«Тихая» разведка Александра Калюты

На второй этаж он, несмотря на почтенный возраст (на днях исполнится 85), буквально взлетел. Мгновенно определив интересующего его человека, протянул сухонькую ладошку (говорят, в молодости был настоящим атлетом, мастером спорта СССР по легкой атлетике), но руку жал крепко, цепко держа ее в своей. А глаза, то посверкивали бешеным озорством, то становились колючими или деланно равнодушными (смотря по ситуации).

— Первый раз общаюсь с настоящим разведчиком, — признался я.

— Кто знает, кто знает… Тебе-то откуда знать? Он что, тебе представляться будет? Привет, я разведчик такой-то. Ха-ха. Для разведчика, знаешь, что самое важное? Язык за зубами держать, никому ничего не говорить.

— Ну, к вам это, как мне кажется, не относится.

— Мне можно. Уже тридцать лет, как не при делах, — хохотнул он.

Александр Иванович Калюта отдал внешней разведке более 25 лет. Награжден орденом Красной Звезды, отмечен знаками «За службу в разведке» (за номером 58!), «60 лет ВЧК-КГБ», «70 лет ВЧК-КГБ», удостоен звания «Почетный сотрудник КГБ СССР». Закончил службу в 1992 году в должности начальника первого отдела (внешней разведки) УКГБ УССР по Одесской области.

— Честно говоря, трудно представить вас, Александр Иванович, уходящим от погони с переодеваниями и оружием в руках.

— Ха! И не надо представлять. Потому что мое оружие здесь находилось, — он постучал пальцем по лбу. — Чтобы добывать научные, промышленные секреты для отечественного ВПК, мозги нужны, а не умение стрелять. Контакты заводить. И память хорошую иметь. Я на нее не жалуюсь. Мне, как и всему моему поколению, много чего пришлось пережить. Все началось с войны, оккупации.

— Сколько же вам тогда лет было?

— Я 36-го года рождения. 5–7 лет. Но помню все очень хорошо. Отец был призван в действующую армию в первые дни войны и провоевал в артиллерии до ее последнего дня. А мы с мамой остались в оккупации. До прихода немцев и румын во время бомбежек прятались в подвалах сельскохозяйственного института, потом — в Кирпичном переулке, там вход в катакомбы был. На наших глазах вражеские самолеты бомбили советские суда. Об этом даже вспоминать трудно.

— Какими запомнились оккупанты?

— У румын каруцы были, покрытые циновками. Помню, в кубанках зашли несколько человек в наш двор, развели костер и начали жарить кукурузу. А мы с пацанами забрались на крышу и начали в них камнями бросать. Такая паника поднялась! Они — стрелять, «храбрецы» такие. Но мы успели убежать. Некоторые заходили в дом и просили покушать. И люди их кормили. Это поначалу так было, а потом…

— Что потом?

— А вот что! Через две недели вывесили объявление: «Всем жидам в такое-то время идти туда-то». Их в Прохоровском садике собирали. Потом в Доманевку гнали. А в Одессе на месте нынешнего парка Победы глубокая балка была. Так евреев выстраивали, заставляли раздеваться и расстреливали, пока овраг не заполнили.

— И вы все это видели?

— Ну да! С ребятами в траве прятались. А с одеждой что делали? Собирали и относили в специальный пункт. Потом раздавали всем желающим.

— Неужели?

— Ты только не падай! Настоящее паломничество началось. Туда пустыми шли, а обратно с барахлом. Я это все своими глазами видел. Так что не надо идеализировать жизнь. В нашем доме, на Канатной, 91, в основном жили евреи. Поэтому могу говорить и на идише, и на иврите (правда, всего пару фраз). Так нашлась одна тетка, — выходила на балкон и указывала на соседей-евреев. Про нашу семью тоже кричала, что мы — коммунисты, что отец — офицер, и нас надо расстрелять.

— Как удалось спастись?

— Выручила другая соседка, немка по национальности (из переселенцев-колонистов), у нее еще и муж был румыном-бессарабцем. Вот она и уговорила оккупантов нас не трогать, поручилась за нас. И чуть было за это не поплатилась.

