|
|
   |
Этот небольшой двухэтажный особняк стоит в Одессе за Строгановским мостом на пересечении улиц Греческой и Юрия Олеши. Построен он в незапамятные времена, и на его фасаде, со стороны Греческой, до сих пор видна табличка, написанная старой русской орфографией с твердым знаком: «Домъ Трапани».
До революции дом принадлежал богатому судовладельцу Трапани. В книге «Ни дня без строчки» Юрий Олеша писал, что мальчиком, живя на Карантинной (при Советской власти — Лизогуба, сейчас Юрия Олеши), он каждый день по дороге в гимназию проходил мимо дома Трапани, возле которого с раннего утра уже толпились морские люди...
С этим домом у меня связано много воспоминаний.
Здесь жил известный всей припортовой Одессе старшина водолазов Иван Афанасьевич Медведев. После освобождения города от фашистских оккупантов он работал со своими водолазами по подъему затонувших в Одесской бухте судов. И когда по утрам шел на работу, за ним бежала ватага ребят, которым он покупал на расположенном у портовых ворот базарчике всевозможные сладости.
А до войны в этом доме жил мой школьный товарищ Витя Садовников. Я любил приходить к нему делать уроки. Потом мы взбирались на чердак, откуда был виден порт, Воронцовский маяк и дымившие на рейде пароходы.
Мечтая о море и дальних плаваниях, мы смастерили из найденного на чердаке ржавого колеса штурвал, установили перед чердачным окном и, представляя, что находимся в рулевой рубке океанского лайнера, вращали этот штурвал, отворачивая от встававших в нашем воображении по курсу лайнера рифов.
Квартира, в которой жил Витя, была коммунальной. Жил Витя с бабушкой. Родители его были репрессированы, и о них он говорил мало. А вот о соседке, которая плавала судовым врачом на пассажирском теплоходе «Крым», говорил постоянно.
Звали ее Тамара Васильевна. Детей у нее не было. Жила одна и, плавая на пассажирском судне по Крымско-Кавказской линии, всегда привозила Вите из Батуми апельсины и мандарины, которых в Одессе в те времена не было. А если изредка их и продавали, то за ними выстраивались огромные очереди.
Как-то я пришел к Вите, и его бабушка показала мне газету, где рассказывалось об их соседке. В море она сделала пассажиру неотложную операцию, которая спасла человеку жизнь.
А когда началась война, Витя с бабушкой, благодаря Тамаре Васильевне, эвакуировались на «Крыме» из осажденной фашистами Одессы.
После освобождения города от фашистских оккупантов я приходил в дом Трапани в надежде встретить Витю. Но в их квартире жили другие люди. На мои расспросы о бывших жильцах они лишь пожимали плечами. Так что Витю и его бабушку я никогда больше не встречал.
Не было в этой квартире и Тамары Васильевны. Позже случайно я узнал о ее судьбе. Но говоря о ней, нужно рассказать и о теплоходе «Крым».
В декабре 1941 года на подходе к Новороссийску теплоход был торпедирован немецкой подводной лодкой. На его борту были женщины и дети, которых «Крым» вывозил из осажденного Севастополя.
Хлынувшая в пробоину вода начала затапливать машинное отделение. Палубная команда во главе со старпомом стала заводить на пробоину пластырь. Но пассажиров охватила паника. Схватив детей, женщины бросились к шлюпкам. Началась давка. И если бы не судовой врач, неизвестно, чем бы это кончилось.
Бегая по шлюпочной палубе, Тамара Васильевна сумела успокоить обезумевших женщин и дать возможность морякам спустить шлюпки на воду.
К поврежденному судну подошли теплоход «Ворошилов» и ледокол «Торос». Спустив и свои шлюпки, они начали снимать с «Крыма» пассажиров.
Благодаря быстрой заводке пластыря «Крым» остался на плаву. Но двигаться своим ходом не мог. И когда все пассажиры с «Крыма» были сняты, «Торос» взял его на буксир и повел в Новороссийск.
От беспрерывных бомбардировок Новороссийск был окутан дымом пожаров. Когда «Крым» стал к причалу, начался очередной налет вражеской авиации. Одна из бомб взорвалась рядом с теплоходом, повредив капитанский мостик.
Теплоходу нужен был серьезный ремонт. И было принято решение отбуксировать его на судоремонтный завод в Батуми. В Новороссийске для защиты города в помощь частям Красной Армии со всех стоящих в порту судов начали сходить на берег моряки, формируясь в отряды морской пехоты. Сошли на берег и моряки «Крыма». На судне осталась только небольшая часть экипажа, чтобы обеспечить переход теплохода до Батуми.
Тамара Васильевна тоже осталась в Новороссийске, став врачом отряда морской пехоты, в который вошли члены экипажа ее судна.
Немцам не удалось взять Новороссийск. Они были уже на его окраинах. Захватили цементные заводы. Но войти в город не смогли. Героическая оборона Новороссийска поразила мир отчаянной храбростью и стойкостью его защитников...
Тамара Васильевна не участвовала в боях на «Малой земле». Отряд морских пехотинцев, в котором она была врачом, защищал подступы к нефтегавани, куда особенно стремились немцы.
Моряки оборудовали для Тамары Васильевны медпункт, куда приносили раненых. Рядом рвались мины, снаряды. Медпункт — вырытую за линией окопов землянку — трясло от взрывов. Заволакивало дымом, гарью. Но в забрызганном кровью халате Тамара Васильевна делала свое дело, словно была не в двух шагах от поля боя, а в довоенном море, в лазарете теплохода «Крым».
