|
|
   |
Сразу оговорюсь: «перо» здесь означает, что Люсьен Дульфан, художник изначально одесский, а теперь нью-йоркский, стал писать также тексты. Разумеется, не пером по бумаге — кто же теперь так пишет, а нормально, на компьютере. В наши одесские времена он писал исключительно кистью, а если и брался за перо, то в соображении графического рисунка. Короткий период Люсик даже состоял в штате молодежной газеты на должности художника, то есть был моим коллегой.
Непредсказуемый городской уникум — Люсьен Дульфан, Люсик, а также Дульфик. Безалаберный и деловитый. Щедрый и прижимистый. Хвастун и забияка. Клоун, рыжий и белый одновременно. Его то каждый встречал везде, то никто не видел нигде несколько дней подряд, и тогда всем его не хватало. В его мастерской вечно околачивался разнонаправленный народ, даже иностранцы случались. И был он наглухо невыездным, хотя и выставлялся уже за границей.
Своего Дульфана я присмотрела на одной из редакционных выставок, эта картинка и сейчас висит передо мной. Чиновница, дававшая разрешение на вывоз предметов искусства за рубеж, назвала ее «Старые стены и шар». Помнится, Люсик привез эту то ли уже работу, то ли еще задумку из Средней Азии, куда ездил «на этюды». Автор не хотел эту картинку продавать, и я соблазнила его ценой: предложила серьезные по тем временам деньги — 40 рублей (между прочим, перешерстив сейчас интернет и собрав в одну папку все, обнаруженное там о ЛД, выяснила, что работы его оцениваются в диапазоне от 4 до 35 тысяч долларов).
В середине 80-х Люсьен Дульфан уехал в Америку: какие-то студии пригласили поработать. Через год забрал семью и перебрался в Западное полушарие планеты Земля на ПМЖ. Но из виду одесситы его не теряли. Его потеряешь, как же! Информация (или то были слухи, неважно) из-за океана о том, как поживает наш Люсик, поступала непрерывно. То сообщалось об очередной его успешной выставке, то об очередной его скандальной выходке. Главное, жив курилка!
Борис Херсонский, человек с пониманием и вкусом, которому в нашем городе доверяют, побывав в нью-йоркской мастерской Дульфана на десятом году его эмиграции, написал, что Люсьен из «одесского художника, живущего в Америке, перешел в разряд американских художников одесского происхождения»...
Года два назад наши с ним земляки ошеломленно притихли, прочитав на сайте Всемирного клуба одесситов перепечатанные из нью-йоркской газеты «Новое русское слово» прощальные слова художника Люсьена Дульфана в адрес художника и друга Валентина Хруща, так безвременно покинувшего наш мир. Все отлетело: ерничество, эпатаж, выпендреж и неизменное соперничество — это вечное броуново движение в их цеховой среде. Остался честный, остро видящий глаз, обнаженный нерв и горький привкус сиротства — ведь близкий человек, уходя, уносит с собой ту часть нашей жизни, которой мы с ним совпадали... Это правильно, что художник Дульфан взялся за перо ради текстов.
ЕСЛИ ЗАГЛЯНЕМ в «Resume» художника, увидим весьма существенный предварительный итог его наработок: Дульфан участвовал в самых престижных выставках, включая выставку «100 лет еврейской диаспоры» (с 1888 по
1988 гг.), которая представила также В. Серова, Л. Пастернака и т.п. Был участником двух бьеннале: в Париже
(1972 г.) и в Германии (1976 г.). А общий счет его выставок просто ошеломляет: 87 международных и 40 персональных! Его картины представлены сегодня во многих музеях мира, включая Третьяковскую галерею и Русский музей в Петербурге. Из частных коллекционеров, в чьих собраниях есть его полотна, назову хотя бы эти, известные каждому читателю имена: Максим Шостакович, Андрей Вознесенский, Михаил Ульянов, Сергей Юрский.
И вдруг недавно в моей компьютерной почте он нарисовался собственной персоной: «Беллочка, привет. Буду на ист. Родине с 7 до 21 мая. Первые 8 дней тур-шмур. Опосля свободен. Люсьен де Дульфан».
Встретиться мне с ним, однако, не удалось, только по телефону переговаривались. Переписка началась, когда Люсьен вернулся домой. Ох, тяжелое это дело, виртуальное с ним общение: Дульф пишет, как и разговаривает, на потоке сознания. Иная мысль у него сжата до образа, а ты наугад разверни, расшифруй, не попадись на подначку, на мистификацию, помни, с кем связалась! На прямой и четкий вопрос он то ответит вопросом же или шуткой, а то и вовсе его проигнорирует, хоть трижды повторяй! Но шаг за шагом — уговорами, окриками, лестью, я из него кое-что вытягивала. А главным в этом нашем общении стали его картинки (что в данном случае это могут быть огромные полотна, читатель, надеюсь, понимает) и фотографии. Да еще и несколько текстов прислал Дульфан. Причем не только внятных, а значительных.
Приведу некоторые выдержки из нашей переписки.
