Тени... памятных предков

В Одесском музее западного и восточного искусства работает мемориальная ретроспективная выставка львовского графика Богдана Сороки (1940—2015).

ЗНАКОМОЕ чувство при взгляде на графические листы: нечто яркое, варварское, пугающее и одновременно неодолимо влекущее, — буйная языческая стихия... это она воцарилась когда-то на экране в фильме Сергея Параджанова, ошеломив наше отроческое воображение и пронзив сердце погребальным воплем трембиты. Ну, да, всё — оттуда, из тех же истоков.

«Утопление Марены», «Колядники», «Ведьма», «Каменные бабы»... всё — именно той породы. Хотя в этих небольших графических листах вовсе нет цветовой пронзительности, которой когда-то так поразила нас камера оператора Юрия Ильенко. Напротив, цвет у Богдана Сороки сдержан, четко выверен, порой цветовая гамма почти аскетична. Языческая мощь сказывается, скорее, в пластике, в динамике линий и композиционных схем. Мощная энергетика. Черно-белые листы — а воспринимаются как сгущенная плоть и горячая кровь: это — от наполненности листа черными пятнами и от мягкости силуэтных очертаний. Умная наполненность.

Вот цикл «Псалмы» по произведениям Т. Г. Шевченко: буквенные, фрагментарно-текстовые вставки в этих листах — вовсе не вставки, а равноправный живой элемент композиции, персонаж сюжета.

Своеобразен цикл о Страстях Христовых, помещающий события в ХХ век. Сцены Крестного пути словно вырваны из мрака узконаправленным лучом. Родители художника были узниками ГУЛАГа...

А вот «Купальские забавы» — снова язычество, — опять цвет, и опять всё держит на себе умная, динамичная контурная линия.

Есть и эротический цикл, но он парадоксален: ни грана чувственности — чистой воды пластическая аскеза. Это размышление о страстях человеческих, а не сами страсти.

Язычество, оно, вообще-то, страшновато. С подачи Богдана Сороки это ощущаешь. У него это не умиленное, льстивое «хождение в народ», не туристическое «этно», а прорыв из глуби темных веков в нашу действительность дикой стихии, живущей по своим, нам маловнятным, нутряным законам и довлеющей себе: «Белобог» и «Чернобог», «Велес»...

Цикл же «Вертеп» — да, и наряден, и декоративен: его стихия — это уже игра, маска, детское ожидание даров на Рождество. Таков и цикл «Музыканты»: он лиричен, его пафос — идеализация.

РЕТРОСПЕКТИВА эта представлена сериями и циклами работ 1970—2010 годов. Богдан Михайлович Сорока родился во Львове — увы, в тюрьме, где отбывала срок его мать, Катерина Зарицкая. Воспитывал будущего художника дедушка — Мирон Зарицкий, профессор Львовского государственного университета, математик. В 1964 году Богда Сорока окончил Львовский институт декоративно-прикладного искусства, до 1993 года работал художником-монументалистом, а с 1996 года стал во главе кафедры промышленной графики своей «альма-матер».

Его излюбленная техника — цветная линогравюра.

...Экспозицию в ОМЗВИ предваряет плакат с портретом художника и его высказыванием, которое достойно, чтобы его здесь процитировать:

«Всю жизнь я пребываю в неких грезах и оппозиции. Но речь не о борьбе с кем-то, в частности, с властью. Я всегда боролся за то, чтобы быть самим собой и никогда ни от кого не зависеть... Не просить званий «заслуженного», «народного», грамот, издания каталогов и т.п. Я издал за собственные деньги альбом своих произведений, и мне не пришлось отмечать, что благодарен такой-то партии либо иной структуре...

Ибо власть еще никогда никому сама не дала звание. Стoящие художники платят за звание... картинами (я об этом знаю, потому что это мои коллеги), а бездарные — деньгами. При СССР мы с коллегами над этим смеялись, а теперь они стали на колени и попросили званий...

Быть независимым от власти мне было легко всегда, и в советские времена, и теперь».

...Вернисаж сопровождался концертом памяти Богдана Сороки: произведения Шопена, Гершвина, Лысенко, Станковича, Скорика исполнили пианист Артур Грин (США) и скрипачка, дочь художника Соломия Сорока (Украина — США).

Валентина Левчук