|
|
   |
— Первый раз я увидела его в лифте. Он потрогал меня за голову и спросил: «Такое надолго?» — «Шестимесячная голова», — ответила, сердясь. «Ужас!» — задумчиво меня разглядывая, сказал незнакомый человек с не застегнутой пуговкой у ворота. Галстука не было.
Второй раз я увидела его через три минуты — в кабинете главреда за письменным столом, похожим на бегемота. И я спросила — зачем вам такой стол? Он сказал тихо: «Я так и знал, что это ты».
«А я не поняла сразу, что иду к вам», — ответила, все еще сердясь. И тут же сказала горячее, чем хотелось: «Вы почему напечатали мой дневник без разрешения?». А он ответил с вопросительной интонацией: «Так ты же могла не выйти?». Так с первого раза он оказался находчивее меня. Я таки могла не выйти, потому что дневник был из реанимации, где я провела восемь суток. Разворот в «Вечерней Одессе» назывался «Смерть — дело житейское», и это была подробная публикация моего личного дневника, который ему передали «для почитать» мои друзья.
Я рассердилась на своего будущего шефа всерьез. Моя бабушка, от которой долго прятали этот номер «Вечерки», потом его обнаружила и прочитала, через время. И позвонила мне, строго велев никогда больше не пить водку в реанимации. Я с перепугу пообещала (и не пила 19 лет). В газете бабушка прочитала, что после реанимации доктор со мной пил водку в ординаторской, — лехаим, говорил доктор, ты теперь будешь долго жить, лехаим, Олька!
Первая планерка в моей жизни закончилась удивлением — он сказал вдруг: «Пошли все прочь из кабинета! Курицы!». И все пошли. А я осталась.
— А ты что сидишь?
— А я не курица...
— Наташа, — закричал он Наташе Кагайне, красавице необыкновенной, — забери ее! И научи!
— Оль, — сказала Наташа, — Оль, он не всерьез, он так шутит. Ты привыкнешь.
— Ну, да, — подумала я, — шуток не понимаю?..
...На одну из планерок я не пришла, но в этот день было праздничное «вечеркинское» застолье. В кабинете главреда, где были накрыты сдвинутые столы, я не появилась. Я сидела в своем кабинете и смотрела в окно. С утра сидела до вечера, не двигаясь, и смотрела в окно. Он вошел в кабинет и тихо спросил:
— Почему?
Я заплакала. Он обнял меня:
— Поезжай. Только напиши мне заявление по форме.
— Зачем?
— Чтобы я тебе зарплату платил (я отказывалась несколько месяцев от зарплаты — не хотела зависимости ни от какого начальника, а он терпеливо наблюдал, когда «эта чушь пройдет сама»).
— И вы меня пошлете в командировку?
— Нет, — сказал все так же тихо. — Не пошлю. Но отпущу. В такую командировку ездят добровольно, мы «Вечерка», а не «Красная Звезда». Тебе туда зачем?
— Как возникает неконституционная республика посмотреть! Интересно.
— Пиши заявление.
Так я поехала в Приднестровскую республику — в момент ее зарождения. И очень скоро узнала, что такое война.
Он никогда не мешал мне работать так, как я хотела и умела. Благодаря своему главреду я узнала счастье быть затребованной работой — от макушки до пяток. Узнала свободу, доверие и поддержку начальника, и еще он научил меня ответственности за жизнь другого человека.
Главред брал на себя такую ответственность — полной мерой. И он умел отвечать на претензии жизни тоже полной мерой. Это он мне сказал: «Что ты кричишь? Я ведь услышал, что у тебя единственный аргумент остался — твоя жизнь. Давай, действуй. И не жди, что тебя пожалеют — тебя-то... Никто не пожалеет. Кроме любящих. Умеешь ты наживать врагов».
— Знаешь, — говорил он мне поздними вечерами, когда мы оба торчали в своих кабинетах, периодически заходя друг к другу на пять минут передыха, — ты должна уйти из газеты. Потом, когда-нибудь. Потому что ты уже научилась писать очень коротко. Как и надо для газетчика. Но тебе надо писать прозу, никуда не денешься, и как только я почувствую, что ты окончательно стала хорошей журналисткой, я сам выгоню.
...И все мои заявления об уходе, когда мне надоедало работать каждый день, летели в корзину.
— Мне нужно слышать, как ты вечно не вовремя хохочешь и бегаешь по коридору. Ты топаешь, как слоненок. Но ты уже прозаик. В газете тебе тесно.
