|
В Одессе творятся странные дела. Журналистка, игнорируя известный совет дедушки Крылова, берет на себя роль судьи. Она рассматривает дело о нарушении моего авторского права театром Перуцкого и выносит вердикты. Правда, в отличие от настоящего судьи, она не интересуется фактами. В отличие от настоящего судьи, она апеллирует не к закону (подумаешь, нарушили закон! — стоит ли обращать внимание на такую мелочь), а к эмоциям. В отличие от настоящего судьи, она забыла непреложный юридический принцип — «выслушай и другую сторону», ни разу не обратилась ко мне и (по причинам, о которых можно только догадываться) пишет свои статьи исключительно под диктовку г-на Перуцкого.
Напомним читателю, о чем идет речь. В течение многих месяцев в театре Перуцкого в Одессе незаконно исполнялась моя пьеса (режиссер Роман Гай), что и вызвало мой протест. По мнению журналистки, следовало не затевать «бессмысленную тяжбу», а сразу прийти к компромиссу. Но она прекрасно знает, что именно это и было предложено г-ну Перуцкому и что у него было достаточно времени на обдумывание этого предложения. Он же предпочел не давать никакого ответа и не выдвинул никаких встречных предложений. Г-н Перуцкий неоднократно заявляет в статьях М. Гудымы, что был бы рад «искать пути возможного примирения с автором», однако никаких шагов в этом направлении он не предпринял. Кого же надо обвинять в «бессмысленной тяжбе»? А. В. Перуцкий говорит, что «готов пригласить в Одессу драматурга за свой счет, показать работы коллектива» и т. д. Пока я никакого приглашения не получал, однако хочу сказать, что тоже уважаю Александра Владимировича, не таю против него никакого зла и ценю его поддержку разных театральных проектов, что не часто встречается в наши дни.
Далее. Журналистка полагает, что мне надо было «отечески попенять» любителям. Но я до сего дня не знаю ни телефона, ни электронного адреса постановщиков, и, тем более, актеров, а им мои координаты были известны задолго до постановки.
М. Гудыма обвиняет меня в чрезмерной алчности и самолюбии. Но хотя мои пьесы поставили более ста любительских коллективов, я не требовал денег ни с одного из них, и она это знает. Я и сейчас не преследую для себя никакой личной выгоды.
Вообще, вся статья журналистки, к сожалению, построена на разжигании эмоций по известным штампам: жадный драматург смеет предъявлять претензии к бедному «кружку любителей». Но почему «бедный кружок» на деле называет себя «Театром на Канатной»? Почему он в течение года давал публичные платные спектакли по моей пьесе (и давал бы еще долго, если бы его не остановили)? Почему он без разрешения изменил ее? Кто мешал ему спросить разрешение на постановку (электронная почта денег не стоит)? Жаль, что М. Гудыму не удивляет подобная «этика» бедных энтузиастов. Напротив, ее возмущает попытка автора защитить свои элементарные и неоспоримые права.
Суть ее советов заключается в том, что обворованный должен ходить по «Привозу» и искать вора, чтобы отечески ему попенять. Сама она, впрочем, пеняет автору вовсе не по-матерински, а, напротив, жестко выговаривает ему, не останавливаясь перед оскорблениями, и приписывает ему мысли, которые он никогда не высказывал. Журналистке, взявшей на себя роль судьи и уже определившей дело как «бесперспективное» (оно действительно бесперспективно для нарушителей закона), кажется, что закон плох, потому что, видите ли, «закон всего лишь отражает сегодняшнее состояние общества». Она, вероятно, не осведомлена, что положения об авторском праве определены не «сегодня», а еще в 1886 г. Бернской конвенцией об охране литературных и художественных произведений, к которой Украина присоединилась 25 октября 1995 г.
Закон, давно принятый всем цивилизованным сообществом, плох лишь для тех, кто предпочитает ему беззаконие. Вообще, слово «закон» у нас до сих пор многие воспринимают, выражаясь словами Салтыкова-Щедрина, «заметно перекосивши рыло на сторону». Что касается «сегодняшнего состояния общества», то оно было бы намного лучше, если бы некоторые журналисты не пропагандировали с такой страстью пренебрежение к закону. М. Гудыма все время противопоставляет закон и «здравый смысл», предполагая, очевидно, что это две вещи несовместные. Действительно, зачем спрашивать драматурга, когда можно просто без разрешения присвоить его произведение, искромсать пьесу, переврать фамилию, не поддерживать с ним никаких творческих контактов, а если ему это не понравится, то его же обвинить в бессердечии, алчности и сутяжничестве.
Высокообразованная журналистка значительную часть статьи посвящает рассуждениям о качестве спектакля, о приличном названии пьесы, о том, сколько друзей и родственников присутствовало на представлениях и т.д. Но дело не в том, хорош спектакль «Театра на Канатной» или плох, дело в том, что они играли пьесу незаконно и изменили ее незаконно. Дело не в том, что они любители — между частным и любительским театром с точки авторских прав нет разницы. Дело не в том, сколько мест в зале — это не изменяет факта нарушения авторского права. Дело не в том, какое название пьесы более прилично — дело в том, что они изменили его без разрешения автора. Захотели изменить название — надо было спросить (и это не «якобы» нарушение закона, а просто нарушение, причем очень серьезное). Соблюсти закон очень просто и вполне под силу даже самому бедному театру. Может, дело в незнании? Это тоже не освобождает от ответственности, но режиссер Гай объяснил журналистке, что он «в искусстве с 1968 г. и знает, что такое авторское право». Вот и незачем было его нарушать! К тому же, как выяснилось из статьи Гудымы, режиссер Гай считает извинения перед автором «унижением».
В чем я полностью согласен с М. Гудымой — это «в заведомо неверном выборе пьесы для аматорских творческих поисков». Пьеса, о постановке которой идет спор, чрезвычайно сложна, тема ее весьма деликатна, соблазн скатиться к эпатажу и дурновкусию столь велик, что за нее явно не стоило браться неопытным исполнителям. Это и послужило причиной моего протеста. Если бы они спросили меня, я бы им рекомендовал другие свои пьесы или произведения своих коллег, более приемлемые для театра и зрителей на Канатной и имеющие не меньший успех. И это не стоило бы им не копейки.
Желание автора защитить свои права журналистке кажется бессмысленной дурью, которую надо просто игнорировать. Но я позволю себе с ней не согласиться. Я возглавляю Гильдию драматургов Петербурга (которые внимательно следят за этим процессом) и знаю, как часто нарушаются их авторские права — по мелочи или с размахом. Я знаю, как нелегко им защищать эти права на огромном географическом пространстве. Я знаю, что их интеллектуальная собственность повсеместно считается всеобщей, т.е. ничьей, а присвоение этой собственности нередко встречает поддержку со стороны некоторых журналистов, пытающихся оказать своими публикациями неприкрытое давление на суд. Но мы верим, что суд в своих решениях руководствуется законом и справедливостью, а не пристрастными мнениями и досужими статьями.
Валентин Красногоров. Председатель Гильдии драматургов Санкт-Петербурга