Однажды ей притащили раненого немца. Вражеские позиции были так близко от позиций защитников города, что ночью какой-то немецкий солдат, отправившись то ли за водой, то ли еще за чем, вместо своих попал к советским морякам.
Услыхав, как с бруствера посыпалась земля, и увидев спрыгнувшего в окоп немца, кто-то из моряков, крикнул: «Фрицы!» и выстрелил. Но поняв, что «фриц» всего один, к тому же ранен, его доставили к Тамаре Васильевне.
— Вы не очень с ним возитесь, сдохнет, туда ему и дорога! — сказал притащивший немца матрос.
— Мы не фашисты, — резко ответила Тамара Васильевна. — Я окажу ему помощь. А там пусть начальство решает, какой дорогой его отправлять.
Немца, которого спасла от тяжелого ранения Тамара Васильевна, отправили в тыл. Может, и дожил он до конца войны в лагере для военнопленных. Но Тамара Васильевна не дожила. В землянку, служившую ей медпунктом, попал немецкий снаряд...
«Крым» не стал на ремонт в Батуми. Построенный в 1929 году по заказу Советского Союза в Германии теплоход имел главные двигатели фирмы «Крупп». При торпедировании двигатели были повреждены. Запасных частей не было, и ремонт «Крыма» был отложен на неопределенный срок.
В Батуми на «Крыме» расположилось эвакуированное из Одессы управление Черноморского пароходства. Так и стоял он до конца войны. Управление пароходства вернулось в Одессу. А «Крым», на котором так и не начался ремонт, был отбуксирован в Ялту, там на нем разместили школу юнг.
В Одессу теплоход притащили на буксире в 1946 году. Здесь он был поставлен на восстановительный ремонт, который длился десять лет! Вышел теплоход из ремонта в 1956 году. И первый рейс совершил в Испанию.
Я хорошо помню тот летний день, когда «Крым» уходил из Одессы в Барселону. Газета «Моряк», где я тогда часто печатался, поручила мне сделать материал о проводах теплохода. Пассажирами «Крыма» были испанцы. Те самые испанские дети, которых в 1937—1938 годах, когда в Испании шла гражданская война, привозили в Советский Союз, спасая от фашистских бомбежек.
Капитаном теплохода был назначен Михаил Иванович Григор. Я знал его еще до войны. Он часто приходил к кому-то в дом Трапани. Мы с Витей караулили его на улице. И когда он выходил из парадной и направлялся в порт, мы бежали за ним.
Высокий, в капитанской форме, с трубкой во рту, Михаил Иванович привлекал внимание прохожих. А что говорить о нас, мечтавших о море мальчишках!
Во время войны Михаил Иванович был капитаном парохода «Ян Фабрициус». Зимой 1942 года пароход вез в Новороссийск войска, когда начался налет фашистской авиации. От взрывов бомб пароход стал тонуть. Но Михаил Иванович так организовал спасение людей, успев высадить всех на шлюпки и спасательные плоты, что почти никто не пострадал. Сам капитан сошел с гибнущего парохода последним.
В 1949 году я плавал мотористом на пассажирском теплоходе «Львов». Капитаном был Григор. И когда мы подходили к месту гибели «Яна Фабрициуса», Михаил Иванович выходил на мостик, снимал фуражку, убавлял ход и давал три долгих печальных гудка...
В тот день, когда «Крым» увозил из Одессы испанцев, я видел Михаила Ивановича только издали. Он стоял на крыле мостика, с неизменной трубкой во рту, наблюдая за посадкой пассажиров. Хоть у меня и было удостоверение нештатного корреспондента «Моряка», но я понимал: поговорить с Михаилом Ивановичем не удастся. И стоя на причале, только наблюдал за проводами.
Сиял медными трубами духовой оркестр. Пионеры держали в руках транспаранты с приветственными надписями на русском и испанском языках. А с возведенной на причале трибуны выступала прилетевшая из Москвы генеральный секретарь Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури.
После Долорес Ибаррури было еще много выступавших, много добрых напутственных слов, много улыбок. И все же — проводы были невеселыми. Хоть пассажиры «Крыма» и отправлялись на родину, с которой были разлучены почти двадцать лет, но, став взрослыми, многие из них успели в СССР жениться и обзавестись детьми. Не все жены были согласны отправляться с мужьями-испанцами в неизвестность. Тем более в страну, где правил фашистский режим. Так что слез при отходе теплохода хватало...
Попал я на «Крым» лишь спустя несколько лет, когда теплоход плавал по Крымско-Кавказской линии. Михаил Иванович здесь уже не работал. Он принял в Германии новый пассажирский лайнер «Иван Франко», на котором долгие годы был капитаном.
Знакомясь с «Крымом», осматривая уютные салоны, где отдыхали пассажиры, я забрел в судовой музей. Там стоял макет теплохода в разрезе. А на переборках я увидел фотографии «Крыма» и членов его экипажа, работавших на теплоходе во время войны.
Фотографии членов экипажа теплохода, которые во время войны стали в Новороссийске бойцами отрядов морской пехоты, были снабжены их краткими биографиями. Там и увидел я фотографию судового врача Тамары Васильевны Поповой и прочитал о ней все, о чем рассказал выше.
Аркадий Хасин.
(Окончание следует).