— Что же произошло, Александр Иванович?

— Во время оккупации я учился в 57-й школе, которая находилась напротив нынешнего облисполкома. Там неподалеку стояло здание, в котором располагалось какое-то консульство. Мы в этот двор ходили на качелях кататься. Так вот, под прикрытием консульства работала немецкая спецслужба, может быть, абвер. И кто-то, представляешь, это «консульство» обокрал! Не знаю, что там пропало, но шухер поднялся страшный. Всех начали таскать, в том числе и детей. В первую очередь детей, так как там обнаружился след от маленькой ступни. Тогда пронесло.

— Последовало продолжение?

— Это уже другой случай, чуть было не закончившийся для меня печально. В сельскохозяйственном институте (его, кстати, окончил мой отец) открыли госпиталь для раненых немецких военнослужащих. На свалке под окнами образовалась огромная гора бинтов и снятых гипсовых повязок. Мы, мальчишки, там рылись, надевали эти повязки на ноги вместо сапог. Там-то меня и сцапали немецкие санитары. В кабинете заставили раздеться, расспросили о здоровье, о семье. Сказал, что здоров, но все время хочется есть. Мне пообещали пачку галет и конфеты. И взяли кровь. Приказали молчать, иначе бросят в подвал с крысами, и родным не поздоровится. После этого за мной приходили еще неоднократно, раз 10–15, вплоть до освобождения Одессы в 1944-м. Каждый раз с трудом добирался обратно домой и долго спал. Так что я хорошую школу прошел, прежде чем очутиться на Бебеля.

— Прежде, чем связали свою судьбу с разведкой, прошло полтора десятка лет. Чем занимались в это время?

— Окончил 1-ю железнодорожную школу. Поступил в политехнический институт, на механический факультет. В отличниках не состоял, зато в спорте преуспевал. Норму мастера спорта выполнил. Был чемпионом Украины в беге на 110 метров с барьерами. А кто были мои лучшие друзья? Держись крепче — Рэм Корчемный и Володька Кацман! Знаешь таких?

— Еще бы не знать! Рэм Михайлович — заслуженный тренер Украины, воспитал одесских «звезд» Николая Трусова, Михаила Семенцова, Тамару Галку, Владимира Носенко. В 1974 году эмигрировал в США и подготовил нескольких олимпийских призеров. Во время приездов в Одессу мы неоднократно общались, он даже статью в «Вечернюю Одессу» подготовил. Ну, а Владимир Яковлевич Кацман — и вовсе легенда. Его лучший ученик — олимпийский чемпион Николай Авилов, этим все сказано. Во время олимпийского круиза в 1994 году жили с ним в одной каюте и продолжали встречаться вплоть до его последних дней. Брал у него интервью накануне 90-летия. Так вам, выходит, прямая дорога в спорт была определена!

–Ты думаешь? Возможно. Тем не менее, я, получив диплом о высшем образовании, пришел работать на завод «Стальканат» и к 28 годам дослужился до заместителя начальника цеха. Так что и на данном поприще мог добиться успеха. Но в 1964 году мне поступило предложение перейти на работу в органы госбезопасности, о чем никогда не жалел.

— К оперативной работе, наверное, не сразу подключили?

— Естественно. Сначала учился в контрразведывательной школе в Минске. Затем служил в управлении КГБ УССР по Одесской области в должности младшего оперуполномоченного. А по-настоящему почувствовал себя разведчиком после учебы в институте КГБ, который находился в ведении Главного управления Комитета госбезопасности, ответственного за внешнюю разведку.

— Так чем же вы занимались, Александр Иванович?

— Тем же, чем и наши противники из НАТО, — международным воровством научных и промышленных разработок.

— И как это происходило на практике?