Его убили вскоре после этого разговора.
Никогда не забываю его голос, со мной он говорил очень тихо. Я помню, так же тихо он говорил моему мужу: «Давай выпьем, и я опять скажу, что не отпущу ее с работы. Пусть вовсе не приходит — она все равно принесет материал, у нее есть совесть, и она не сможет не написать, зная, что газету нужно кормить каждый день».
У меня не было лучшего начальника в жизни, и наша «Вечерняя Одесса» была моей лучшей и последней службой в жизни. Теперь я пишу книжки, это те самые стихи и проза, о которых говорил мой светлой памяти главред Борис Федорович Деревянко.
— Все годы, что живу в Одессе, я — активный подписчик «Вечерки». С ее создателем и первым Редактором у меня было много совместных общественных дел — и чисто дружеских, личных, я знала его семью. Мы часто встречались, дома и на дачах, и на родине Бориса — в Ивановке: я, Борис Деревянко и его земляк, народный артист Николай Огренич.
Борис был умен — с ним даже спорить было интересно и поучительно. Мы оба состояли в КПСС, были членами горкома партии при первом секретаре горкома Валентине Симоненко. Тогда как раз положение «Вечерней Одессы» было драматичным, многим не нравились острые статьи Бориса Федоровича, и однажды дело зашло о том, чтобы снять его с поста редактора. На том заседании горкома я встала и обратилась лично к Симоненко: как можно снять с должности человека, который не просто создал газету, но сделал ее невиданно популярной?!
Борис Деревянко, Иван Рядченко, Иван Гайдаенко и я были в горкоме «возмутителями спокойствия» и часто получали выговоры — «за нарушение партийной дисциплины». Но воспринимали нагоняи как знаки, отмечающие нашу искренность. Ведь в партии было столько проходимцев и карьеристов! А Борис Деревянко задавал тон искренности и бесстрашия...
Сегодня газете не легче: массовое обнищание, повальная коррупция. Мне отрадно встречаться с друзьями «Вечерки» в жюри ее конкурса «Люди дела». Горжусь, что я тоже — лауреат этого конкурса. И верю, что члены «вечеркинского» жюри не растеряли честность и порядочность.
Хочу, чтобы газета процветала. Хочу дождаться двадцатитысячного номера! Считаю, что ее публикации — современные, жизненные и по делу. Важно то, что в «Вечерней Одессе» все мнения подаются аргументированно. Мечтаю о времени, когда главными новостями будут хорошие. Когда газеты будут держаться на позитиве.
Пусть «Вечерка» почаще проводит «круглые столы»! И по общим городским проблемам. И по проблемам профессий. Со студентами встречайтесь почаще: пусть выскажутся о современной системе образования! Знаете, сколько в ней нелепостей спускается «сверху»? Если мы чаще будем собираться и затем публиковать высказывания профессионалов, то нам легче будет заставить власть реально обратиться к решению проблем.
— Мое знакомство с «Вечеркой» началось с личного знакомства и дружбы с журналисткой этой газеты Беллой Кердман. Я поняла, что газета — свободомыслящая, что имеет собственный голос, что уделяет пристальное внимание представителям разных профессий и нам, медикам, тоже. Помню, как Белла выезжала в командировки в село. Там разбиралась в конфликтах, отстаивала справедливость, писала статью, — и вот утром на кафедре в мединституте, где я преподавала, только и слышалось: а вы читали? — и вырывали газету из рук. И мы видели свет в конце тоннеля после таких публикаций, и учились на хороших примерах.
Белла познакомила меня со своей подругой, заместителем редактора «Вечерней Одессы» Людмилой Гипфрих. Подружила и... оставила «в наследство», когда эмигрировала в Израиль. Вот уж скоро два года, как Люды не стало...
А тогда, когда «Вечерка» еще только перебралась в Черемушки, в восьмиэтажку на площади, мы втроем часто собирались. И я много узнавала из этих бесед — об интересных командировках, о газетных делах. И мне ясно было, что Борис Деревянко создал удивительную команду единомышленников! Они отдавались работе целиком, они ее постоянно и живо обсуждали...
Мне нравится традиция «Вечерки» создавать словесные портреты лучших в профессии. Хотя, конечно, теперь у нас и производство-то умерло... И все же интересны были бы интервью со специалистами об их рабочих проблемах. И распространение передового опыта: что созидательного удалось сделать, в том числе в наших медицинских учреждениях.
