|
|
   |
Воистину, в благословенный день будущий отец возлюбленной и адресата стихов Пушкина Франциск Ксаверий Браницкий впервые прибыл в Санкт-Петербург. Интересно, с каким чувством пересек этот родовитый, но, по сути, обедневший польский шляхтич Нарвскую заставу? И случались ли в тот день в городском небе знамения? Ксаверий, ежась от мороза, вряд ли мог вообразить, что мрачноватый с виду город и неожиданный зигзаг судьбы подарят ему небывалые удачу и богатство.
Русско-польская война, как известно, начиналась с любовных страстей Екатерины и посаженного с годами на трон ее волей польского короля Августа Станислава Понятовского. В то время императрица и написала о нем циничную фразу: «Из всех искателей престола он имел меньше всех прав и, следовательно, больше других должен был чувствовать благодарность…».
Красавица-немка задолго до коронации ловко прихлопнула незадачливого поляка крепким капканом пылких чувств. О том, что ей удалось без особого труда вылепить из Станислава политического подкаблучника, говорят возвышенные строки из мемуаров «соломенного» и последнего короля Речи Посполитой.
В один день все открылось, и незадачливого Понятовского, «музыканта князя», как он представлялся охране, схватили и взашей спустили с лестницы. И он покатился по ступеням, как по клавишам рояля, сопровождаемый ехидным смехом супруга-рогоносца своей пассии. Вскоре Станислав вернулся в Россию «на коне» — в качестве посланника Речи Посполитой при русском дворе, рассчитывая не только на сердце молодой императрицы, но и на ее руку, но встретил холодный прием. Увы! Преданные огласке связи были царице не по чину.
И все же, любвеобильная Екатерина улучила момент, чтобы отблагодарить Понятовского. За время своих любовных похождений императрица утвердилась в традиции щедро одаривать своих любовников при расставании, чтобы осадить горький привкус разлуки, а то и с целью держать их на коротком поводке. И в один из дней преподнесла Понятовскому сказочный подарок — не миллионы и поместья, как в случае с Платоном Зубовым, а…польский трон, правда, в придачу с послом-ментором Репниным.
Как раз в самый разгар пылких августейших страстей в Петербурге оказался Франциск Ксаверий Браницкий и судьба подарила ему блестящий шанс — знакомство с будущим польским королем Станиславом Августом Понятовским, тогда личным секретарем английского посла Вильямса в Северной Пальмире. Оба поляка, находясь на неприветливой чужбине, стали добрыми приятелями, гася тоску по родине на пирушках, балах и в охотничьих вылазках. Дружба с будущим королем помогла Ксаверию войти в доверие и к той, кому Понятовский вскоре будет обязан своей короной, — будущей Екатериной Второй, а тогда еще Великой княгине Екатерине Алексеевне.
После восшествия на престол, Екатерина внезапно пожаловала Браницкому орден Св.Александра Невского. Просто так, по дружбе, на память о совместных вечерах, проводимых в веселье и праздности. Ну и чтобы оценил Ксаверий размах царской милости! Тот, безусловно, ордену обрадовался и стал вспоминать, чем же заслужил столь высокую награду. И вскоре успокоил свою совесть простым доводом — ведь он не раз на цыпочках крался по дворцовым коридорам, чтобы передать царице очередную любовную записку, предвкушая восторг юной красавицы Екатерины!
Доказав себе свою полезность в любовных делах Станислава, он вмиг прозрел, окончательно поняв, что судьба избрала его своим баловнем. После того, как Станислав Август Понятовский обрел польский трон, награды посыпались на Ксаверия как из рога изобилия. Приятель короля стал возвышаться в карьере с головокружительной быстротой. Похоже, что в мировой истории ни до, ни после Браницкого не наблюдалось подобного счастливчика!
Только в течение одного дня Ксаверий Браницкий стал первым генерал-адъютантом короля. А уже на утро…произведён в генерал-лейтенанты коронных войск. Еще через две недели, к католическому Рождеству, Браницкий получает придворный титул подстолия королевства, а сразу же после праздника в дар лакомый кусок — ни много, ни мало должность старосты Пшемысльского!
Такой шаг иначе, как легкомысленным поступком короля и назвать нельзя! Возможно, с годами сам Станислав даст своим необдуманным щедротам должную оценку, но будет уже поздно. Хитромудрая любовница Станислава, склонная к интригам, в мгновение ока оценила далекую перспективу такого дара как земля вблизи центра ее империи.
