|
|
   |
Когда мы шли по вечернему Дрездену, возвращаясь с церемонии открытия фестиваля, и едва ступили на мост Каролы, накрепко сцепивший берега темной, мерцающей огнями реки, — то невольно с уст наших слетел детский вопрос: «Так это и есть Эльба?» Да, это была Эльба. Давние ассоциации, рожденные старым советским фильмом, канули в эти нежные и глубокие воды, несущие себя, кажется, лишь для того, чтобы отражать потрясающее великолепие дрезденских дворцов.
Это была встреча с рекой.
Руководитель фестиваля г-н Майкл Рокштрох, который в течение полугода ассоциировался только с подписью в лаконичных деловых письмах организационного характера, материализовался вдруг в высокого поджарого улыбчивого мужчину лет сорока со слегка торчащими в разные стороны волосами — и отчего-то сразу стало ясно, что он наш, «театральный». В фойе центра еврейской общины царило обычное фестивальное оживление: множество людей, знакомства, улыбки, приветливые сотрудники бюро фестиваля раздают буклеты и программки, на столах — «традиционный бокал шампанского и апельсиновый пирог».
Величавый и спокойный Дрезден грезит музыкой: там ежегодно проводится множество музыкальных фестивалей, даже символом города считается ангелочек с саксофоном — такие сувениры часто смотрели на нас сквозь уличные витрины. Поэтому вполне органично, что после приветственных речей уполномоченного по делам иностранцев в Саксонии доктора Мартина Гилло и уже знакомого нам Майкла Рокштроха — начался концерт в исполнении четырех превосходных джазовых музыкантов из Берлина и одного английского раввина с простой еврейской фамилией Ротшильд. Раввин речитативом в такт музыки рассказывал и разыгрывал всевозможные притчи, и даже пел.
Любопытно, что фундатором Недели еврейской музыки и театра стала не еврейская община Дрездена, а «Роктеатр», не имеющий никакого национального уклона, — просто они тесно сотрудничают между собой в период фестиваля. Позднее Майкл рассказал нам, как 14 лет назад возникла идея проводить подобный фестиваль: в «Роктеатре» был поставлен мюзикл по знаменитой поэме Ицика Мангера «Ди Мегиле», постановка имела необычайный успех, что и стало отправной точкой будущего фестиваля. Увы! Ни нам, ни большинству жителей СНГ имя Ицика Мангера ничего не говорит: в Советском Союзе его никогда не переводили, и это имя нигде не упоминалось. Между тем, Ицик Мангер — выдающийся еврейский поэт, писавший на идиш, рожденный в Черновцах, земляк и современник великого Пауля Целлана, его пьесы доныне востребованы во многих театрах мира. И — поразительное совпадение! — оказалось, что колыбельная, которая звучит в новой сцене «Сон Гершеле» в нашем спектакле (эту сцену и две другие мы подготовили специально для поездки в Дрезден), — колыбельная о мальчике, который мечтает стать птичкой, чтобы петь песни одинокому дереву, и которую мы считали еврейской народной, — эта колыбельная написана на стихи Ицика Мангера! Чутье на хорошую поэзию нас не подвело.
Было еще одно забавное совпадение: среди многих фестивальных площадок, на которых проходили концерты, выставки, лекции, демонстрировались фильмы, нам предстояло выступать в Театре Руди, т.е. моем «однофамильце». Объяснение оказалось простым: «Руди» — распространенное немецкое имя, и когда-то этот театр построил некто Руди, чья фамилия со временем потерялась. Тем не менее, это дало нам повод сразу же считать театр «своим», но главное — своим его делала рабочая атмосфера, в которую мы окунулись на другой день после открытия фестиваля, во время большой подготовительной репетиции.
Точнее, это был цикл репетиций — установочная, звуковая, световая, репетиция для так называемых «overtitling» (параллельный перевод текста, высвечивающийся над сценой), общий прогон спектакля — с утра и до вечера. Почти весь день с нами был Майкл — и в качестве переводчика (он неплохо говорит по-русски), и в качестве организатора; весь день с нами был наш друг Хольгер Кречмар (точнее, он был с нами всю неделю, но об этом речь позже). И весь день с нами были — вернее, «на нас работали», — безотказные, деловитые и доброжелательные сотрудники Театра Руди: спокойный Вельфер, улыбчивый Хельмут, похожий на Оле Лукойе, мгновенно всё схватывающая Валерия, «заведовавшая» overtitling. К концу дня все валились с ног, особенно Олег Фендюра, — не только потому, что он исполнитель главной роли, но и потому, что он взял на себя ответственность за установку света, выгородок и декораций так, чтобы максимально приспособить новый для нас зал к спектаклю.
И вот, 19 октября, — последняя репетиция и первый спектакль. Аншлаг, театр «Гэвэл Гэволим» представляют зрителям Майкл Рокштрох, Хольгер Кречмар и наш музыкальный руководитель Евгения Ермакова. Спектакль идет наполнено, на концентрированном нерве, все «технические» моменты — измененные мизансцены в связи с новыми условиями зала — проходят без сучка без задоринки, публика реагирует живо и сдержанно в одно и то же время (более живо — русскоговорящие, которых примерно треть зала, более сдержанно — немецкоязычные, таков стиль этой публики), а в финале то, что принято называть «бурные аплодисменты». Главным же показателем успеха для нас стало то, что на второй спектакль, 20 октября, в зале пришлось устанавливать дополнительный ряд и стулья для зрителей.
