|
|
   |
Детство писателя Александра Грина прошло в провинциальной Вятке, учился он слабо, зато упивался авантюрно-приключенческими романами, искренне веря, что мир создан для путешествий и полон счастьем и чудесами. У мальчугана, не ведающего реальной жизни, появляется непреодолимое желание стать настоящим моряком, он поступает в Одесские мореходные классы.
И вот шестнадцатилетний тощий и сутулый парнишка из российской глубинки отправился завоевывать мир. У него на все про все двадцать пять целковых в кармане и никакого представления о том, что его ждет. Зато хочется казаться взрослым и самостоятельным, этаким тертым калачом. Для этого и внешность подходящая — на нем болотные сапоги и широкополая шляпа. Маршрут такой: Вятка, Казань, Москва и, наконец, Одесса. Это блестящий город с европейским шиком достойно занимает четвертое место среди крупнейших и богатейших городов империи после Санкт-Петербурга, Москвы и Варшавы. Одесса недавно с размахом отметила свое столетие и продолжает выглядеть именинницей. Богатство города обеспечивается вывозом зерна: с каждого пуда хлеба взимается полкопейки, но этот пустяк при годичном экспорте 200 миллионов пудов оборачивается приличной суммой.
Сашу Гриневского поражает зрелище большого портового города с его ослепительно знойными улицами, обсаженными акациями. Гранитные мостовые, тротуары, мощенные лавой и морским камнем. Газовое освещение улиц в центре и керосиновые фонари на окраинах. Несколько лет назад город позволил себе израсходовать на сады, скверы и насаждения 28 тысяч рублей, деньги более чем солидные.
Первым пристанищем для паренька стал грязный номер в Афонском подворье за шестьдесят копеек в сутки. Здание существует и сейчас на Привокзальной площади. В тогдашнем путеводителе читаем «странноприимные дома при Пантелеймоновском и Андреевском подворьях служат для путешественников, отправляющихся на Афон и в Иерусалим, и вообще для неимущих странников». У нашего странника оставались два рубля с копейками и радужные надежды стать моряком. Он просто обязан поскорее увидеть море! «Я вышел на Театральную площадь, обогнул театр и, пораженный, остановился: внизу, слева и справа гремел полуденный порт. Дым, паруса, корабли, поезда, пароходы, мачты, синий рейд — все было там и всего было сразу не пересмотреть». Весь день Саша восхищается городом: «Удивляясь завитым зеленью террасам кафе, вынесенным на тротуар, магазинам с огромными окнами из цельного стекла; подолгу выстаивал я перед японскими вазами, фарфоровой китайской посудой, грудами серебряных часов, насыпанных на стеклянные полки, как картофель, рассматривал картины, костюмы, экзотические витрины, полные вещей из резной слоновой кости, дорогих шкатулок, тканей и оружия. Как наступили сумерки, я, надев свою широкополую шляпу, сошел со знаменитой «Дюковской лестницы» в порт, в легкие сумерки, обвеянные ароматами моря, угля и нефти. Я волновался и трепетал, словно шел признаваться в любви. Я дышал очарованием моря, полного чудес на каждом шагу, но все окружающее подавляло меня силой грандиозной живописной законченности; в ней чувствовал я себя ненужным — чужим».
Однако надежды таяли: в мореходные классы набор окончился, а за ученичество на судне полагалось платить. Одесса оборачивается изнанкой. Саша Гриневский продает на толкучке кое-что из одежды плюс болотные сапоги, перебирается в ночлежку, где обитают босяки и грузчики. И снова старый путеводитель сообщает о приюте на 700 человек внизу Ланжероновского спуска, где в качестве дополнительного сервиса предлагалась кружка чаю за одну копейку. Питается в припортовой «обжорке». «Борщ в фаянсовых мисках, с хлебом и требухой, отравленный красным перцем до слез в глазах и до ощущения в горле каленых углей, стоил шесть копеек; три копейки стоили макароны в бараньем сале, печенка или каша. С закатом солнца на Карантинной улице начиналось вечернее беснование. Среди вони подгоревшего масла, пьяных растерзанных женщин, собак, среди грязной брани и рева детей, вдоль тротуаров, на тумбах, у решеток подвалов располагалось рабочее население: грузчики, поденщики, босяки — с закуской и водкой».
А с утра снова безрезультатные поиски места на судне. Снова и снова он просился в матросы, кочегары или угольщики. Искал утешения в библиотеке, томился на скамьях бульвара. В публичной библиотеке, здание которой был построено в 1883 году, насчитывалось около 77 тысяч томов, там же находился музей истории и древностей. Для получения годичного читательского билета на бесплатное пользование библиотекой нужно было достичь 16 лет, указать имя, фамилию и местожительство. В музей вход был тоже бесплатный. Сегодня в этом здании археологический музей, а публичная библиотека размещается на ул. Пастера.
