Тавромахия, или кавалеры Смерти. Часть II

Продолжение. Начало здесь.

2. Гордая Мора

«Ну, и как оно тебе?» — полюбопытствовал Висенте, когда мы ехали домой с мадридской Пласа де Торос.

Ну-у... как умела, я сформулировала. Тут психофизика такая. Склад личности. Вот рождает же природа людей, которым жизненно необходим избыток адреналина и которых неодолимо тянет флиртовать со смертью. Нет, даже так: со Смертью с большой буквы, пафосно. Альпинист взбирается на неприступные вершины, и не в связке, а в одиночку. Спелеолог, подводник лезут чёрт-те куда: не из научного интереса, но из спортивного азарта. Они говорят: «Там так красиво». Мне жаль их, если они не способны увидеть красоту вокруг себя в нормальной, безопасной, обстановке. Нет, дело — в экстриме: в распростертом над тобой незримом крыле Смерти. Всякий раз, одолевая смертельную опасность, человек создает минутную иллюзию собственного бессмертия.

Да, — возразят противники корриды, — но они подвергают опасности только себя и никого не убивают. Допустим. Но отчего дамы всех времен и народов неравнодушны к военной форме? Отчего у вас сердца замирают от восторга при виде военного парада? О, во всех этих игрищах — любовный вызов, брошенный Смерти. Бессознательное и неодолимое тяготение. Где возникает тень Смерти, там несказанно обостряется и сексуальное влечение в противовес ей. Ага, «Эрос и Танатос». Вот дамы и обмирают при виде мундира. А уж в институт профессии военного это входит как базовая составляющая: убивать и быть убитым.

И давайте договоримся: покуда вы на «Привозе» выбираете парную телятину или аппетитный подчеревок, не говорите мне о варварстве корриды. Не люблю ханжества. Коррида — явный рудимент раннеантичных языческих религий, но уж это иное дело. Первоначальный смысл — жертвенное заклание — в ней редуцирован, заглушен, искажен... но настаиваю: не выхолощен. И бой корриды — да, поединок на равных. В раннеантичные времена в жертву приносили как Быка, так и Царя-жреца.

Тореадор — это уже предельный случай психотипа волокиты за Смертью. Тореро — галантный кавалер Смерти. А Смерть, она, как Поэзия, баба капризная: чьи-то ухаживания проигнорирует, а кому-то вдруг да и ответит взаимностью. В тореадоров и женщины влюбляются, как в гусар. Я вот не сумела бы. Мой любимый Сент-Экзюпери не любил тореадоров: эти подвиги представлялись ему лишенными духовного содержания, в архетипы он не вникал. Мой любимый Гарсиа Лорка — матадоров воспевал. Коррида была для него органичной составляющей испанской культуры и традиции, испанского национального мифа. Осуждать корриду мой язык не поворачивается. Хотя и любителем ее я не стану.

...Вот эти все дела, неисповедимо как понимая друг дружку, ибо не такой я еще ас в испанском языке, мы обсуждали, сидя прошлой весною в баре местечка — «пуэбло» — Мора. Наш друг Педро живет в Море, и он записной фанат корриды.

Мора, в числе прочего, знаменита тем, что дала Испании звездного матадора Евгения Вийарубиа — Эухенио де Мора, 1975 года рождения. Его розовый «капоте» красуется в этом баре на стене, и его родной дом мне показали. В июле нынешнего года звезде не свезло: на корриде Сан Фермина его поддел рогом бык, — правда, слегка, так что «эль дьестро», «искусник», обнаружил кровоподтек лишь вернувшись в гостиницу. Интернет-источники прилагают фотографию момента: э, костюмчик был изрядно попорчен! Костюмы матадоров — это такие невообразимо дорогостоящие прикиды, что, в случае травмы, не столько себя, сколько костюма жалко.

«В результате забега быков в испанской Памплоне в 2016 году получили травмы несколько десятков человек. В прошлом году во время забегов быков погибли семь человек», — сообщает фоторепортаж. И — хоть вы фейсом об тейбл бейтесь: традиция! В прошлогодние молодецкие бега горсовет вбухал около 2 миллионов евро. Ну, а когда еще и культура освятила диковатый простонародный обычай (тореро — те хоть профессиональные пажи бесстрастной «Дамы Зари», а тут обычные безбашенные горожане сдуру бросаются под копыта быков), — вот же вам: «Город Памплона прославился на весь мир после публикации романа Эрнеста Хемингуэя «И восходит солнце». Впервые побывав на празднике Сан-Фермин в 1923 году, знаменитый писатель регулярно посещал его до 1959 года».

