|
|
   |
Обычно, когда пишут об одесской художнице Эсфири Серпионовой, начинают с конца, то есть с того, что в настоящее время она живет в Свято-Архангело-Михайловском женском монастыре, руководит монахинями, талантливо создающими произведения церковного искусства. Что в один прекрасный день круто поменяла свою жизнь, удалившись от мира, найдя себя в служении Господу, но продолжает учить студентов и проводить выставки, а зарплату преподавателя тратит на нужды монастыря, на художественные принадлежности.
И мы не уйдем от єтой тем, но начиналось все в этой судьбе большого художника с другого. В этой улыбчивой, доброжелательной, лучащейся душевным покоем и гармонией женщине жива маленькая девочка Фира Варшавская, появившаяся на свет во время войны в далеком Нижнем Тагиле. Трехлетняя крошка перенесла «золотуху» и потеряла зрение, мать везла ее на руках, стоя в теплушке, в Одессу, показать академику Филатову. Тот постановил: девочке нужны уколы алоэ. Сто уколов. А препаратов нет. Маме приходилось ходить за листочками растения к старушке, жившей на Пересыпи. На девяносто девятом уколе малышка прозрела и с тех пор смотрит на мир восхищенными глазами, умеет ценить то, что кому-то с высоты благополучия кажется элементарным. Для нее исцеление было чудом, определившим всю дальнейшую судьбу, судьбу художника.
В детском саду, прикоснувшись к серо-зеленоватым шарикам глины (на первый взгляд они напоминали манную кашу), которые воспитательницы приносили для занятий по лепке, ощутила радость творчества. Уже в восемь лет она умела мастерски вырезать по дереву. А в пионерлагере, где выдавали в избытке карандаши и краски для изготовления стенгазет, плакатов, ощутила себя по-настоящему счастливой, тогда же научилась делать роскошные карнавальные костюмы из бумаги.
— Мама дружила с художниками, один ее друг подсказал, что нужно отдать меня в художественную школу, — вспоминает Эсфирь. — Я пошла туда, записалась, взяли меня сразу во второй класс. Общеобразовательная школа была тогда платной с определенного класса, но, помню, как раз это отменили. И вдруг в художественной школе плата за месяц стала платой за полгода, такая удача... Для нашей семьи это было важно. На конкурсе детского творчества в 1958 году моя фигурка Золушки, которая трет блюдо, получила премию. Фигурка эта была вылеплена в пластилине. А в художественном училище я получила специальность скульптора, это было всесторонне, например, нам преподавали экономику керамического искусства, чтобы мы понимали технологию. Ездили мы по керамическим заводам, сейчас они, увы, закрываются один за другим. Уже на художественно-постановочном факультете Ленинградского института театра, музыки и кинематографии получила специальность художника театра. Учиться было невероятно интересно на уровне создания эскизов. Архитектуру изучали — смяла бумагу, вот и получилась «роза» для готического храма. Декорации для «Кармен-сюиты» решали в виде клетки... В театре все такое объемное, в ход идут любые материалы, вплоть до консервных банок, такой простор для воображения! Но сам театр мне не близок. Хотя недавно случайно оказалась в ТЮЗе на спектакле «И снова будет месяц май» о войне, взволновало до глубины души! А когда-то оформила более тридцати постановок в театрах от Украины до Кавказа и Сибири. Работала в Барнауле главным художником драматического театра. В Одесском театре кукол работала с замечательным режиссером Юзефом Гиммельфарбом, осталось забавное фото, где мы оба стоим в одинаковых клетчатых пиджаках и смотрим в одну сторону, одинаково сморщив носы... Театр кукол меня привлек возможностью менять масштабы героев, по-разному раскрывать их характеры. Но тогда меня плавно в институт переманили, и сейчас преподаю, не могу уже без этого...
Эсфири есть что преподать молодым. Сегодня она — кандидат педагогических наук, доцент Южноукраинского Национального педагогического университета имени К. Д. Ушинского, автор ряда учебных пособий. Сама прекрасная рисовальщица, она учит студентов художественно-графического факультета систематическим упражнениям, искусству вести графический дневник и не допускать пробелов, ибо остановка — это всегда откат назад... Учит умению находить драматургию в расположении стульев в комнате, ведь за каждым стулом стоит незримый герой, человек, который сидел на нем, передвигал...Учит постигать цветоведение, дает в руки своим ученикам не один ключик от волшебной дверки в мир искусства, и в этом ей помогает опыт ее одесских педагогов. Один из них, вспоминает Эсфирь, работал в легендарном Баухаузе, другой мог сделать в классе сальто, рассказывая об античности, третий описывал Петербург так, что в дальнейшем, оказавшись там, Ира (так называли ее во времена студенчества, иногда уточняя: «бледная, которая всегда молчит») свободно находила дорогу к любому зданию, любому музею и дворцу. К слову, один из ее дядей, Исаак Варшавский, также был художником, был распределен в студию Грекова, сохранилось фото эскиза его дипломной работы, батальной сцены с лошадьми и всадниками. Дядя пропал на войне без вести, а в другом случае в семье было бы одним талантливым мастером больше.
