|
|
   |
Международный олимпийский комитет последовательно проводил политику расширения географии самых престижных спортивных состязаний мира. Так, после Игр в Японии (первых на Азиатском континенте) XIX Олимпиада дебютировала в Латинской Америке. Чести принять на своих объектах лучших атлетов планеты удостоилась столица Мексики Мехико.
И снова отличились одесские волейболисты! Олимпиониками стали Евгений Лапинский и Виктор Михальчук, а также представители нашего города в московском ЦСКА Георгий Мондзалевский и Эдуард Сибиряков. В Мехико взошла звезда вскоре ставшего легендарным Николая Авилова, в 18-летнем возрасте занявшего 4-е место в десятиборье, но его главные победы были еще впереди.
К ветеранам нельзя было отнести и Виктора Михальчука, которому в 1968-м исполнилось 22 года (в сборной моложе его был лишь Олег Антропов). Однако еще до Олимпиады одессит успел выиграть первенство Европы, Кубок мира, Всемирную Универсиаду, Спартакиаду народов СССР. Впереди были годы игры на высшем уровне и успешная тренерская карьера — одесский «Политехник» (он же «Дорожник» — трехкратный победитель чемпионатов Украины), мариупольский «Маркохим», сборная Украины, греческий «Зафираксис», турецкий «Экзачибаши», кипрский «Апоэль». По совокупности достижений в качестве игрока и тренера В. Михальчук, пожалуй, конкурентов в Украине не имеет.
В начале 60-х годов прошлого века на уровне детских спортивных школ в Одессе шел ожесточенный спор за лидерство между ДСШ-7 и ДСШ-2. Матчи проходили на открытой площадке стадиона ЧМП. Посмотреть на баталии молодых приходило немало зрителей, в том числе и тренеры «Буревестника». После одной из игр к Виктору подошел помощник Марка Абрамовича Барского Валентин Львович Гольдубер и пригласил на тренировку команды.
— На первой тренировке, — вспоминает Виктор Ильич, — Барский построил команду и обратился ко мне: «Мальчик, иди сюда. Как тебя зовут?» Отвечаю: «Витя». — «Так вот, этот мальчик Витя будет с нами тренироваться».
Дебютантов (одновременно с Михальчуком в команду пригласили Анатолия Тищенко) сразу бросили в бой. Играть, по сути, было некому: коллектив в силу разных причин резко омолодился. В стартовой шестерке вместе с опытными Закржевским, Трофимовым и Сибиряковым играли двое новобранцев и Евгений Лапинский, пришедший в клуб на год раньше. Тем не менее, на чемпионате страны одесситы преподнесли сюрприз, заняв 5-е место, в то время как им пророчили борьбу за право остаться в классе сильнейших. Тогда-то Михальчука с Лапинским и пригласили в молодежную сборную, где они, впрочем, надолго не задержались.
— Мы с блеском выиграли молодежный чемпионат Европы, — продолжает вспоминать Виктор Ильич. — Марик Барский с Фураевым тренировали команду, а я был ее капитаном. Никаких наполеоновских планов не строил, по возвращении домой продолжал тренироваться с «Буревестником». Как-то после тренировки подходит Марик и таким будничным тоном сообщает: «Завтра с Лапинским выезжаете в Москву, а оттуда в составе сборной летите в Канаду». Боже мой, какая Канада?! У меня ведь даже приличной зимней одежды не было. Срочно купили пальто с котиковым воротником, в нем и щеголял по Америке. Однако на чемпионат мира в Прагу меня не взяли. Там сборная СССР провалилась, заняв лишь 3-е место. Причем в составе хозяев, вчистую нас обыгравших, было немало молодых игроков, которых мы, в свою очередь, громили на молодежном первенстве. После этого началась «шерстиловка». Убрали из сборной Венгеровского, Буробина, вернули Жору Мондзалевского, взяли Качараву. А после того, как в 1967 году сборная Украины выиграла Спартакиаду народов СССР, вторым тренером к Юрию Николаевичу Клещеву назначили Барского, пригласили Вовку Беляева из Луганска, Бориса Терещука из Киева. Увереннее почувствовали себя и мы с Лапинским, лезли на тренировках и в контрольных матчах из кожи вон.
— Как проходила подготовка к Олимпиаде?
— В те времена почему-то принято было формировать команду тройками. Может быть, влияние хоккея сказывалось — хоккеисты тогда ходили в героях. К московским армейцам (бывшим одесситам) Мондзалевскому и Сибирякову прикрепили киевлянина Владимира Иванова. С опытными Юрием Поярковым из Харькова и рижанином Иваном Бугаенковым хорошо взаимодействовал алмаатинец Валера Кравченко. В нашей с Лапинским тройке играл Беляев. Киевлянин Борис Терещук, Олег Антропов из Алма-Аты и Василиус Матушевас из Харькова составляли последнее трио. Конечно, такое разделение не являлось догмой. Например, Лапинский частенько подменял Иванова, который «плыл» в приеме. Готовились серьезно. Даже пожертвовали чемпионатом страны. Разыгрывалось так называемое зимнее первенство, в котором сборная СССР выступала отдельной командой. Вывозили на сборы в Чимбулак, что в Казахстане. Помню, везли нас туда на военных машинах. Никаких спортсооружений там тогда еще не было — оставалось просто бегать. Считалось, что таким образом акклиматизируемся, привыкнем к высокогорью. Чимбулак ведь расположен выше знаменитого Медео. Там со мной неприятное приключение произошло. Сломался подъемник, и я застрял на приличной высоте. Клещ (Клещев — прим. ред.) кричит: «Прыгай! Только так становятся олимпийскими чемпионами!» Хороши шуточки, да? Обошлось, только я простудился, из-за чего долго не тренировался. А дома ждала молодая жена, я ведь только женился. Однажды даже истерика случилась. Болело колено, на площадку не выхожу — да пропади оно все пропадом! Поймал Марика: «Отпустите домой. Нужна мне ваша Олимпиада!» Тот мне: «Ты что, с ума сошел?» В общем, вразумил по-отечески. Что говорить, стратегически мыслить я тогда не умел. На площадке все понимал: достать, доказать, разорвать! А что такое Олимпиада — не представлял. Работа — она и есть работа, игры есть игры.