Кстати, быка, с которым тореадор проводил тренировку, на боевую арену не выпустят. Бык, в отличие от человека, вторично на грабли не наступает. После первого же сеанса «дразнения» он поймет, что наподдать надо не застящей свет тряпке, а тому, кто ею машет. Есть, стало быть, и в стаде быков счастливчики, выигрывающие в лотерее Жизни.

...В августе прошлого года Эухенио де Мора компенсировал неудачу триумфом на мадридской Пласа де Торос: виртуозный смертельный удар шпагой в бычий загривок принес матадору трофей — бычье ухо. Ухо быка для матадора — вроде медали «За отвагу». Посвященные корриде издания ведут счет этим взятым в боях ушам, как футбольные обозреватели — забитым голам. Да и неспециальные СМИ в стороне не остаются: «Всегда отрадно отрезать бычье ухо в Мадриде, и еще приятнее чувствовать поддержку и признание монументальной арены «Лас Вентас» с той силой, как в воскресенье почувствовал это Эухенио де Мора», — одобрительно пишет столичная «El Mundo».

А еще у матадоров есть обычай посвящать быка перед решающим, смертельным раундом (длительность, напомню, расписана по секундам). Кому посвятил, перед тем станет на арене у барьера и бросит оземь шапку. Беда, если шапка упадет подкладкой вверх: дурная примета!..

Нет, ну, они, безусловно, игроки по своему складу. А коррида — праздник глубоко игровой, карнавальный. Это, помнится, Михаил Михайлович Бахтин отмечал. Все образы и символы европейского карнавала — из неистребимого древнего язычества. И центральный образ карнавала — Смерть, в средневековье — непременно беременная. Выигрывая бой, тореро заново рождается. А она, его Дама... «Я не повелеваю — я повинуюсь», — говорит Странница, Дама Зари, в пьесе А. Касоны. Вы догадываетесь, конечно, Кому. А Он — Жертва, закланная до начала мира. Его же оружие — Время.

...В таких барах, в котором мы сидели, выставлены афиши и буклеты коррид, реквизит и костюмы матадоров, а со стен смотрят всепонимающими стеклянными очами трофейные бычьи головы о лунных рогах. На стенах фотоколлажи — так сказать, житие матадора, от босоногого детства до демонстрации героических шрамов на госпитальной койке. Будущего тореро усаживают на лошадь трехлетним, а в семь лет он начинает тренировки. Профессия тореро чаще всего наследственная. Оставив арену подобру-поздорову, тореадор обычно становится фермером и разводит диких быков. На арену быка выпускают с подробным объявлением: имя, возраст, вес и на чьей ферме был выращен.

А Педро очень понимающе закивал мне, когда я высказалась в том смысле, что матадор — это не профессия и не искусство, но Судьба. Планида. Участь. «El destino» по-испански. Ухажер Смерти.

Но как не рассказать вам попутно и о пуэбло де Мора? В милой моему сердцу Ла Манче плюнуть остерегись: в артефакт попадешь. Да и вообще плевать под ноги тут не принято, в затерянных испанских селениях чистота стерильная. Итак, Мора: возможно, ведет историю еще от римлян, но в летописи впервые зафиксирована в 927 году от Рождества Христова. Название означает — то ли ягоду шелковицы, а то ли обстоятельство, что было это местечко приданым некоей мавританской княжны: «мавр» — «моро». В окрестностях — развалины замков. «Замок Черных камней» на ближних холмах, тот точно был мавританским. А чуть подалее на одиноком взгорке — замок Сида. Того самого, литературно-киношного: первого военного коменданта Толедо, отвоеванного христианами у мавров в 1085 году.

В местечке примерно 10500 душ населения, и Мора знаменита как центр агрикультуры Кастилии Ла Манча, особенно своими оливковыми плантациями и, стало быть, маслом, а также красным терпким вином из маленьких приватных винокурен. Посреди города — бронзовая группа, в натуральный рост: памятник семейству сборщиков оливок. Прошлым апрелем мне повезло попасть на традиционный Фестиваль оливы, на который съезжаются из многих областей Испании.