И, конечно, отзывы. После первого спектакля Майкл пригласил нас вместе с работниками Театра Руди и сотрудниками фестиваля в небольшое кафе, тут же, в театре. Тогда-то и рассказал об истории фестиваля, и поделился впечатлениями от нашего спектакля. Причем тут он говорил скорее не как руководитель фестиваля, а как человек театра, что для нас более ценно. По его словам, его поразил уровень профессионализма исполнителей и всего спектакля. И еще: «Вот у нас в театре мы берем иногда большой кусок текста — и там как будто нечего делать, только говорить этот текст; а вы берете совсем маленький кусочек — и получается такая большая сцена, и столько жизни в ней, всё очень живое...». Замечательные слова Майкл сказал и в адрес Хольгера, с которым воочию познакомился лишь на фестивале: «Всегда и везде есть люди, которые во что-то верят, в чем-то убеждены и просто это делают — и еще, и еще раз начинают, и это ведет к тому, что сделал Хольгер. Театров есть сотни, музыкальных групп — тысячи, и только несколько мы можем пригласить. Это не всегда вопрос качества и справедливости — это вопрос вот таких убеждений, и это очень красиво. И я благодарен ему и вам, что вы сейчас здесь».
Эта встреча началась утром, в первый день фестиваля, когда мы пешком отправились на экскурсию по трехсотлетнему Старому еврейскому кладбищу, потом — дальше, к самому сердцу Дрездена — золотому памятнику могущественному правителю Саксонии Августу Сильному и открывающейся за ним панораме Театральной площади. И эта встреча длилась беспрерывно всю неделю: даже когда мы целыми днями пропадали в театре, Дрезден осязаемо присутствовал за стенами, задавая высокую и прекрасную планку спокойного достоинства; наши декорации словно стали частью огромной и самой красивой декорации, которую только можно вообразить.
Я не стану пытаться словесно описать то, что даже фотографии не передают в полной мере. В Дрездене в два раза меньше жителей, чем в Одессе, но он в два раза больше по площади — город не рвется ввысь, и это изумительно. Не ощущается диссонанса между новостройками и старым городом. По городу ходят очень красивые, очень длинные и очень современные трамваи: закройте глаза — и вы никогда об этом не догадаетесь, ибо они совершенно бесшумны, будто не по рельсам идут, а по маслу. Говорят, старый город восстанавливали в течение 40 лет, по камушкам, после печально знаменитой бомбежки. И когда видишь эту волшебную вычурную вязь барокко, эти изящные громады дворцов — невозможно не восхититься кропотливой и деятельной любовью горожан к своему Дрездену и столь быстрым в сущности восстановлением. Город дышит историей, но дышит не тяжеловесно; город дышит современностью, но дышит без надрыва.
И по всему городу развешаны уже знакомые нам фестивальные афиши — это равноправная часть его многослойной жизни. Будто сам Дрезден стал нашим зрителем и соучастником.
Не успел наш автобус после полутора дней утомительной дороги подъехать к вокзалу «Нойштадт» в Дрездене, как я увидела Хольгера: он встречал нас вместе со своими друзьями (а теперь и нашими) — Кони, Кристианом и Любой. Они тут же, на вокзале угостили нас горячим чаем из термоса и теплыми булочками, приготовленными для нас мамой Хольгера. Кто после этого станет говорить о различном «менталитете»? Просто есть люди и... есть замечательные люди.
Чудесная Инесс, говорящая по-русски с небольшим акцентом, но абсолютно правильно и с огромным словарным запасом, провела для нас незабываемую экскурсию по Дрездену, пройдя пешком (невзирая на оперированное недавно колено) полгорода.
Неутомимая Света и ее муж Ульрих. Света не только переводила для нас, но и сама предложила сделать видеосъемку спектакля, а когда на первом представлении возникли перебои с камерой — пришла на второй день и все пересняла. Отец Хольгера, которому почти 80 лет, но он вместе с женой пришел на спектакль и потом горячо и серьезно говорил нам о своих впечатлениях — Хольгер переводил, а когда его позвали к телефону, то отец Хольгера все равно продолжал свою эмоциональную речь. Кони, которая вместе с другими подвозила нас от вокзала к гостинице, привела на наш спектакль свой класс (она преподает русский язык в школе)... Всего и всех не перечислишь.
Что говорить о Хольгере, благодаря которому мы попали на этот фестиваль, о чем писала «Вечерняя Одесса» («Суббота утешения» едет в Дрезден», 14 октября 2010 г.) — он превзошел себя: специально взял на работе отпуск и всё свое время посвятил нам, заботился о каждой мелкой и крупной проблеме, которые у нас возникали ежечасно в чужом иноязычном городе. Он действовал как идеальный театральный менеджер, предлагая всё новые пути расширения рекламы нашего спектакля. Он — как факир из рукава — извлекал для нас всё новые сюрпризы: к примеру, бесплатный поход в Дрезденскую картинную галерею (позднее он признался, что переговоры об этом заняли у него не меньше двух недель)... Он очень уставал, но когда мы говорили об этом, то возражал: «Это ничего, мне ведь самому нравится всё это делать...». И он смотрел наш спектакль по меньшей мере трижды, если считать и репетицию, и всякий раз приходил все в больший восторг, называя наш театр уникальным: «Это в два или в три раза лучше, чем я ожидал!»
Это удивительное чувство, когда о взрослых людях так заботятся, когда для театра создают буквально все условия — только играйте. Хольгер и его друзья стали для нас живым прекрасным лицом Дрездена и фестиваля.
Уже прошло немало времени, уже в Одессе мы сыграли свой спектакль, как говорится, «при большом стечении народа» — но встречи на Эльбе всё так же питают наши сердца, всё так же придают импульс нашей творческой и человеческой энергии.
Инна Руди. Актриса театра «Суета сует»