в нашем дворе, на углу улиц Короленко и Торговой. Выглянула в кухонное окно и увидела киношную возню, с какими-то бутафорскими снарядами «детской площадки», которые осваивали наши дворовые дети, явно переигрывая детей-актеров. Да, фильм снимался детский, не помню, как он назывался. Наш двор был в полном кайфе, когда там появилась актриса Ольга Аросьева, знаменитая Пани Моника из любимого народом телевизионного «Кабачка «13 стульев».
На пенсию вышла, как положено было, в 55. Борис предложил любой вариант: внештатно, на договор или в штат его газеты. Тематику он предпочитал ту же, ставшую уже крепко моей — сельскую. А у меня в то время тяжело больна была мама — после инсульта, так что разъезжать по области не получалось. Он пообещал свою машину, когда это будет возможно. Так и сотрудничали. Благо, у меня к тому времени наработаны были надежные источники информации в районах области, в исполкомах, в селекционно-генетическом и сельскохозяйственном институтах. Иногда перепадала редакционная машина для «выскочить в колхоз»... И однажды, вернувшись из сельской командировки, услышала «по секрету» от Люси Федоровой, бессменного нашего секретаря, что Борис Федорович зачислил меня в штат — собственным корреспондентом. С 1 января 1987 года.
Мне замечательно работалось с редактором Деревянко в замечательном коллективе «Вечерней Одессы». О, я тогда была еще не самой старой из сотрудников. Были живы ребята постарше — доброй памяти Дмитрий Петунин, Аркаша Межиковский, земля им пухом. Работали красивые и талантливые женщины — Ира Пустовойт, Юля Женевская, Оля Ильницкая. Кажется, Игорь Божко уже стал художником «Вечерки». Пришла совсем молоденькая Лариса Бурчо, нынешний редактор. И главное, на неизменном своем месте была Людка, Людмила Гипфрих, самая близкая, как теперь понимаю, моя подруга. Мы много лет работали с ней в одной «конторе», а потом и жили в одном доме. И во все почти двадцать лет моей жизни вне Одессы встречались летом на отдыхе. Никак не могу привыкнуть к мысли, что ее уже нет.
Когда мои родные уехали в Израиль, я тоже решилась на выезд. Борис узнал об этом не от меня — я не собиралась скрывать своих намерений, но соответствующая инстанция опередила с информацией. Он начал разговор сердито. Я, тоже неслабый демагог, перебила его простеньким вопросом: «Боря, когда ты был у своей мамы, в Ивановке?». Засопел. Покраснел. Понял. Понял, что оставаться одной в этой жизни, в это время мне никак невозможно. Проворчал только: «Приедешь в свой Израиль, пропишешься там — и давай обратно на работу. Мы тебе комнату снимем в хорошем общежитии».
На календаре был май 1994 года. Мне уже не грозили разборки с проклятиями по месту работы и проживания. Проводили по доброму, устроив «отвальную» в кабинете Бориса Федоровича. Я пригласила кое-кого из своих героев сельскохозяйственной ориентации. Получила звание Человека года совместно с группой ученых и специалистов, создавших агрегат для переработки молока на месте, в хозяйстве. Увезла с собой вечеркинского керамического Оскара — вот он и сейчас передо мной.
Я уже писала об этом, но повторю: в тот роковой для всех нас день,11 августа 1997 года, я была одна в съемной квартире — свою гостью Людмилу Гипфрих отправила на экскурсию в Иерусалим. И тут звонок из Одессы, сообщение Доры Дуковой: убит Борис Деревянко. Нет, не ранен — убит... Оставаться с этой жуткой новостью один на один было невмочь. С кем поделиться, не звонить же на маршрут Люде, пусть остается в неведении до вечера... Звоню Давиду Шехтеру, журналисту и писателю, бывшему юнкору «Комсомольской искры». А у него как раз в тот день, в 16 часов, выход в эфир на русскоязычном радио. Так в Израиле сообщение об убийстве одесского Редактора прозвучала раньше, чем в Киеве и Москве.
...В приемной городской поликлиники ко мне, услышав фамилию, подошел очень немолодой человек. Представился: врач-терапевт, работал когда-то вместе с мамой Жени Голубовского, в своем одесском прошлом постоянный читатель «Вечерки». Помнит мои «Сельскохозяйственные обозрения для городского читателя».
— Вам это было интересно читать? — спросила.
Ответил, что просто необходимо — ведь наша жизнь тогда во многом зависела от урожаев, надоев, привесов.
Вот уж, не ожидала услышать такое в Израиле.
С юбилеем вас, коллеги и читатели. Спасибо, что помните.
Белла Кердман. Фото Олега Владимирского