|
|
   |
В статье «Отберите орден у Бандеры» («Известия в Украине», 10 апреля 2010 г.) историк и политолог Кость Бондаренко пишет: «Степан Бандера — это особый тип революционера. В русской революционной традиции подобных революционеров называли «нечаевцами» — по имени Сергея Нечаева. Нечаевцы — это особо циничный тип революционных деятелей, требовавших безграничного централизма и повиновения, признававших культ силы и вождизм». Это абсолютно точное определение психологического типа Бандеры. Образ Нечаева увековечен Ф. Достоевском в романе «Бесы». Бандеровщина — это украинская бесовщина.
Национализм Бандеры и его соратников был настоен на писаниях Дм. Донцова. Тот, в свою очередь, основную терминологию заимствовал у Шопенгауэра, Ницше, Сореля. Основными категориями донцовского интегрального (всеохватывающего) или волевого (воинственного) национализма являются: «воля к власти», «творческое насилие», «воля нации к жизни и экспансии», «управляющая воля инициативного меньшинства», «безоглядность и решительность в действии», «романтизм и аморальность». Седьмой пункт «Декалога украинского националиста» гласит: «Будь готов без колебаний совершить любое преступление, если этого потребует польза дела». И оуновцы не колебались. У них было присловье: «Треба кровi по колiна, щоб настала вiльна Україна». Террор стал их основной тактикой борьбы за свободу. Они ставили своей задачей подавить жестокостью и беспощадностью не только врагов украинства, но и украинское население, эту пассивную, слабовольную, не имеющую высоких целей и идеалов борьбы массу. Посредством террора, развращающего душу страхом и смертным грехом убийства, вино освобождения переработалось в уксус неконтролируемой ненависти к «врагам нации». Это неизбежное качественное превращение националистов в бесов и состоялось в годы Второй мировой войны.
По утверждению украинского историка из диаспоры О. Субтельного, «в начале 1930-х годов, кроме сотен актов саботажа и десятков случаев «экспроприации» государственных фондов, члены ОУН организовали более 60 покушений и убийств». В этой связи К. Бондаренко пишет: «Иногда террористические акты поражают своей нелогичностью. Покушение на маршала Пилсудского во время посещения им Львова — это понятно. Убийство комиссара львовской полиции Чеховского — тоже понятно. Но вот убийство талантливого поэта-«младомузовца», любимого ученика Ивана Франко Сидора Твердохлиба (только за то, что тот выступал за консенсус между поляками и украинцами) — непонятно. Убийство одного из защитников украинских интересов в польском парламенте сенатора Тадеуша Голуфко — не понятно. А были еще и подготовка покушения на митрополита Андрея Шептицкого и на одного из виднейших деятелей украинского движения Ивана Крушельницкого!».
Почему же «непонятно»? Все как раз понятно и логично. Нечаев «для дела революции» клеветал на Бакунина, чтобы подтолкнуть его к отъезду из Парижа в Россию. Бандеровцы убивали тех, кто мешал им радикализировать борьбу с Польшей. Надо было убить всех сторонников польско-украинского диалога, чтобы этот диалог стал невозможен. Что касается Шептицкого, то не может польский граф возглавлять украинскую церковь. По определению — не может! Это все равно что еврей возглавит гестапо. Так думал Бандера и... ошибался. В годы войны они найдут «порозумiння».
Вопрос: кем должен быть человек, написавший следующий «текст»: «Народе! Знай! Москва, Польща, Мадяри, Жидва — це Твої вороги. Нищ їх! Ляхiв, жидiв, комунiстiв знищуй без милосердя!..»? Ответ: этот человек должен быть Героем Украины, поскольку слова эти взяты из обращения новоявленного «Героя Украины» Степана Бандеры, которое распространялось во Львове 30 июня 1941 г.
