|
Скажу за всю Одессу: эту женщину город знал. Сколько себя помню взрослой, ее имя было на афишах филармонии, его объявляли со сцены: «Партию фортепиано исполняет Анна Альтман!». Для домашних и друзей она была Нюсей. Сейчас, в Израиле, естественно — Хана. Мы беседуем в ее комнате в нетанийском отеле «Кинг Дэвид», арендуемом службой абсорбции под долгосрочный съем.
Мы не пересекались в Одессе, просто знали о существовании друг друга, имели общих знакомых. И вот слышу однажды по TV в программе «Семь-сорок»: «Аккомпанирует Хана Альтман!». Она? Но я помню брюнетку, «пухленькую» — одобрил бы кавказский мужчина, а на экране — аккуратная блондинка, причем выглядит моложе, чем ожидаешь, зная ее возраст. Не она? А эти смеющиеся глаза, этот победный проход к инструменту? Она, она. Концертмейстер, которая была у рояля с одесскими солистами и гастролерами в зале филармонии, с участниками капустников в Доме актера, с шефской бригадой в задрипанном колхозном клубе ...
Еще были «Концерты лауреатов», собиравшие полные спортивные залы и стадионы: Анна со своей «восьмеркой» (музыкальным ансамблем) вела и первое отделение — с известными солистами Николаем Огреничем, Александром Ворошило, Иваном Пономаренко, Нинель Ткаченко, Анатолием Бойко, и второе — с полюбившимися публике Карцевым и Ильченко, к которым иногда примыкал Миша Жванецкий, уже набиравший рейтинг классика в своем жанре. Альтман не только аккомпанировала, а и солировала в концертах...
При входе в ее однокомнатную обитель глаза от чего-то отпрянули, а что-то, напротив, неосознанно ищут. Ага, за стеклом многоуважаемого серванта вместе с чем-то привычно-хрустальным выставлены... штук пять скальпов. Круто! Спокойно, напоминаю себе, она же актриса, и эти блондинистые парики — ее реквизит. Хотя к лицу ей и короткая седая стрижка, сменившая черную укладку одесских времен. Чего не хватало глазу, предъявляет сама хозяйка, не дожидаясь вопроса: откинула край чехла у невысокой узенькой тумбочки — вот они, клавиши. Электропианино. «Звучит нормально, послушай!», — она присела к инструменту и выдала несколько бравурных пассажей. Я невольно сжимаюсь: соседям не мешает, на тебя не жалуются? Нет, говорит, на нее никто не жалуется, никогда. Такое у нее, особое для музыканта, счастье: всю жизнь в доме инструмент, она по многу часов играет, и соседи относятся к этому с пониманием. Между прочим, под клавишами она держит еще один электроинструмент: пылесос, больше негде...
— Ты родилась в Одессе?
— А где же? Мой дедушка Лазарь Альтман, знаменитый одесский скрипач, объездил мир, даже в Японии был...
— А в филармонии когда начала работать?
— В пятьдесят втором. Тогда мне, студентке первого курса консерватории, дали разовые подработки.
Мы повспоминали с ней общих друзей и знакомых, уточнили, кто в каком зарубежье на данный момент обретается, моя собеседница расслабилась под кайфом одесского прошлого... Все, говорю, разминка закончилась. Я бы не хотела строить дальнейшую нашу беседу в режиме «вопрос—ответ». Ты же концертировала со многими знаменитостями, объездила Союз, и не только. Расскажи несколько значимых для тебя эпизодов. Давай, колись, «русская пианистка»! Только не потупляй скромненько взор, не зажимай эмоций — ты ведь себе цену знаешь. И я знаю.
— Ладно, попробуем позадаваться. Видишь на шкафу коллективный снимок с Утесовым? Он был сделан в Москве, в Доме актера — одесские актерские капустники мы возили туда каждый год, это стало традицией. Леонид Осипович после представления пригласил лично меня с ним сфотографироваться. Остальные набежали по собственной инициативе. Так что, если нужна репродукция для газеты, разрешаю сделать фрагмент: центр кадра...
