|
МНЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ очень показательным тяготение Елены Ильичевой к эпохе могущественного, душевно здорового Ренессанса. Ильичева — на редкость гармоничная натура. Хотя и беспокойная, как и надлежит Художнику. И, как и подобает художнику все-таки не эпохи Возрождения, а неуравновешенной эры расщепленного атома и расщепленного сознания, Ильичева субъективна и вся сказывается в своих живописных полотнах: они — повесть ее души. Редкостно, однако, по нашим временам, гармонической! Исповедующей поистине возрожденческую веру в спасение мира Красотой.
Биография ее — право же, редкая для художника и, особенно, художницы: Аполлон всегда был суров и ревнив к своим жрицам. А Лена отваживается «на дела, не вершимы женами», имея надежный и любящий тыл, который она зовет: «моя команда». Муж Володя, выпускник Одесского архитектурно-строительного института и кандидат архитектуры (диссертацию защитил в Болгарии), в силу суровых экономических обстоятельств наступивший «на горло собственной песне» в градостроительных амбициях, всячески поддерживает жену-живописца, с некоторых пор пустившуюся в рискованное свободное творчество, — а могла бы ведь иметь скромный, но верный заработок педагога, преподавала же одно время в «Грековке». Сын удался на славу, нам приходилось писать о его успехах: Павлик — мастер спорта международного класса по плаванию, многократный чемпион Украины; получил высшее юридическое образование и... стал маминым арт-менеджером!
ИЛЬИЧЕВА принадлежит к породе так называемых «книжных» художников, вроде русских «мирискусников»; на творческое осмысление действительности ее может подвигнуть культурный посыл, в основе ее мировосприятия — глубокие культурные пласты, ее Вселенная — это «мир через культуру». Но данная привязка сочетается в Елене с глубочайшим, нутряным, личностно-историческим, язычеством! С какой-то первобытной спонтанностью чувства. Это, по духу, — высокое, светлое, эллинистическое язычество (ведь что такое, собственно, «возрождала» эпоха Возрождения, как не прозрения свободного эллинского духа?!). Нерасчленимый синтез животной органики и рафинированной культуры — вот в чем состоит феномен Ильичевой-художницы.
Совершенно не случайно Елена назвала свою юбилейную экспозицию в «Морской» — «В поисках Богини». Язычество — это детство человечества, но это также изначальное, обожествленное, материнство. Материнское начало — начало предержащее. То, что искусство Елены Ильичевой женственно, и даже не «по преимуществу», а сущностно и целиком, просто-таки архетипически женственно, — ясно с одного взгляда на ее полотна. Даже удивительная, мягкая, струящаяся золотом «фирменная» колористика Ильичевой обличает женственную суть.
Свою «Богиню» Ильичева ищет среди младых современниц, вырывая их образы из бытовой рутины, приподнимая над грешной землей, очищая, наделяя таинственным свечением запредельных миров...
Удивительная пластичность мягких фактур — наглядное выражение вечно-женственного — присуща ее графической серии «Чулок» («Панчоха», — наша газета писала об этом изысканном проекте, организованном Ильичевой в круге галереи «Унион»). Тематически фривольные полуодетые фигуры моделей в этих зарисовках, опять же, парадоксальны: они отмечены целомудренной чистотой, они отрешены от чувственного мира. Причем в этих лаконично-энергичных быстрых набросках правит бал истинно роденовская романтика: вспоминается хрестоматийный набросок О.Родена, чьи содержание и смысл — пафос чистого движения...
СЛЕДУЮЩИЙ парадокс Ильичевой — возвышенная и пылкая чувственность предметного мира ее натюрмортов, при которой жизнь вещей озарена «светом нездешним», но свет этот идет не с неба, а из глубин прошедших эпох. Каждый натюрморт Ильичевой — попытка культурной связи, историческое «есть контакт!». При том — никаких стилизаций. Ничего «под малых голландцев» либо «под Хруцкого». Добросовестнейшее вглядывание в мир своими глазами. Всякая вещь в натюрмортах Ильичевой находится как бы под перекрестными взглядами: «отсюда» — созерцающей и воспроизводящей вещь на холсте художницы, — и «оттуда»: могучих ее предшественников, с первого наскального росчерка заявивших миру о спасении через красоту. Посему частое цитирование в картинах Елены Ильичевой графических работ титанов Ренессанса в виде неких условных фонов вовсе не выглядит литературщиной и не раздражает. Подобная условная компоновка придает натюрмортам Ильичевой характер карнавальной театральности.
«Лен, а кто из них для тебя, вообще, объект поклонения?» — «Конечно же, Леонардо! А из нынешних нравится Рустам Хамдамов: он изображает душу, а не живописует тело. Душа — то, что нам сегодня превыше всего необходимо».
...В августе неугомонная Ильичева, постоянно толкающая в бок живописцев своего круга, чтобы не забронзовели в мастерских, учинила еще одну акцию: трехдневный живописный марафон «Богиня Востока», все в том же «Унионе». По четыре академических часа в день — этюды маслом с натурщиц, с последующей доработкой по памяти. Захотела, невзирая на хмыканья скептиков, возродить старинную традицию совместных живописных ателье. Урок задала коллегам — по три живописных полотна с художника! Стрессово, что ни говори. Стараниями арт-менеджера Анны Овчинниковой наработки энтузиастов увидит Италия: «Богиня Востока», во всех авторских ипостасях, должна отправиться в город Лече.
«Не прячьтесь за поговорку: «Талантливый человек талантлив во многом»... Привычка как важна, так и вредна. Она важна, как количество навыков, она вредна для Духа, который может оказаться в застое», — это она же, Елена Ильичева, ее эссе «Откровения живописца»: «Я поведу за собой человечество в страну Красоты и Благодати!» — вот так, ни много ни мало: истинно ренессансная могучая дерзость!..
...Только что она вернулась из Киева, где участвовала в грандиозной ярмарке «Арт-Киев» в «пинчуковском» Центре современного искусства: Ильичеву представляла арт-галерея «Принцесса Киева» из французской Ниццы.
Тина АРСЕНЬЕВА.