На Нюрнбергском процессе заместитель начальника 2-го отдела абвера (абвер-2) полковник Эрвин Штольце показал: «...В октябре 1939 года я с Лахузеном привлек Бандеру к непосредственной работе в абвере. По своей характеристике Бандера был энергичным агентом и одновременно большим демагогом, карьеристом, фанатиком и бандитом, который пренебрегал всеми принципами человеческой морали для достижения своей цели, всегда готовый совершить любые преступления». Подобные характеристики вождю ОУН/б давали и другие высокопоставленные офицеры и генералы рейха, курировавшие бандеровцев. Они «просчитали» Бандеру и посадили его «на цепь» до поры до времени. В конце 1944 г. такое время настало. В книге «С кем и против кого воевали украинские националисты в годы Второй мировой войны» Виталий Масловский пишет: «...в октябре 1944 г. Бандера встречался не только с генералом СС Бергером, но и с самим рейхсфюрером СС Г. Гиммлером. Об этом уже многократно писали разнообразные авторы. «Потребность вашего вынужденного пребывания под мнимым арестом, — сказал Гиммлер Бандере на «встрече», — вызванная обстоятельствами, временем и интересами дела, отпала. Начинается новый этап нашего сотрудничества, более ответственный, чем раньше».
Немецкий историк Норберт Мюллер отмечал: «Фашистские органы все больше старались извлечь выгоду из своего альянса с буржуазными националистами. Учитывая тот факт, что открытое сотрудничество с оккупантами лишь еще более дискредитирует их в глазах населения, на заключительной стадии оккупационного режима стали применять более утонченные маневры». «Мученик» Бандера был нужен немцам как знамя, как символ, как миф. Он все равно не играл никакой практической роли в УПА. Зато многие обманулись на счет УПА, веря, что она сражается против немцев. Советское командование одно время вынашивало идею об объединении всех партизанских движений западноукраинского края на антигитлеровской основе. Ю. Шевцов считает: «УПА оттянула не менее 50 тысяч человек мобилизационного потенциала советских партизан. Если бы на Западной Украине действовали весною 1943 г. не 20-30 тысяч партизан, а за счет такой мобилизации — до 100 тысяч, тыла бы у немцев «не было». Вот зачем немцам был нужен «мученик» Бандера.
Националисты являлись непосредственной опорой немецких фашистов на Украине. От этого фундаментального вывода никуда не деться.
Никакой газетной площади не хватит, чтобы опровергать мифы, а то и просто откровенную брехню о «героической борьбе ОУН-УПА в годы Второй мировой войны», которыми заполонили современную украинскую историографию историки-националисты и выползшие из щелей «мемуаристы». Но есть центральный миф, которым они особо дорожат: якобы они сражались одновременно аж на два фронта — и против немцев, и против Красной Армии. «Маленькая проблемка» заключается в том, что их войну против вооруженных сил двух гигантов никто не заметил. Это и понятно: очень трудно себе представить, что состоявшая из малочисленных, плохо вооруженных отрядов УПА могла бросить вызов вермахту и Красной Армии одновременно. Соотношение сил было примерно таково: один вояка УПА с винтовкой против 250 хорошо вооруженных солдат вермахта и Красной Армии, имеющих к тому же артиллерию, бронетехнику и авиацию. К многочисленным порокам руководителей ОУН-УПА полнейший идиотизм не принадлежит. По своей модели УПА была именно партизанской армией и решала задачи, которые свойственны партизанам.
«Можно спорить, — пишет Юрий Шевцов, — насколько УПА была творением немцев, а насколько — самостоятельным творчеством украинских националистов фашистского толка. Если признать, что УПА — это в основном плод украинского радикального национализма, тогда все равно придется признать, что воевать с немцами весною 1943 г. УПА не могла и ей это не имело смысла. Созданные в феврале — марте 1943 г. отряды УПА не имели потенциала к штурму немецких гарнизонов в крупных городах. Эти отряды были относительно небольшими. Их вооружение было не приспособлено к штурму и удержанию городов. Политически захватывать города для УПА смысла не имело, ибо устоять перед лицом Советской Армии, которая бы воспользовалась антинемецкими действиями УПА, украинские националисты не могли. Единственная стратегия, которая была оправдана для УПА в этот момент с точки зрения ее идеологии, — партизанская война. По сути, УПА сдерживала в интересах немцев закрепление советских или, в крайнем случае, польских, союзных тогда советским, партизан в труднодоступных болотисто-лесистых районах Полесья и Волыни, вблизи стратегически важных транспортных артерий».