В этом же году в жизни Браницкого состоялось другое важное событие — король Станислав Август по предложению императрицы Екатерины, за подавление восстания, вошедшего в историю как Колиивщина, пожаловал Франциску Ксаверию Браницкому богатое Белоцерковское староство. Теперь и вовсе вся недвижимость Браницкого оказалась под боком у Екатерины. Земля и украинские крестьяне явно перевешивали звание генерала литовской артиллерии и ловчего королевства, ордена св. Станислава и Белого Орла, определив политические предпочтения Браницкого на годы вперед.
Екатерина удовлетворенно потирала руки. В результате тонкого расчета в польских землях наметилась надежная опора! И с тех пор Франциск Ксаверий сделался Ксаверием Петровичем. Отчество стало очередной маской, прикрывающей истинные взгляды пана Браницкого.
Своих старших дочерей Ксаверий отдал за поляков и саму идею русских претендентов на руку младшей Елизаветы с завидным постоянством подвергал обструкции. Софья Браницкая, известная впоследствии своей благотворительностью, вышла замуж за Артура Станислава Потоцкого. Ее сестра Екатерина — за Константина Сангушко, а после его смерти — за Станислава Потоцкого. Все королевские щедроты и благодеяния Ксаверий в одночасье забыл и даже сделался главой оппозиционной партии, призвавшей в Польшу екатерининских гренадеров. Совесть не запретила ему такой сомнительный с моральной точки зрения поступок. Да и как ему быть союзником короля обреченного государства после встречи с самим Григорием Потемкиным?
Светлейший князь Потемкин и сам положил глаз на польские имения и подыскивал добровольцев, способных отстаивать его интересы на политической сцене. Отношения по принципу «ты — мне, я — тебе» дошли до такого состояния, что потребовали подтверждения каким-нибудь ритуальным поступком. Клясться на крови компаньоны не стали, а скрепили дружбу женитьбой Браницкого на племяннице Потемкина — безупречной красавице Александре Энгельгардт.
Пятидесятилетний жених мгновенно понял все выгоды предложенной партии и закрыл глаза на отношения Потемкина с Александрой, давно уже попавшей в «гарем» князя. Как и ожидал гетман Браницкий, дядюшка и именитые родители преподнесли жениху богатое приданое — шестьсот тысяч рублей серебром и крупные земельные владения, через время уже приносившие доход до двух миллионов рублей. Племянниц своих, а по совместительству любовниц, светлейший, как известно, любил безмерно и абы за кого замуж не отдавал. Да и приданого отвалил немало! С бюджет густонаселенного города!
Здесь, правда, есть одно уточняющее «но». Фельдмаршальский мундир, пожалованный императрицей светлейшему любовнику за взятие Измаила, тянул на все двести тысяч! Невеста, несмотря на разницу в возрасте с претендентом на ее руку, браку не противилась, соблазненная чином статс-дамы и, как девушка неглупая, понимала, что брачный союз, безусловно, имел и политические цели. Екатерина на досуге объяснила своей подопечной, что такие семейные узы ведут к сближению между русскими и польскими дворянами.
После свадьбы Александра поднялась при дворе на самую высшую ступеньку. Об этом говорит и тот факт, что даже вместе со своей сестрой Екатериной попала в свиту вельмож, сопровождавшую императрицу в знаменитом путешествии в Тавриду.
Наученная жизнью Александра оберегала свою дочь Елизавету от светской распущенности, и сама решила подыскать ей мужа, и не какого-нибудь светского шалопая, а человека, способного обеспечить Лизе достойную жизнь и положение в обществе.
Первая встреча Елизаветы Браницкой с будущим супругом графом Воронцовым состоялась в Вене, когда ей едва исполнилось двадцать. Между молодыми людьми возникло внутреннее сопряжение — Елизавета не могла не пленить Воронцова своим очарованием. Молодой генерал держал паузу и не спешил делать ей предложение. Его сдерживали два обстоятельства. Оба связаны с отцом Елизаветы. Убежденному англоману Воронцову не пришлись манеры бывшего польского гетмана и, кроме того, граф опасался, что родство с польским магнатом навредит его карьере, к тому времени складывающейся безупречно.
Так что не без колебаний согласился Воронцов на брак с «полькой» Елизаветой, одной из богатейших европейских невест своего времени. Лишь спустя несколько лет, после смерти Ксаверия Браницкого, Воронцов решился на этот шаг. Елизавете шел тогда двадцать седьмой год. После свадьбы в Париже, где посаженным отцом Елизаветы стал герцог Веллингтон, в письме к графу Ростопчину, начальнику отца, служившему российским посланником в Лондоне, новоиспеченный муж почти торжественно поклялся не допускать к государственным делам ни одного поляка.
