Музыкальные предания Алены Томленовой

Композитор Алена Томленова (Одесса — Москва) получила возможность представить публике давно вымечтанное и выношенное произведение: «Одесскую легенду» по мотивам рассказов Исаака Бабеля. Премьера состоялась 9 апреля в Большом зале филармонии.

Опус на пограничье видов и жанров, как многие произведения современности; сама автор дала ему подзаголовок «Иронические сцены с пением и танцами». Танцев на сей раз не случилось — сцены были представлены в аскетическом концертном варианте. Вокальные партии-монологи исполнили студенты Одесской национальной музыкальной академии им. А.В.Неждановой; камерным оркестром Одесской филармонии дирижировал заслуженный деятель искусств Украины Вадим Перевозников. Полное название произведения — «Одесская легенда: Король и Отец», время написания — 1995 год, но за истекшие десять лет автор не раз обращалась к вещи, уточняя и отделывая детали.

...Как только тоскующая клезмерская музыка пролога «Утро на Молдаванке», не скажу — «полилась», ибо была она не по-местечковому жестка и нервна сугубо джазовыми ритмами, — я невольно улыбнулась: это еще та Томленова, верная своему великому истоку, следующая музыкальным руслом великого Первопроходца. Он — ее путеводная звезда: Дмитрий Шостакович. В середине 90-х это очень было заметно. Вопрос: «послушно» ли она ему следует. Мой ответ: вряд ли. Здесь вряд ли уместно говорить о «послушании», которое непременно — правоверное подражание. Здесь просто некий случай «однопородности» в музыкальных мироощущениях.

В искусстве ничто не возникает на пустом месте. Надо по возможности четко определить музыкальную «родословную» нашего композитора, одесситки в пятом поколении. Прибегну к цитате. Эта необходимость представляется мне принципиальной. Литературовед и киновед Лев Аннинский когда-то высказался с точностью, на какую способен мало кто из музыкальных критиков. Итак, в 1932 году 25-летний Дмитрий Шостакович завершает работу над оперой «Леди Макбет Мценского уезда» («Катерина Измайлова»)...

«Опера Шостаковича признана этапом в развитии музыки XX века. Многие идеи, в ней утвердившиеся, стали основой современной концепции оперного искусства... здесь дано непрерывное симфоническое развитие музыкального целого. Оно интонируется прихотливо, остро и «нелогично», с мгновенными переключениями и мгновенной эмоциональной реакцией на переключения... Оркестр из иллюстратора событий становится преобладающим началом: оркестр — это «авторский голос», рассказчик и судья... По совершенно новой логике соединяются трагедия с сатирой, гротеск с бытовой характерностью и пафос с иронией. Это не музыка возвышенного переживания, это музыка импульса, музыка жеста, музыка нервной одышки и дерзкого вызова.

...Среди главных аргументов статьи «Сумбур вместо музыки» было то, что свою «нервную, судорожную, припадочную музыку» Шостакович «заимствовал у джаза».

Удар в барабан и литавры, с долгим тремолирующим отгулом; аккорды пианино, напоминающие мерный стук настенных часов, — все это знаменует у Томленовой пролог драматического повествования, в котором драму будет разворачивать именно оркестр. Певческое, танцевальное соло скрипки откровенно тревожно. Акцентирована, даже утрирована, роль ударных и басовых. Лейтмотив партитуры — тревожное ожидание; нарастающая доминанта — зреющее возмущение, которое достигнет апогея в монологе Бени: «Бакалейщикам хорошо, они гуляют жирные», — и разразится безудержным, залихватским, отчаянным танцевальным бунтом.

Словом, так: старый ребе Арье Лейб (Виктор Мельник, тенор) рассказывает нам про то, как красавчик Беня (Игорь Онищенко, баритон) справил свадьбу сестры. Свадьбу видела Баська (Нина Качур, сопрано) и себе захотела того же, приглядев сына бакалейщика. Но... «там ищут бакалейщика», бедной Баське ничего не светит; и тогда оскорбленный ее отец Фроим (Андрей Малинич, баритон) жалуется Бене, познакомившись с ним у Любки Казак (Ольга Крепс, меццо). «Бог поможет нам, и мы накажем всех бакалейщиков», — падает, словно каменюка в воду, монолог Бени и кругами разбегается: отвязным танцем, который вдруг угасает, оставляя по себе зловещие угольки: «Полиция кончается там, где начинается Беня». И повисает затишье перед бурей: «Ошибается даже Бог», — резюмирует Беня, и это — отправная точка восстания, безоглядного и беспощадного («молодой человек» в сцене «Облава» — Валерий Задорожный).

Танец — забубенная, тоскующая удаль, ищущая выхода, — сопровождает тему Бени. Баське и Любке достались изумительные вокализы без слов, полные неизбывной тоски, сопровождаемые скрипичной темой и одиночными ударами колокола, нарастающими до набатной тревоги. И вот — бунт: «Доброго здоровьичка, ваше высокоблагородие», — чеканит, почти по слогам, Беня, и музыкальным фоном — танцевальный ритм, и вот уже вспыхнул пожар, горит полицейский участок: веселые скрипочки завивают свои пассажи, словно языки пламени вьются на ветру...

Резко и внезапно обрывающиеся музыкальные темы «Одесской легенды»; контрастные их стыки; речитативы вокальных партий; бессловесный, душу вынимающий плач Любки и повисшая долгая пауза, — да, это глубокое русло новаторской музыки Шостаковича, в котором никому не тесно, было бы что сказать. Литературная легенда («конспект» либретто по «Одесским рассказам» И. Бабеля составила мама композитора, музыковед Ольга Нивельт) помножена на музыкальное предание...

Музыка Томленовой может быть «просто симфонической», а может быть и очень театральной по своей природе, как в данном случае; вообще, Томленовой замечательно удается «рисовать картинку» своими партитурами, ее музыка будит воображение. В этом смысле даже не знаю, что добавили бы к «Одесской легенде» танцы: мне их отсутствие не мешало, нисколько не обедняло эту «ораторию без хора». Но, если уж «танцы», то, скорее, пластические построения, пантомимы, идущие не в унисон, а вразрез с музыкальной темой, контрапунктом: например, сцена погрома либо пожара — под клезмерскую мелодию.

Так что «Одесская легенда» ждет своего режиссера...

Тина Арсеньева. Фото автора