Вот что он написал о себе:
— Я одессит в третьем поколении. Дед Иосиф был представителем фирмы Высоцкого в нашем городе, чай фирмы Кяхта не пили! А родился я в эвакуации, во Фрунзе, дружу с киргизами — замечательные люди...
Да, я окончил худ. училище имени Грекова. Учился один год у замечательного человека — Евгения Желтякова.
Летом живу в Испании и веду курс Русской школы тореро. Имею на счету 18 убитых быков!
В 1989 году был приглашен рядом галерей в США и Канаду. Выставки прошли с большим успехом. Получил приглашение приехать с семьей на работу на должность профессора живописи в колледж города Покипси, что и осуществил в следующем году. Жена Дина работает на Пятой Авеню директором музыкальной программы в одной престижной частной школе. Дочь Анна работает вэб-дизайнером, она уже замужем, и зять Пьер, которого я считаю сыном, учит меня серфингу.
Кстати, замечала ли ты такую закономерность: почти все художники имеют хороших жен. Мне судьба послала самого прекрасного человека, мою Диночку по кличке «Страстотерпица» или «Русская пианистка.» Она утешает мой слух звуками Шопена, Листа, Прокофьева, сдерживает мой необузданный нрав, учит хорошим манерам. Думаю, лет через 30 — 40 выйдет толк. По утрам уже научился чистить зубы. Готовлю завтраки в постель, как нормальный художник.
В Израиле был впервые. Дышал, молился, путешествовал. Посещение Стены Плача оказалось настолько эмоциональным, что не выразить словами. Был встречен друзьями и окружен любовью. Сделали мне выставку. И, что самое интересное, это были в основном коллеги-художники, хотя говорят, что художник художнику «друг, товарищ и волк». Даже были приобретены несколько моих работ семьей художников и музыкантов.
О выставках. Сейчас проходит необычайно интересная выставка — фестиваль в городе Ричмонде, посвященная культуре Востока (см. сайт Галлери— 5). В их городском журнале напечатано большое интервью со мной. Я получил письмо от художницы, которая пишет, что очарована моей философией и моим творчеством, что мои работы и прочтенное интервью изменили ее жизнь, она тронута до слез, а это необычно для эмоционально сдержанных американцев.
Живу в Манхэттене, снимаю квартиру окнами на Гудзон. А также студию, окна которой выходят на Ист Ривер, с видом на Манхэттен.
В сентябре прошлого года дал интервью Виктору Топаллеру для Русского TV, к сожалению, оно не вышло в эфир. Мне звонили из многих стран — мол, ждали...
Был в Одессе впервые после выезда в прошлом году, посетил могилу матери, которой исполнилось бы 100 лет...
Кто лучший, первый, второй в Одессе или вообще в подлунном мире, никакого не имеет значения. Рад был встретить моего дорогого друга Володю Стрельникова. Тепло поддерживаем связь. Иногда звоню Шурику Ануфриеву, своему теперь соотечественнику.
В Испании живу уже 5 лет, летом. В 2005 г. Модерн Арт Музей предложил мне персональную выставку в городе Таррагона, это бывшая столица древней Испании, там филиал Барселонского музея. Выставка прошла успешно. Ну, а рекламный плакат корриды, куда я вставил свой портрет в костюме тореро, — разумеется, такой прикол.
Весь этот год работаю над огромной серией: «Будущее посылает сообщение в настоящее» Все картины, а их будет двадцать, — круглые, начиная от 25 см в диаметре, до 3 метров. Это моя интерпретация Ветхого Завета. Идея русского философа Ник. Федорова: заселение Космоса всеми умершими людьми предыдущих эпох!
Картины, которые прилагаю, называются «Поцелуй Космоса» и «Космические станции-туфли», что по-английски воспринимается несколько иначе...
МОЙ ВОПРОС: «Интересные работы — те четыре, у которых ты сфотографирован в мастерской. Что там за техника? Похоже на гобелен. И что за странная форма у твоих космических станций, почему они — «туфли», и вроде бы там какое-то плетение... Впрочем, я терпеть не могу, когда у художника, указывая на картину, спрашивают: «Что вы этим хотели сказать»? А сама вот спросила!
Наконец, несколько слов о текстах, что ты пишешь. Мне понравились путевые заметки, что напечатаны в «Новом русском слове», а также смешные миниатюры. Безусловная удача, что о Хрущике написал именно ты, и написал именно так, как никто не мог бы. А твой текст «Цветы для Руди» хочу сейчас предложить газете «Вести». Знаешь, что неожиданно? Твое письмо «пером» так непохоже на письмо кистью и весьма отличается от твоей живой речи. Только вот грамотешку надо бы подтянуть — с ошибками пишешь...
— Отвечаю по порядку. Там имитация гобелена плюс живопись. А конструкция туфля — наиболее, считаю, прочная и устойчивая. В самый раз для космической станции! И материал, из которого у меня там вроде как плетение, — самый прочный в природе: солома.