— Художнику надо дать уверенность, чтобы система его образования была улажена, чтобы не было в ней «выбитых окон», — улыбается Эсфирь. — Когда уходят комплексы, появляется умение быстро зарисовывать вариантов двадцать, говорю своим студентам: «Вот теперь вы мои»! На занятиях по дизайну подталкиваю к поиску множества вариантов, например, эскиз ткани, расписанной зонтиками, шариками, может быть применен в оформлении детского праздника, в занавесках, скатертях, костюмах. Вписываем варианты в квадратики — целый мультик получается. Мне еще до института хотелось делать мультфильмы, одной картинки мне мало, хочу в развитии, поэтому, наверное, так люблю создавать триптихи.
Поиску вариативности Эсфирь Серпионова предается в своих уникальных гобеленах (профессию ткачихи она получила еще в отрочестве), которые ткет не из ниток, но в прямом смысле слова из ветоши, разорванной на тончайшие полосочки. «Золотая сеть», «Против течения», «Легион» — стайка рыбок, плывущая навстречу одной рыбке, в разных тонах, в разном освещении. И действительно, глядя на эти гобелены, задумаешься, всегда ли большинство право, вдруг оно на самом деле барахтается в золотой сети сиюминутной выгоды, или просто бездумно следует по обманчиво спокойному течению, или выступает агрессивной ратью, не отдавая себе отчета в происходящем? Первая часть триптиха утопает в золоте и серебре тонов, вторая — в лазури, третья — золото пополам с пурпурными красками... «Чужой праздник» — монохромные фигурки ребенка и кота у окна, за которым расцветает всеми красками салют... А совершенно прелестный «Эстет» с фигуркой кота, наблюдающего за рыбкой в аквариуме — что-то есть в гобеленах Эсфири от любимых ею мультиков шестидесятых. Ее ткачество постоянно желают видеть на текстильном биеннале в Херсоне.
— Там всегда масштабная выставка проходит и конференция, — рассказывает Эсфирь. — Приезжают из Японии, Кореи, Турции. Недавно был проект двенадцати украинских и двенадцати японских художников под названием «Мир в белом: все или ничего», там и мои работы участвовали. Один мой гобелен в Токио сейчас находится. Есть люди активные, хорошо относятся, сообщают о рейтингах, приглашают делать доклады...
В своем церковном искусстве она, конечно, другая, но все равно узнаваемая. Руководить монастырскими мастерскими — дело непростое, ведь тут и пишут иконы, и вышивают облачения, и реставрируют старинные церковные книги, и создают росписи, эскизы для столярных работ и каменорезов. И все это — в уважении к древним канонам, которые необходимо соблюдать.
Недавно с настоятельницей монастыря, игуменьей Серафимой, Эсфирь побывала в Киеве на выставке «Камни Украины», необходимо было заказать каменный крест, и даже порадовалась, сколько новых инструментов появилось у современных скульпторов! Сама она от скульптуры не то чтобы отошла, но мрамор рубить перестала. Ткачество, рисунки, акварели — вот что она время от времени показывает на своих персональных выставках, и каждая область ее творчества снискала высокое признание профессионалов, попала в престижные собрания и каталоги, хотя саму Эсфирь вопрос престижа, как сами понимаете, волнует мало. Многим запомнилась ее выставка акварелей «Обитаемый остров», которая проходила в галерее Всемирного клуба одесситов, где сценки из монастырского быта, просветленно и радостно воплощенные автором, приблизили к светскому зрителю незнакомый, но одухотворенный и по-своему прекрасный мир, где расписываются иконостасы, выпекаются куличи, украшаются цветами храмы, и даже сохнущее на веревках белье трепещет парусами высшей, непостижимой в повседневной мирской суете надежды.
— Художники часто копают кто широко, кто глубоко, но я как раз пограничник, у меня дар ходить по меже, — улыбается художница. — А еще я с годами поняла: художник совмещает в себе целый экипаж из сочинителя, исполнителя и критика. Конечно, кто-то один из этих троих всегда хромает. Но в искусстве всегда можно поставить сегодняшнюю дату и с улыбкой начать все заново!
Мария Гудыма