Субботним вечером население от мала до велика высыпало на улицы и в бары, все как один были одеты в старинные сизые блузы сборщиков оливок, с шейными платочками. Такие, сборчатые, вроде той, которую Лев Толстой носил. Ох, богемный, доложу вам, фасончик, в самый раз к джинсам, и жутко мне такую блузу хотелось, но... праздник пришелся на воскресенье, магазины были закрыты: католическая страна. В воскресенье был парад повозок и сельхозтехники, разубранной ветками оливы, расписанной веселыми лозунгами. Шли ослики и мулы в нарядной сбруе. Ехал на платформе кованный из железяки Дон Кихот. Женщины оделись в кастильские народные костюмы, повязавшись мантонами — бахромчатыми шалями, расшитыми шелковой гладью, цветочным узором...

А вообще-то, мне говорили, идеология общества потребления дала и в Испании свои злые плоды: все меньше людей хотят работать на земле, и молодежь бежит из селений, хотя по степени цивилизационного комфорта любой Богом забытый испанский пуэбло ничем не отличается от Мадрида. Вот не хотят пахать, привыкли получать готовое, и это несмотря на неслабый кризис!..

...Еще одна достопримечательность Моры — местная церковь, реконструированная в XVI веке, после того как сгорели деревянные перекрытия. Отчего сгорели? О, это памятное событие: трагедия восстания «комунерос». «Комунидад» по-испански — то же, что у нас «громада»: сообщество, община. В апреле 1521 года почти три тысячи человек — повстанцы, их женщины, дети, — были заперты в этом храме Нашей Девы Вышней Благодати войсками императора Карла Пятого и сожжены заживо.

Есть в Толедо площадь Падийя. Справившись, для первого раза, в словаре, узнаю: «сквородка». Гм... ну, если в городе есть площадь Кексовой Печи, то отчего же не быть и Сковороде, тем более, что этот открытый пятачок в жару плюс пятьдесят, наверное, напоминает раскаленную сковородку. В ответ на мои соображения рассмеялись и сказали, что площадь названа именем народного героя Хуана де Падийя, Ивана Сковороды, по-нашему, поднявшего восстание городской общины против Карла Пятого, но потерпевшего поражение и обезглавленного. Тридцатилетний комендант Толедо, дворянин Хуан Падийя подбил массы простонародья на восстание, когда в 1520 году император Карл Пятый сильно поприжал горожан военными налогами. Бунт, как видим, плохо кончился для зачинщика, а уж для жителей Моры, расположенной в 30 километрах от Толедо, — сугубо. Сегодня испанцы скептически относятся к историческим инициативам «народных заступников»: какие, мол, там права городской громады, просто толедский комендант за власть боролся, жаба его давила, что на испанский престол сел австрияка Габсбург, Карлос Первый для Испании и Карл Пятый Священной Римской империи, сын Филиппа Бургундского Прекрасного и Хуаны Безумной.

После смерти Хуана Падийя его супруга, графиня Мария Пачеко, еще год отбивалась от императорских войск в осажденном королевском замке — Алькaсаре, затем ей удалось бежать в Португалию. С площади Падийя сбегает улочка, названная ее именем. А Хуан Падийя таки зачислен в герои легенд, поэм и драм, и пару лет назад на площади ему поставили памятник.

Однако же надо заметить, что в результате трагического восстания император умерил свои фискальные аппетиты и на городские вольности больше не покушался. А вы тут говорите — «вольный город»...

На памяти сегодняшних стариков — трагическое событие меньшего масштаба, но, если помножить его на аналогичные прецеденты по всей Испании... словом: в Гражданскую войну 1936—1939 гг. в Море, классовая борьба в которой была лютой, «левые», они же «республиканцы», вывели священника того самого храма Девы Благодатной прямо с мессы, поставили к храмовой стенке и расстреляли. В храме висит «расстрельный список». Во множестве церквей и соборов Испании вывешены эти скрижали — каменные плиты с высеченными на них, столбцами, именами священников, убиенных революционной братией.

А в Море, в пасторальной селянской Море, среди мирных олив, по сей день, так мне сказали, в семьях жива память: чей дед — чьего деда — убил в 1936-м — 1939-м...

«Это период мрачный, горький, с обилием жестокостей, совершенных обеими сторонами. В Испании дискуссии и историография являются сильно политизированными», — отметил год назад в интервью ИА REGNUM профессор истории Мадридского университета Хавьер Самора Бонилья. В прошедшем 2016 году исполнилось 80 лет с момента начала Гражданской войны в Испании.

Но мой рассказ — о мифе Испании, да и кому пошел впрок чужой горький опыт?..

Окончание следует

Тина Арсеньева. Фото автора