|
|
   |
Новая книга поэзии под неожиданным названием «Желтые стихи» («Optimum», 2009) принадлежит авторству одессита Владимира КОВБАСЮКА.
Как истинный преподаватель философии, Владимир Степанович, создавая авторское же предисловие к сборнику, попытался вступить в диалог с самим собой: «Начнем по порядку. Вопрос: «Где вы взяли эти стихи?». Ответ: «Нигде!». Вопрос второй: «Ну, хорошо, если вы взяли эти стихи, как вы говорите, «в нигде», то, по всей видимости, вы подразумеваете, что вы их написали. Тогда скажите, пожалуйста, как вам это удалось?». Ответ: «Никак!». Что означает мое «Никак»? Да никак я их не писал! Просто они сами пришли мне в голову. Я их не просил. А откуда они пришли? Ниоткуда! Это как раз и означает, что пока они не пришли ко мне в голову, они и были в нигде! Другими словами, в нашем случае мы являемся просто свидетелями факта самозарождения чего-то из ничего, или из нигде».
Однако, как заметил другой, не столь лукавый поэт, «из ничего не выйдет ничего». Образный внутренний мир автора, классическое историческое образование диктуют множество интересных ассоциаций. О том, откуда что взялось, лучше всего говорят такие строки: «И пусть я по призванью не пророк, / не прорицатель и не Божий вестник, / тем паче, не земной его наместник, / а просто собиратель букв и строк, / пока что исполняю свой урок, / который мне судьбой на время задан». Или так: «Я не поэт, лишь говорю стихами. / Я просто жизнью сложенный куплет».
Название «Желтые стихи» подсказало стихотворение «Желтизна»: «Что-то в желтизну меня заносит! / В жизни явно желтый перекос. / Желтый дом удачи не приносит, / равно как и пара желтых роз...». Автор то минималистично, избирательно лиричен («Небом высветлен взор. День избавлен от склок и хлопот. Как костлявый узор, на коленях покоятся руки»); то избыточно сыплет лихо закрученными оборотами и неологизмами («Народ подумает, что пьяный идиот / в сердцах изображает Мельпомену. / Он тут же жалостно тебя мельпомянёт, / расставив бодро знаки препинанья, / и, в общем, правильно трагедию поймёт / в пределах своего образованья»).
Изысканный глагол «мельпомянуть» — не единственное изобретение Владимира Ковбасюка. Вот, например: «Я теперь, друзья, стихушник. / Уважайте стервеца! / Как какой-нибудь домушник, / Стырю где-то два словца...». Или названием цикла стихотворений — «Погляделки».
Эпиграфом ко многим стихам, навеянным образами античности («Эпистола Траяну», «Новый эзопизм», «Аргонавтика», «Меморабиле диктум», «Портрет Демокрита», «Диоскуры») могла бы стать такая строка Владимира Степановича: «Благодаря Кириллу и Мефодию я подвизаюсь в качестве Вергилия». Мощный культурный авторский слой доминирует над трезвым, лишенным иллюзий подходом к примелькавшимся словосочетаниям: «Щадите первородство метрополий — Афин, Венеций, Гавров и Бристолей! Взгляните/ лучше через океан — / там есть нестарый Новый Орлеан, / там есть Нью-Йорк и даже штат Нью-Джерси, / и много всяких им подобных версий. / А превратить Одессу в Южную Пальмиру / не светит даже мощному буксиру»...
Но к чему впадать в цитирование? Лучше взять в руки эту симпатичную книгу и узнать, что бы автор сказал самому себе, если бы был знаменитым конем Буцефалом (а также Росинантом и Вельянтифом); как могут вдохновить классические китайские поэты, герой романа Лоренса Стерна Тристрам Шенди, а также философ Кант вкупе с какой-нибудь макакой и Яшкой-таракашкой...
Мария ГУДЫМА.