|
С этим пожилым немцем, бывшим военнопленным, я познакомился недавно в Гамбурге, в уютном ресторанчике, из окна которого открывается великолепный вид на гавань и на стоявшие в гавани суда.
В Гамбург я приехал к старому другу, Николаю Аверину, с которым плавал когда-то на танкере «Херсон».
В конце горбачевской перестройки, когда стал разваливаться Советский Союз и начальство Черноморского пароходства, воспользовавшись этой ситуацией, стало поспешно обогащаться, продавая в разные страны принадлежавшие пароходству суда, Николай плавал старшим механиком на крупнотоннажном балкере.
Балкер был продан немецкой судоходной компании. Старших механиков у немцев не хватало, и, принимая в Гамбурге от наших моряков судно, руководство компании предложило Николаю остаться поработать у них. Зная, что по возвращении в Одессу новая работа его не ждет, он согласился.
Поработав у немцев несколько лет, заработав неплохие деньги и получив в Германии вид на жительство, Николай купил в Гамбурге квартиру, перевез из Одессы жену и перешел работать на судоремонтный завод — мастером по ремонту судовых дизелей.
Обо всем этом я узнал из писем Николая. А потом он прислал мне приглашение. Так я встретился со старым другом.
И вот, когда мы обедали в расположенном недалеко от порта ресторанчике, к нам подсел пожилой немец.
Извинившись и сказав, что услышал русскую речь, из которой он понял, что мы из Одессы, этот человек предложил выпить по стакану вина за наш прекрасный город, в котором он, бывший военнопленный, и тоже, как он выразился, в какой-то мере «одессит», отстраивал разрушенные войной дома.
В Германии не каждый день встретишь бывшего гитлеровского солдата или офицера, не только побывавшего в советском плену, а и отстраивавшего изувеченный войной твой родной город. Поэтому, наполнив вином стаканы, мы чокнулись с нашим бывшим врагом и выпили за родную Одессу.
Зовут немца Курт Штольц. Мы засиделись с ним допоздна, слушая его взволнованный рассказ о годах, проведенных в советском плену.
В армию призвали его в 1944 году, когда ему только исполнилось 18 лет. Попал в пехотную часть на Южный фронт. Там немецкие войска совместно со своими румынскими союзниками сдерживали у границ Румынии наступавшую по всему фронту Советскую Армию.
В сентябре 1944 года Советская Армия, сломив сопротивление немецких и румынских войск, вошла в Румынию. И тут румынский король Михаил Первый, поняв, что война проиграна и союз с фашистской Германией ведет его страну к полному краху, приказал своим войскам повернуть оружие против гитлеровских войск. За это впоследствии он был награжден Сталиным высшей советской наградой — орденом Победы.
И вот, как рассказывал наш собеседник, пасле такого поворота событий его часть, отступая, остановилась в каком-то румынском селе. Вечером в сарай, куда он с товарищами натаскал сена, когда они начали устраиваться на ночлег, ворвались румыны. Открыв с порога стрельбу, они убили нескольких немецких солдат. А остальных, поднявших руки вверх, взяли под стражу и утром передали появившимся в селе советским войскам. Так он попал в плен к русским.
Он был уверен, что его расстреляют. Или будут содержать в какой-то яме, куда пленникам, как собакам, будут бросать еду. Так перед отправкой на фронт им, молодым новобранцам, внушал приехавший из Берлина представитель имперского министерства пропаганды. Именно так обращались с советскими пленными гитлеровские власти.
Но, попав в полуразрушенную войной Одессу, где был лагерь для немецких военнопленных, он был поражен обходительностью лагерной охраны, сносной едой и медицинским обслуживанием.
Лагерь находился недалеко от порта, на Приморской улице, по которой каждое утро под конвоем военнопленных водили на строительные объекты. За колонной бежали мальчишки и с криками: «Фашисты!» — бросали в спины немцев камни. Конвойные отгоняли мальчишек. А однажды даже выстрелили в воздух. После этого нападения мальчишек на колонны пленных прекратились.
Наш собеседник принимал участие в строительстве цехов разрушенного судоремонтного завода, отстраивал дома на Пушкинской улице. И дом на Дерибасовской угол Карла Маркса (сегодня Екатерининская), куда, как потом он прочитал в издававшейся для немецких военнопленных газете, вселились моряки китобойной флотилии «Слава».
По воскресным дням пленные устраивали во дворе лагеря концерты. Рассевшись на лавочках, они играли на губных гармошках вальсы Штрауса, «Роземунду» и полюбившуюся им русскую «Катюшу».
Эти концерты собирали наверху, на Приморском бульваре, толпы одесситов, награждавших исполнителей громкими аплодисментами.
Но что запомнилось ему больше всего: когда пленные заканчивали отстраивать очередной дом, они собирались на крыше этого дома и подолгу смотрели на видневшееся вдали море. Им казалось, что стоят они на палубе корабля, который везет их домой...
Из плена он вернулся в Германию в ноябре 1953 года. Вернулся в родной Гамбург. Научившись в Одессе отстраивать дома, он и в Гамбурге устроился в строительную фирму, занимавшуюся восстановлением разрушенного войной города.
И так же, как в Одессе, после восстановления очередного здания, поднимаясь на его крышу, смотрел на уходящую вдаль родную Эльбу, на которой расположен Гамбург, на блестевшие под солнцем остроконечные кровли разбросанных по берегам реки домиков и вспоминал плен и доброе отношение к нему советских людей.
Прощаясь с нами, он сказал:
— Я благодарен Богу, что мне довелось не долго воевать в России. Но до сих пор меня мучает совесть за все, что творили на вашей земле мои соотечественники. Плен стал в моей жизни рубежом. Все, что внушала нам гитлеровская пропаганда, все наши представления о вашей стране за время пребывания в плену круто изменились. Мне довелось с близкого расстояния видеть ваших людей. Они добросовестно нас лечили, кормили, сохранили нам жизнь. Я бесконечно благодарен им за это...
Вот такая встреча была у меня в Гамбурге.
Вернувшись в Одессу, я, по просьбе Николая, пришел к его сестре. Принес переданную для нее Николаем посылку.
Но об этом уже в следующем рассказе...
Аркадий Хасин
(Окончание следует)