— Но на предолимпийский чемпионат Европы вы все-таки поехали?
— Да, несмотря на скомканную подготовку, удалось набрать хорошую форму. Накануне выезда команду сфотографировали, а меня как раз в зале тогда не было. Потом эта фотография мне аукнулась. После чемпионата нужно было срочно подтянуть «хвосты» в институте (учился я в политехническом). Большинство преподавателей шли мне навстречу, особенно помогал замдекана Анатолий Иванович Васютинский. Но была одна кафедра, где никакие отговорки не принимались, — военная. И вот стою я перед всем институтским офицерским составом. Спрашивают: «Где вы, товарищ студент, находились, когда ваши сокурсники грызли гранит военной науки?». Отвечаю, что защищал честь страны на международной арене, только вернулся с чемпионата континента с золотой медалью. «Не надо нам лапшу на уши вешать! Вот газета, вот фотография, ваше присутствие на ней не обнаружено». И пришлось мне вместо отдыха изучать матчасть танка. Три дня пролетели незаметно, надо снова ехать на сборы, на этот раз в Цахкадзор. Ну и решили мы с Лапчиком (Лапинским — прим. ред.) денек «зажать». Мол, билетов достать не удалось. Приехали на базу, а там все на взводе, накануне проиграли тренировочный турнир в Германии. Ну и дали же нам тогда «финдюлей»!
— В Мехико ведь тоже не все так просто было?
— В столицу Мексики мы приехали за месяц до начала соревнований. И, тем не менее, первую игру «курнули». И кому проиграли — американцам, которые тогда в волейболе не котировались. На стартовый матч собрался весь бомонд — космонавты, актеры. Прибыл и новоназначенный председатель Всесоюзного спорткомитета Павлов. А игра не пошла. При счете 0:2 Клещев выпустил молодых — меня и Беляева. И мы «зацепились». Стали вытаскивать матч, сравняли даже счет. Но в пятой партии на площадке вновь появились испытанные бойцы. Я был страшно возмущен. Когда в пятой партии снова стали «лететь», подошел к тренеру: «Пусти играть». Тот: «Подожди, Витя, позже». — «Когда позже? В шестом сете выпустишь?».
В общем, проиграли. Зашли в раздевалку, старшие тут же закурили. Появился Клещ, молча присел на массажный стол. Не сказал ни слова и вышел. На следующий день из гостиницы носа не кажем — стыдно! А жили мы всей командой как бы в одной квартире, лишь трое расположились на другом этаже с легкоатлетами (мы туда бегали подальше от тренерских глаз покурить). Вдруг открывается дверь, и какой-то клерк (мы его между собой звали «чекистом») кричит: «Клещева — к Павлову!». Долго его не было. А вернувшись, он выдал поистине лапидарное: «Ну, падлы, не будет медалей на блюдечке с золотой каемочкой — разорву». И пошел.
— Дальше дело проще пошло?
— Разные присутствовали нюансы. Например, опоздали на встречу с немцами. Выехали вовремя, но наткнулись на марафонский забег — все движение перекрыто. Переодевались прямо в автобусе и безо всякой разминки вышли играть. Ну и «слили» первые две партии. Потом собрались и вырвали победу — 3:2. Так соперники подали протест, мол, слишком долго нас ожидали. Протест, естественно, отклонили. Многое решала встреча с чехословаками. Шел 1968 год, помните политическую ситуацию? Мы ведь все друг друга хорошо знали, а тут они с нами даже не здороваются. В результате их так «накрутили», что они сами себе проиграли — от излишнего то ли усердия, то ли волнения позабивали кучу мячей в аут.
— Как праздновали победу?
— Волейбольный турнир фактически закрывал Олимпиаду. Из советской команды в Мехико почти никого не осталось. На следующий день устроили банкет для волейболистов (девушки тоже стали чемпионками) и фехтовальщиков. Клещев настоял, чтобы восьмерым, в том числе и нам с Лапинским, прямо на месте вручили значки заслуженных мастеров спорта. Интересно, что накануне последней игры мой дружок Василиус Матушевас говорил: «Слушай, если выиграем, наверное, заслуженных дадут». Что значит литовец! Я об этом совершенно не задумывался. И вот заветные квадратики красуются на наших пиджаках. А потом Поярков, который уже выигрывал Олимпиаду четыре года назад, сказал: «Значок — чепуха, а вот звание олимпийского чемпиона — это навсегда». Его слова я оценил позже, а тогда по команде Павлова подали шампанское, и началось гуляние. В тот момент, должен признаться, нам было не до философствования.
— Когда же пришло осознание значимости совершенного, Виктор Ильич?
— Довольно скоро. Из Москвы мы с Лапчиком летели без багажа, он оставался на Кубе. А в Мехико чемпионам, кроме медалей, вручали сомбреро. Куда его девать? Не в руках же нести! Надели на голову, безо всякого второго смысла. И вдруг люди нас стали пропускать вперед без очереди. Тогда-то я и начал понимать: чего-то мы все-таки добились, если к нам проявляют такое уважение.
Артем Измайлов