Парня не минуют и прочие беды. Он едва не тонет, плавая в шторм с внешней стороны мола, сам чудом спасается, но его небогатую одежду смыли волны. Теперь он ходит в лохмотьях и вдобавок мучается язвами на ногах от малокровия и недоедания. Приходится обратиться в лечебницу. Заметим, что недалеко, на Гаванной, 3, была лечебница для приходящих больных, где бесплатно и консультировали, и выдавали медикаменты. В городских же больницах, которых насчитывалось пять, лечение стоило 10 рублей в месяц, а на улучшенном содержании — 25. Впрочем, заразным больным лечение и медикаменты полагались бесплатно.
Грустно было бы описывать все мытарства Саши Гриневского, но подошли к концу и они — «мне, наконец, повезло. Старший помощник «Платона», парохода Российского общества транспорта, согласился взять меня учеником за плату восемь рублей пятьдесят копеек за продовольствие». Что это был за пароход? Всего их было четыре, однотипных судна, построенных в Англии, — «Димитрий», «Николай», «Петр» и «Платон». Они вошли в эксплуатацию в 1888 году. После ремонта на заводе Беллино-Фендерих «Платон» (с нашим юным моряком) ушел в рейс 7 августа 1896 года под командой капитана Вакхевича, имея 1000 тонн груза. Палубу заполнили многочисленные пассажиры, среди которых были и армяне-беженцы из Турции, где, по слухам, при погромах 1896 года вырезали не менее 100 тысяч человек. «Платон» шел круговым рейсом и посетил даже такие порты, где не было причалов, а пассажиров высаживали на шлюпках. На оплату питания во втором рейсе денег у Саши не было, но он как-то сумел убедить старпома, что восемь пятьдесят будут отцом присланы, и ему удалось остаться на борту. Следующий рейс «Платона», начавшийся 25 сентября, выдался тяжелым, со штормами и ранними холодами. Случились и дополнительные неприятности, когда команда стала поворовывать трюмный груз, попутно прикладываясь и к винным бочкам. В Одессу «Платон» вернулся 12 октября, и теперь уже с ним пришлось окончательно распрощаться. Дальнейшая судьба «Платона» печальна — он сгорел во время революционных беспорядков летом 1905 года.
А неудачливого моряка Сашу Гриневского снова ждала ночлежка, где нельзя было оставаться после восьми утра, холодная осень и скудное питание по принципу «Христа ради». Улыбнулась сомнительная удача — он нанялся на дубок «Святой Николай» с грузом черепицы на Херсон. Исполнял обязанности и матроса и повара, но в конце рейса хозяева заявили, что ему не только не причитается жалования, но набежал еще и долг двадцать копеек. Пришлось возвращаться из Херсона «зайцем» на колесном пароходике «Одесса», и там сжалившийся повар щедро накормил беднягу борщом.
Наступил период нехитрого заработка в одесском порту, где можно было подкормиться случайно (или не случайно) рассыпанными финиками, орехами, миндалем и даже апельсинами. Так миновала зима.
Весной 1897 года Саше Гриневскому удалось совершить рейс в Александрию на пароходе РОПИТа «Цесаревич». Судно было новое, построенное в Ньюкасле на верфи «Лесли и компания», вместимостью 2075 регистровых тонн. Развивало скорость 9 узлов. Командовал им капитан Берберов. «Цесаревич» прибыл из предыдущего рейса 12 марта, имея на борту 12 тыс. пудов груза и 91 пассажира. А 18 марта ушел в очередной рейс уже с новым матросом — Сашей Гриневским. И вот Александрийская круговая линия: на вторые сутки после Одессы — Константинополь, на четвертые — Афон, на пятые — Салоники, на шестые — Пирей, на восьмые — остров Хиос, в тот же день — Смирна, на двенадцатые сутки — Триполи, на тринадцатые — Бейрут, на четырнадцатые — Яффа, на пятнадцатые — Порт-Саид, на шестнадцатые — Александрия, там трое суток стоянка, после чего назад.
В Александрии юный моряк был убежден, что прямо за городом расстилается Сахара с ужасными львами. Но в реальности все оказалось значительно прозаичнее, что не помешало выдумщику рассказать на судне о своем романтическом приключении. Плавание заняло пять недель плюс один день. Следовательно, Саша вернулся в наш город 23 апреля, на чем и окончилась его морская служба, дальше он некоторое время жил продажей своих вещей и случайными заработками, а в середине лета вернулся в Вятку.
И вот что интересно: когда Саша Гриневский бедствовал в Одессе, изредка принимая помощь от случайных людей, здесь бывали писатели, болеющие за обездоленных. Это Бунин, Короленко, Куприн, с которым Грину, уже литератору, предстоит сблизиться и подружиться. Но просто не настало время.
Как бы то ни было, но морских, пусть не очень радостных, впечатлений юности хватило Грину, чтобы щедро их выплеснуть на страницы своих книг. А нам надо гордиться, что Одесса стала для будущего писателя открытием правды о морских буднях и о морской романтике.
Сергей Калмыков