Какой импортный товар производился на Малой Арнаутской?

Да практически любой, сами убедитесь. Поговорим, на первый случай, о широкомасштабной фальсификации пищевых продуктов.

С. Т. Герцо-Виноградский, озаглавивший свой вкусный фельетон «Мошеннизация одессы».

В стремлении получить максимальную прибыль, свидетельствует он, к пшеничной муке подмешивают картофельный крахмал, подчас рожь, овес, а то еще — известь, квасцы, поташ. Водку разводят водой, а для крепости и острого вкуса настаивают ее на перце и дурманном семени. Настойки подкрашиваются кошенилью, шафраном и т. п. Вино приправляют «кремортатором»; прокисшие напитки поправляют мелом, мрамором, содой, поташом, а для ароматизации используют различные эфиры, далеко не всегда безопасные. Тухлую говядину смачивают свежей кровью, а масло подкрашивают морковью, шафраном, желтым имбирем, отчего получается весьма товарный вид. Предлагаемый кофе нередко представляет собой суррогат из цикория, каштанов, свеклы, овса, охры, а то и желудей. Чай в значительных объемах реализуется спитой, обработанный после просушки специальным красящим порошком. Тотчас же заметим, что многие из этих методик «мошеннизации» успешно используются и по сей день — как превосходно себя зарекомендовавшие.

Фальсификация пищевых продуктов дополнялась родственным, что ли, мошенничеством. В кофе, миндаль, изюм и др. — подмешивались мелкие камешки. Как сообщается в ретроспективной периодике, камешки эти соответствующей окраски и размера подбирались специально нанятыми для этой цели огольцами на морском берегу, в карьерах, оврагах: желтые — под миндальные орехи, зеленоватые — под кофе, красненькие — под изюм и т. д. В итоге барыш от продажи продукта «с дополнением» мог достигать десяти процентов.

НАИБОЛЕЕ ТРАДИЦИОННОЙ и даже почти неизбежной была фальсификация спитого чая, как напитка, включенного в ежедневный рацион практически всех горожан. Эта отрасль подпольной промышленности ощутимо обозначилась не так рано, поскольку в первые десятилетия XIX века потребление чая по ряду причин не было столь масштабным: скажем, в соответствии со средиземноморскими традициями на первом месте стоял кофе, среднестатистический расход которого в Одессе значительно превышал общероссийский. Поэтому фальсифицировался, в первую голову, именно он. В дальнейшем, и в особенности после пуска Суэцкого канала, объем экспортируемого через город чая сильно увеличился, а кроме того, усилился приток населения из «внутренних губерний», где чай составлял поистине дежурный напиток. Число чайных трактиров интенсивно росло, появились даже передвижные, на колесах, что естественным образом приводило к накоплению и складированию спитого чая. Постепенно его стали просушивать и пускать в оборот в смеси с хорошим чаем. Такой бизнес требовал, конечно, некоторых стартовых вложений и вообще создавал массу проблем фабрикации в непредсказуемых пропорциях. Тогда-то на повестку дня поставили вопрос о химикате, с помощью которого спитому чаю можно было бы придать хотя бы внешний вид нетронутого.

Вопрос этот, впрочем, удалось решить как раз не на Малой Арнаутской, а в «стольном граде» Бердичеве. И вот в самом начале 1860-х «Одесский вестник» сообщил, между прочим, что там успешно «фабрикуют фальшивый чай из спитого», причем «разработаны составы, придающие ему вид свежего». К этой информации многозначительно прибавляется: «Есть слухи, что и в Одессе тоже». Очень скоро слухи эти подтвердились вполне. Промысел сушки спитого чая и продажи его в смеси с хорошим становится обычным делом. «Нам говорили, — пишет репортер местной газеты, — что за Лесной, близ Дегтярного ряда, нанят целый двор для просушки спитого чая. Скупается этот чай у дворников тех дворов, в которых существуют чайные трактиры. Открыть присутствие спитого чая в хорошем очень трудно, особенно если его подмешано немного, потому что он, конечно, подкрашивается».

Наглядное представление о том, что собой представляли «предприятия» по перевоплощению отработанных трактирных чаев, дают многочисленные сообщения в прессе типа следующего: «28 июня на Преображенской ул., в доме Ситникова, в квартире одесской мещанки вдовы Зисли Айзинберг, открыта фабрикация испитого крашеного чая, в бандеролях и без бандеролей в мешках, всего более двух пудов. В подделке этого чая, как по дознанию оказалось, принимал участие еще один еврей, одесский мещанин. Обвиняемые с означенным чаем и принадлежностями фабрикации переданы мировому судье». Представляете себе, каков был стартовый вес «мокрого чая» и насколько это вообще было непростым и трудоемким делом. Тем паче, что работать приходилось скрытно.

В другом эпизоде у некоего белостокского мещанина полиция обнаружила три мешка мокрого чая во дворе и столько же в комнатах. Тут же нашли упаковочные фунтовые мешочки, несколько пачек печатных этикеток «Один фунт высшего сорта чаю. Цена 1 руб. 40 коп.», несколько бандеролей и крахмал, заменявший клей при наклейке бирок. Оного фальсификатора приговорили к шестинедельному аресту. При более масштабной фальсификации изобличенные правонарушители приговаривались и к шестимесячному тюремному заключению. Такое наказание отбывала, к примеру, одесситка Сима Саранская, развернувшая у себя в доме целую фабрику. На нее работало несколько подручных, собиравших спитой чай и доставлявших ей за небольшую плату пудами. Саранская занималась непосредственно просушкой, подкраской, да еще придумала нововведение — добавляла в просушенный и подкрашенный спитой чай некое расчетное количество сахара. Этикетки доставлял ей еще один помощник, Саня Кац, впоследствии продававший тот же фальсифицированный чай по мелочи. На суде этого Каца оштрафовали на 25 рублей — довольно значительную в начале 1870-х сумму.

Ровно ничего не изменилось и в последней четверти позапрошлого столетия, напротив, левые чайные фабриканты стали еще более изощренными и умелыми. Нашлись спецы, успешно подделывавшие фирменные чаи Поповых, Перловых, Высоцкого, Рабиновича и др. И безо всяких шуток, именно на Малой Арнаутской, в доме Кушнарева, уже во второй половине 1880-х полицейские агенты засекли подлинную «Чайную лабораторию». Дело было воистину поставлено на широкую ногу. Фабрику спитого чая и экспериментальную лабораторию при ней содержали одесситы Мордух Ронтель и Геня (по другим источникам — Эля) Крутянская, имевшие, понятно, целый штат квалифицированных сотрудников. Чайная краска вырабатывалась людьми сведущими, не содержала вредных компонентов и снабжалась соответствующими ароматизаторами. В итоге «лаборантов» осудили довольно мягко: Крутянскую на три с половиной месяца тюремного заключения, а Ронтеля — на три. Подобные примеры можно множить и множить.

Олег ГУБАРЬ.

(Окончание следует).