— Ты что, серьезно хочешь, чтобы я тебе всю систему выложил? Да ни один из моих источников ни разу раскрыт не был! Расскажу в общих чертах. У меня были люди, которые занимались наукой и техникой. Умнейшие люди! Доценты, кандидаты наук, доктора, профессора. А находили мы их в среде зарубежных студентов, аспирантов. Наши ребята-стажеры, выезжая за границу, тоже устанавливали контакты. У меня была связь с представителями фирм, где разрабатывались новые образцы вооружения. Так общими усилиями добывали, например, сведения научно-технического характера, представляющие огромную ценность для флагмана отечественного ракетостроения днепропетровского завода «Южмаш». Для завода электронно-вычислительных машин в Северодонецке удалось достать документацию особой важности.

— За информацию дорого приходилось платить?

— Когда как. Директору высшего технического университета в одной из стран НАТО я долгоиграющие пластинки с классической музыкой привозил. Другой чудак в Австрии увлекался метеоритами. Так мне Владимир Платонович Цесевич, ученый с мировым именем, директор обсерватории Одесского государственного университета имени Мечникова, несколько осколков презентовал. Надо было видеть состояние австрийца, когда я ему передал ценный для него груз. Некоторым платили, и хорошо платили. Другим создавали благоприятные условия для развития бизнеса. Так, от одного японца получили американские программы, они их только начали разрабатывать. Наши технари, получив их, прыгали до потолка.

— Ясно, к стрельбе и погоням ваша служба никакого отношения не имела. Но случались же экстремальные ситуации?

— Да сколько угодно! Из ФРГ, например, необходимо было переправить важный груз через Кильский канал. Нужно было выбрать судно для его доставки, проработать легенду о цели пребывания сухогруза в иностранном порту, разработать отвлекающие маневры и точный заход на место в ночное время, обеспечить скрытность. И вот, в нейтральных водах вся команда занялась… рыбной ловлей. Прокатило! Все шло по плану, но сломался кран, и тяжеленный ящик с образцами техники для нашего подводного флота пришлось втаскивать на руках (потом при шлюзовании тоже пришлось помучиться — такая махина была). Но это еще не все. Впопыхах забыли вложить в ящик документацию. Скажу честно: еще то испытание для нервной системы! Однако через несколько часов документы были переправлены на борт во время стоянки в другом порту.

— Как же вам удалось доставать такие важные сведения?

— А вот так, покрутил вокруг головы и достал! Не просто сидел на месте, давая указания.

— Значит, поездили по свету?

— Европу хорошо прошерстил. Даже в Сингапур судьба забрасывала. Там китаец — феноменальный человек — на нас работал. Установили с его фирмой хорошие контакты, помогли материально, и он такую информацию давал, что будьте здоровы.

— Как же вам удавалось по миру путешествовать?

— А под прикрытием. Числился помощником председателя облисполкома, начальника Советского Дунайского пароходства. А службу закончил в звании полковника.

— Везение — важный фактор в вашей работе?

— Со счетов сбрасывать его, конечно, нельзя. Но главное — знания, выдержка, умение нестандартно мыслить. Знаешь, когда мне больше всего повезло? Когда не пошел в последний рейс «Адмирала Нахимова», хотя меня уговаривали. На меня, не сомневаюсь, лодки бы точно не хватило.

— Вам в 1992 году было всего 56 лет. Неужели молодому государству не понадобились ваши знания, опыт?

— Выходит, не понадобились. И пошел я работать слесарем по ремонту технических средств и объектов гражданской обороны грузового района порта «Южный». 4-й разряд имею. Обидно, конечно. Мог бы пользу стране принести, да и пенсия, скажу прямо, не соответствует моим заслугам перед Отечеством. Но, повторюсь, ни о чем не жалею. Служил Родине честно, немало пользы принес. В 70-80-е годы мне по работе неоднократно приходилось бывать в рейсах по Дунаю. Как-то в круизе с немецкими туристами разговорился с пожилой парой. Мужчина, как оказалось, участвовал в войне и после тяжелого ранения проходил лечение в том самом госпитале в Одессе, где я не по своей воле вынужден был быть донором. Возможно, в его артериях течет частичка моей крови. Если это так, то, как сказала его жена, оба будем жить долго и счастливо.

Анатолий Мазуренко