Брак оказался очень выгодным в плане объединения капиталов двух семейств. И Александра Браницкая, обожавшая Воронцова почти как любовника, дала дочери щедрое приданое, что позволило Воронцову удвоить свое состояние. При этом зять недолюбливал тещу.
Елизавета вела активную жизнь, многие годы возглавляла благотворительное общество для помощи нуждающимся и сиротам. Любила устраивать увеселительные действа. И на сцене, и на публике Елизавета очаровывала всех своим остроумием, легкой моложавостью, имела множество поклонников, среди которых самым пылким числился поэт Пушкин. Но амурные чувства «солнышка» русской поэзии, вопреки слухам, предметом его воздыханий так и не были взяты в расчет. Елизавета использовала поэта как ширму для ее серьезного романа с поручиком Раевским, сама того не желая, направив гнев супруга на наивного соискателя ее взаимности.
Да и сам Раевский ловко втерся в доверие к Пушкину, и в нужный момент помог отправить его на саранчу. Можно представить, какое унижение испытал сочинитель изысканной любовной лирики, отправленный двумя соперниками на борьбу с сельхозвредителями. В этот момент Александр Сергеевич понял, что доброжелательность супруга его возлюбленной стала путем в ловушку.
Генерал-губернатор в итоге узнал о связи супруги с Раевским и избавился от друга ее сердца. Его тоже выслали из Одессы — за разговоры против правительства. По воспоминаниям современников, Воронцов умел выждать удачное время для мести, усыпив бдительность жертвы. Вот так и возник образ «полуневежды». Но и «полумилорд» в долгу не остался. «Нельзя быть истинным поэтом, не работая постоянно для расширения своих познаний, а их у него недостаточно», — так отозвался Воронцов о поэте в одном из писем. Такая формулировка послужила одной из мотивировок отставки поэта с государевой службы. Да он и сам понимал, что чиновник из него никудышний.
Желая добра самому Пушкину, Воронцов разумно полагал: в другом месте, где стихотворец будет иметь возможность больше заниматься, а не бездумно прожигать жизнь за карточным столом в компании одесской «золотой» молодежи, это поможет ему стать «отличным человеком».
Поводом для отсылки поэта из Одессы стали разные обстоятельства, в том числе и отчет о саранче — «летала, летала, села, все поела и улетела», вызвавший добрый смех Воронцова, в чем он сам признавался друзьям.
Графиня Воронцова прониклась к Пушкину глубоким чувством уважения. И когда поэт покидал Одессу, подарила ему золотой перстень-талисман, защиту от неудачной любви с надписью на иврите, давая понять поэту, что искренне сожалеет из-за причиненных ему душевных мук и желает отвратить его от подобных переживаний на всю жизнь.
В обществе ее часто называли Элизой, возможно, и потому, что графиня слыла искусной музыкантшей. Она имела свой портативный орган и считалась одной из первых в России исполнительниц на этом инструменте. А на рояле для разминки иногда наигрывала знаменитую бетховенскую пьесу-багатель, легкую и романтичную, уносимую морским бризом далеко за пределы дворца. С помощью своей подруги Ольги Нарышкиной, в девичестве Потоцкой, часто собирала балы, ставила спектакли. Во время одного из них граф и положил глаз на лучшую подругу своей жены.
Семейная жизнь Воронцовых не была гладкой, неверностью страдали оба супруга. И все же, пара прошла по жизни, сохранив привязанность, помогая и поддерживая друг друга во всех начинаниях. Став наместником на огромной территории Кавказа и Крыма, уже стареющий Михаил Семёнович с неизменной помощью супруги решал сложнейшие вопросы сполна насыщенного противоречиями Кавказа. На Елизавете Ксаверьевне лежала вся канцелярия, и она уверенно вела дела князя.
Графиня, несмотря на подчеркнутую в ее облике женственность, дамой была решительной и деловитой, неотлучно находилась при муже во всех местах службы, а иногда, проявив недюжинную смелость, сопровождала его в инспекционных разъездах.
Став вдовой и навсегда покинув светское общество, графиня продолжала благотворительную деятельность, в общей сложности пожертвовав на благо Одессы три миллиона из личных сбережений. Вот самые приметные адреса ее благотворительности: сиротский дом для малолетних, школа для глухонемых, женское общество призрения нищих, лечебница для беднейших одесситов, а также Александровский детский приют, богадельня для сердобольных сестер.
Уже в преклонном возрасте она была удостоена ордена Святой Екатерины. Но, как оказалось с годами, лучшей и желанной наградой для Елизаветы Ксаверьевны служили сочинения отвергнутого ею поэта.
Юлий Шарабаров