|
|
   |
Во Всемирном клубе одесситов состоялся вечер, посвященный памяти ушедшего из жизни четыре года назад краеведа и искусствоведа Сергея Шевелёва. В апреле ушел, в апреле и родился — ныне ему исполнилось бы 75 лет.
В клуб с инициативой о проведении этого вечера памяти обратилась Елена Игоревна Жерновая, педагог училища имени М. Грекова, считающая себя ученицей Сергея Шевелёва. А Евгений Голубовский, который знал Шевелёва с самых первых его публикаций, выступил организатором и ведущим вечера.
Сергей Шевелёв был, мягко говоря, человеком неудобным. Он задавал «неприличные» вопросы, и вместо ответа на них его выгоняли с очередной работы. Началось с вопроса, куда делась решётка Воронцовского дворца, уникальная по своей декоративной выразительности, — вопрос прозвучал, с подачи Шевелева, со страниц одесской молодежной газеты «Комсомольская искра», а затем и московского издания. А ведь, по некоторым сведениям, она перекочевала на дачу первого лица области! Скандал был полный...
Помню, как Сергей водил меня во дворик краеведческого музея и показывал стоящие там бронзовые головы. Эти отрезанные головы произвели на меня страшное впечатление. Сейчас все видят их уже в составе целостного памятника Екатерине в центре города, за восстановление которого Шевелев ратовал во времена, когда это выглядело почти как антисоветская деятельность.
Ещё одна трудность в восприятии деятельности С. Шевелёва заключалась в том, что нельзя было понять, кто он по своей политической окраске. Русофил? Или украинский националист? Потому что ратовал за возрождение разгромленного музея «Степова Україна». И, к тому же, очень интересовался творчеством украинского художника Ростислава Палецкого, погибшего при странных обстоятельствах. Художника подлинно народного — не по званию, которого у него не было, а по духу его творчества. Но точно так же Сергей Шевелев вопрошал и о том, куда делись сокровища из музея еврейской культуры, — и ратовал за возрождение этого музея. Словом, его интересовала культура Одессы, которая не может рассматриваться как замкнутая в мононациональные рамки.
Ещё одна заслуга С. Шевелёва — издание монографии о Михаиле Жуке (в соавторстве с И. И. Козиродом), предприятие, бывшее в те годы невероятно трудным. Значительно позже, уже уйдя из художественного училища, Шевелев написал и издал историю училища, в которой откровенно прочертил этапы его подъёма и упадка. Это ещё более усилило трагическое одиночество, в котором Сергей в последние годы жизни оказался. Но он издавал работы полузабытого выдающегося искусствоведа Н. П. Кондакова, лекции профессора М. И. Мандеса, многие другие книги, в том числе и сборник своих эссе «Будущее, или... оглядываясь назад», — всё это, с помощью иеромонаха Николая Пустовита.
...На вечере во Всемирном клубе одесситов присутствовали вдова искусствоведа, сын, специально прилетевший из Москвы. Много лестных слов сказал академик В. П. Уренёв, один из создателей Одесского архитектурно-художественного института. А известный коллекционер Тарас Максимюк поделился почти детективными подробностями создания монографии о Михаиле Жуке. Мыслями и воспоминаниями о Сергее Шевелёве делились преподаватели художественного училища Владимир Полнобродский, Елена Жерновая и автор этих строк.
Присутствовали на вечере и доктора наук Инна Голубович и Оксана Довгополова — их заинтересовала фигура Н.П. Кондакова, выдающегося теоретика искусств и художника, академика двух академий — наук и художеств, петербуржца, два десятка лет отдавшего преподаванию в Новороссийском университете и одесской Рисовальной школе. Разговор был интересный и важный. Как его обобщение в моём сознании родилась фраза, которую я и вынес в заглавие статьи. На следующий день из неё, как из зерна, выросло стихотворение. Надеюсь, что оно уместно.
Мы должники тех, кого уже нет.
Живы — ушедших не забывая.
Словно от звёзд, уже сгинувших, свет —
Тонкая, хрупкая нить световая.
Если мы тех, кого нет, должники —
не соблазнить новизною событий!
Жить бы, случайностям вопреки,
Крепко держась за конец этой нити.
Это и впрямь Ариаднина нить,
Из лабиринта бессмыслицы выход.
Нечто вручили — изволь сохранить.
Сделал предшественник вдох — ну, а выдох
Делаешь ты. Ибо жизнь — это связь,
Это порука душ круговая:
Вовсе не быта вселенская смазь
И не успеха дорога кривая!
Пусть на экране призрачный бред —
Мы ещё что-то соображаем.
Ибо в долгу мы у тех, кого нет.
Помним. Храним. Дорожим. Продолжаем.
Илья Рейдерман