— Между прочим, молодой Кобзон, которому я несколько раз аккомпанировала в Одессе, приглашал меня на работу в Москву. И я бы, возможно, согласилась, но воспротивился муж. Кто у нас был муж? А газетный очерк «Три недели без сна» не помнишь? Когда всю Одессу трясло от ужаса: маньяк насиловал женщин и ломал своим жертвам шею, пока его не вычислил и не поймал начальник уголовного розыска Марк Трахтенберг. Вот кто у нас был муж. В Израиль я, к сожалению, приехала вдовой. С семьей сына.
А кто у нас сын — знает, мне кажется, вся Одесса и вся Нетания. Ну, да — Игорь Трахтенберг, деловой и очень компанейский человек. Он, его жена Яна — тренер международного класса по гимнастике, их дети — это моя семья и самые близкие друзья. Игорь рос, можно сказать, на сцене — часто помогал мне в концертах: мог заменить гитариста в ансамбле, стать на подпевку, если надо. Из него получился бы интересный шансонье, но мальчик выбрал строительную профессию. Еще пару слов о Кобзоне. Несмотря на мой отказ от Москвы, он по-прежнему приглашал меня к фортепиано, когда пел в Одессе. Иосиф Давыдович вообще очень добрый, отзывчивый человек. Когда знаменитый администратор филармонии Дима Козак после инсульта оказался в бедственном положении, Кобзон отдал ему всю выручку от своего концерта...
Помнишь, как все мы смотрели «Семнадцать мгновений весны», как звучала прекрасная музыка Таривердиева? На пике популярности сериала я сделала вариации на тему и впервые исполнила с певицей Людой Ивановой во дворце имени Леси Украинки, на торжественном вечере в честь Дня милиции. Зал аплодировал, как сумасшедший, я получила тогда три «биса»! А через какое-то время на Одесскую киностудию приехали композиторы Таривердиев и Афанасьев, была с ними встреча в Доме актера. Таривердиев сел за рояль и сыграл соло на тему «17 мгновений». Ира Кузнецова, директор Дома, шепчет: «Сделай сюрприз композитору, исполни свою версию». И я на ватных ногах пошла к инструменту... Микаэлу Таривердиеву очень понравилось. Он с охапкой цветов встал передо мной на колени и сказал: «Ты меня переиграла!».
Между прочим, подходя к инструменту в Доме актера, я вспоминала смешной эпизод из нашего капустника. Объявляли: «Брамс, «Венгерский танец». Исполняет на рояле Анна Альтман!». Открывался занавес, и я... на крышке рояля танцевала под «пам-парам» наших мужчин...
Большим событием стала для меня гастрольная поездка в Америку в декабре 89-го года. Я храню программку концерта на Бродвее, посвященного жертвам сталинизма, видишь — памятник Пастернаку на обложке. Организовала акцию Ванесса Редгрейв, в ней приняли участие многие американские и советские актеры. Ванесса играла Машу в «Трех сестрах», читал свою прозу Василий Аксенов, в переводе на английский звучали стихи Ахматовой, Мандельштама, Евтушенко, танцевали Екатерина Максимова и Владимир Васильев... Я попала туда с Яковом Явно из Московского еврейского театра: он подсказал — мол, есть в Одессе такой концертмейстер... Меня вызвали в Москву и отправили вместе с другими в Нью-Йорк. Между прочим, там я не только аккомпанировала: исполнила соло Гершвина, вот мое имя в программе. С ума сойти — на Бродвее!..
Вторую гастрольную поездку в Америку — уже из Израиля — считаю не меньшим подарком судьбы. Нас было трое: пара из Реховота — примадонна оперетты Жанна Глебова, известная зрителю героиня фильма «Сильва», ее муж Фима Хромов, также опереточный актер, и я. Мы выступали в Нью-Йорке и Чикаго, принимали очень тепло...
— Радуюсь, когда обо мне вспоминают, приглашают в концерт. Иногда зовут в частные дома, на семейные праздники — соглашаюсь, хотя тут что-то смущает. Стесняюсь, представь себе, «обслуживать граждан на дому»...
...Завершающую фразу для статьи я списала с обложки книги, которую Хане подарил Игорь Губерман: «Милая Нюся, чтоб я так жил, как вы играете!».
Белла КЕРДМАН.
Израиль