По далеко не полным данным, гитлеровцы передали УПА 700 орудий и минометов, около 10 тыс. пулеметов, 26 тыс. автоматов, 72 тыс. винтовок, 22 тыс. пистолетов, большое количество боеприпасов и военного имущества. Если УПА воевала с немцами, то, вероятно, последних нужно признать идиотами, поскольку вооружать воюющих против себя — это и есть признак идиотизма.
Чтобы закрыть вопрос о пресловутой борьбе на два фронта, приведу слова самого С. Бандеры. В 1948 г. в брошюре «Слово к украинским националистам-революционерам за границей» он подвел итоги борьбы своей организации в годы войны: «...наша линия действия была четка: неотступное отстаивание ее — готовность к тесным взаимоотношениям и к общей войне против большевистской России и только против нее...».
Почему же все-таки взаимоотношения между немцами и бандеровцами некоторые объективные авторы характеризуют как «непростые, «непонятные», «парадоксальные»? Действительно, начиная с Акта провозглашения украинского государства 30 июня 1941 г., немцы давали понять украинским националистам «их место». А последние — «не понимали», не хотели этого понимать. Обращаю внимание на книгу воспоминаний Я. Стецько, которая называется «30 июня 1941». Во вступительном слове к ней сам творец украинского интегрального национализма Дм. Донцов назвал Акт 30 июня «волей рыцарей абсурда». По мнению Донцова, это была похвала инициаторам этой акции. В начале своей книжки Я. Стецько обижается, что его и его соратников называют фашистами, а они только пытались «навязать взаимоотношения с немецким государством как возможной вспомогательной силой в нашей борьбе против России». Назвать гитлеровскую Германию «вспомогательной силой» — это действительно абсурд! Мечтать о создании самостийного украинского «бантустана» внутри германского «тысячелетнего рейха» — это, безусловно, абсурд. Невероятное самомнение, неспособность взглянуть в лицо реальности и ослиное упрямство — таковы симптомы душевной болезни лидеров ОУН/б, которую немцы пытались лечить, впрочем, безуспешно, шоковой терапией. Бандеровские вожди упрямо позиционировали себя в качестве равноправных союзников фашистской Германии в то время, когда им указывали на их место пособников, обслуживающего персонала для выполнения охранных, карательных и просто палаческих работ (вроде расстрельных команд в Бабьем Яру), чтобы поменьше подвергать моральному разложению собственные войска. Кстати, братья Бандеры пострадали именно по причине неадекватности своего брата. Они были арестованы и брошены в концлагерь Аушвиц (Освенцим) в октябре 1943 г. по приказу губернатора Галичины группенфюрера СС Отто Вехтера. Это была его гневная реакция на открытое письмо руководства ОУН-бандеровцев в октябре 1943 г. В этом письме бандеровцы заверяли, что, как и ранее, остаются верными союзниками гитлеровской Германии и сделают все возможное, чтобы война закончилась «немецко-украинской победой». А в конце письма они непозволительно зарвались, перейдя на упреки и даже угрозы в адрес руководителей рейха за то, что те не разрешили им стать властью на украинской территории.
Идейные наследники рыцарей абсурда достойны своих кумиров. Правда, им пришлось довольствоваться всего лишь музеем советской оккупации. А вот если бы фюрер в годы войны дал свое разрешение, то они давно бы уже потребовали, по примеру их латышских коллег, привлечь ветеранов Великой Отечественной войны к суду за то, что они в составе Красной Армии в 1944 г. «оккупировали незалэжную украинскую державу». Андреич им бы в этом не отказал.
Продолжение следует.
Геннадий Гребенник. Профессор Одесского национального университета им. И. И. Мечникова