— Еще во времена незабвенного Деревянко я для себя решил, что читать на ночь «Вечернюю Одессу» нельзя — потом не уснешь. А вот утром она вдохновляла меня на смелые поступки в борьбе с тогдашними «негараздами», поднимала настроение своими публикациями о кино, об искусстве вообще. Дело проповедования искусства, и тогда, и сейчас особенно, неоценимо. Сошлюсь на Виссариона Белинского:
«Где нет владычества искусства, там люди не добродетельны, а только благоразумны, не нравственны, а только осторожны... И у нас будут чугунные дороги и, пожалуй, воздушные почты, и у нас фабрики и мануфактуры дойдут до совершенства, народное богатство усилится; но будет ли у нас нравственность — вот вопрос. Будем плотниками, будем слесарями, будем фабрикантами, но будем ли людьми — вот вопрос».
Я рад, что нынешняя «Вечерка» сохранила многое из того, что оставил ей Борис Деревянко. Желаю любимой газете и дальше оставаться любимой одесситами — и делать все возможное, чтобы мы были людьми.
— Сегодняшняя молодежь даже не представляет себе, насколько популярной была «Вечерняя Одесса» в 70-х — 80-х годах прошлого столетия. Люди заранее выстраивались в очередь у газетных киосков, дабы получить скорее новый, еще пахнущий типографской краской номер. Неизменным поклонником газеты все годы ее существования был (и остаюсь им) и я.
И когда после колоссальнейшего отбора мне удалось пробиться в состав советско-китайско-американской экспедиции, отправляющейся на штурм высочайшего пика мира Эверест, в свой походный рюкзак я положил несколько номеров «Вечерки».
Три месяца длилась экспедиция, и все это время газета была со мной. А когда исполнилась мечта жизни и мне удалось подняться на вершину, то на высоте 7,5 километра я вместе с вымпелом Одессы оставил ее лучшую газету, ставшую к тому времени одним из символов города.
— «Вечерку» привыкла получать из маминых рук. Моя мама Анастасия Сергеевна Косенкова — врач со стажем более сорока лет, основатель городской аллергологической службы; маме уже 85, она ваша постоянная подписчица. Читает газету от корки до корки.
Недавно ей очень понравились материалы, посвященные одесситу, писателю, моряку Ивану Гайдаенко. Кстати, с его дочерью Валей я училась в университете на одном курсе, на филфаке.
Особо отличает моя мама материалы ваших рубрик о культуре. Не раз мы вдвоем ходили на спектакли и выставки именно после рецензий в «Вечерке».
— Будучи постоянным подписчиком «Вечерней Одессы» с первого дня ее существования, я даже предположить не мог, что однажды стану одним из ее героев.
А дело было так. В 1983 году у пешеходной «сотки», которую проводит газета, появилась младшая «сестра» — велосипедная. Как ярый пропагандист велотуризма я не мог упустить шанса стать одним из участников дебютной гонки. А моя жена в это время лежала в роддоме. И вот, пока я был на трассе, у меня родился первенец — Никита. Факт сей, естественно, заинтересовал журналистов, что и было отмечено в газете. Но это еще не все! Через год история повторилась: в то время, как на свет появился Иван, его папа снова крутил педали на велосотке.
Вырезки из газеты, где говорится о моем необычном достижении (скорее, впрочем, супруги, а не моем), хранятся в заветной шкатулке и даже не выносятся из дому.
А у «сотки» настали непростые времена. В начале 90-х годов даже стал вопрос о ее закрытии. Тогда мы с Таней Ивановой, такой же, как я, фанаткой велотуризма, пришли на прием к редактору «Вечерки» Борису Федоровичу Деревянко. Он принял нас, усадил напротив и, не теряя времени, с ходу спросил: «С чем пришли?». Мы рассказали о своих проблемах и попросили совета: «Что делать? Проводить или не проводить?». Никогда не забуду эту картину. Он молча забил трубку, сделал затяжку и медленно произнес: «Почему не проводить? Про-во-дить!».
Мы вышли из кабинета, как на крыльях. Какие меры предпринял Борис Федорович, мне неизвестно, но дело завертелось, и «сотка» была спасена.
Больше сорока лет существует одесская стокилометровка, посвященная годовщине освобождения города-героя от фашистов. И все эти годы мы ощущаем плечо верного друга — газеты «Вечерняя Одесса».