Я думаю, что пора уже вернуться к нормальному языку — Бунина, Катаева.... Хватит этих жаргонных «одессизмов». Если ты перечтешь мои рассказы, увидишь, они очень чистые и грамотные, в своем жанре. Впрочем, писать грамотно — не барское дело, наше дело творить. Пером, кистью, вилкой, навозными вилами, одним словом, демиургировать! Кому не нравится мой грамматик, пусть пишет сам!
Кстати, самый мой любимый человек в Одессе, это Коллекционер. Он даже не еврей и даже не русский. Он украинец. Собиратель Пушкинианы, самый компетентный знаток «Одессики», знаток живописи и вообще изобразительного искусства, но не Почетный одессит. Не на слуху. Последний из могикан, ему 83 года. Регулярно с ним общаюсь. Отгадаешь? Эстет, эссеист, историк, обаятельный и умный, не сотрудничал ни с советской «мелихой», ни с немцами. Таких в Одессе было двое, когда я уезжал, они плакали. Это были Александр Владимирович Блещунов и наш Коллекционер!
На днях журналист из Ричмонда написал обо мне, что при сов. власти я строил клоунаду. Кстати, и А.А. Вознесенский на подаренной мне книге написал нечто подобное: «Приветствую празднично-трагичную арлекиниаду Дульфана». Может быть, они правы...
— Насчет сленга. Ты не развешивай передо мной лапшу — с чего вдруг ты стал «прихильником» классического русского языка и не признаешь сленг?! Да ты ж его и создавал, причем, походя (не сомневаюсь, что и сейчас создаешь)! Чего стоило это твое замечательное присловье, выражавшее изумление, возмущение, восхищение и черт знает, что еще: «Я — седой!». Поседевши взаправду, ты отрекаешься от сленга? А я обожаю емкое сленговое слово — без него ведь можно выпасть из языка. Язык — субстанция живая, он сам отберет, что принять в свой лексический состав, а что отбросить. Так что не надо ханжества.
У меня нейдет из ума твое упоминание о Параджанове во вчерашнем телефонном разговоре. Как же я сама не сообразила, что этот человек должен быть тебе очень близок по духу, по стилю творчества и поведения! Вы даже внешне немного похожи стали — сужу по твоим последним фотографиям. Но где и как вы пересеклись, не расскажешь ли подробнее?
— С Параджановым встретился у родственника Переца Маркиша в Киеве, он замечательный скульптор — Коля Рапай, а его жена, Ольга Рапай-Маркиш — замечательный керамист! Я крепко выпил и сел в позу будды-мантрей, сообщив, что иду на поиски Шамбалы. За что спутник (кореш по лагерю) Параджанова пообещал меня прибить! Сережа Параджанов ему возразил: «Не трогай его, таких людей нужно показывать в музее. Это последняя надежда!». Будучи в Тбилиси, я подарил Параджанову свою работу.
Напиши «за меня», Белла, только одно слово — я его слышу постоянно: Уник. Уникален, и все! Некоторые люди не верят, что мир искусства абсолютно закрыт даже для посвященных, а для просто хороших людей это — «табу». Талантливый злой художник может принести вред миру, так же, впрочем, как и музыкант, писатель, журналист... Да, именно уникален, не гениален, а особенный, единственный, широкий по мироощущению, оригинальный. Он может быть и дураком — например, интеллектуал часто глуп в быту, интеллигент может быть не интеллектуал и иметь ужасные манеры...
— Представь себе, дорогой Люсик, что «уникумом» я тебя обозвала еще до получения этого письма — в предисловии к статье.
Я не поняла тест насчет первого из двух твоих любимых одесситов, которого ты называешь Коллекционером. Второго знаю — А. Блещунов, увы, покойный — яркая легенда нашего города.
— Коллекционером с большой буквы я называю Сергея Зеноновича Лущика, как ты могла не понять?! Блистательного интеллектуала, краеведа, какому нет равных. Выдающегося пушкиниста.
— Когда веду интервью «вживе», предлагаю конфиденту: «О чем-то, для вас важном, я наверняка не сообразила спросить. Заканчивайте диалог по собственному усмотрению». Твое завершающее слово, Люсьен!
— Хорошая постановка вопроса! Ты спросила по телефону насчет премии, которую считаю для себя самой престижной, и хотя в «емеле» этот вопрос не повторила, хочу ответить. Это была первая премия Союза художников СССР, Министерства культуры и ЦК комсомола за вклад в советскую культуру за 50 лет СССР. Тогда ее получили всего четыре художника, в их числе Татьяна Назаренко и твой одесский кореш Люсик!
А самое главное, о чем ты не спросила: что мне Америка? Эта великая страна научила меня быть трудоголиком, работать практически каждый день! За что я ей бесконечно благодарен.
Идея жизни? — об этом обычно спрашивают. И я отвечаю: работать, дышать, любить и быть любимым!
Люсьен ДУЛЬФАН
Цветы для Руди
Скажу первым делом, что Руди — это имя Джулиани. В Америке его каждый знает, а в другом месте, возможно, не каждый.
Интересные вещи происходят в подлунном мире: вчерашний прокурор, борец с коррупцией становится мэром, мэр становится героем, герой, вполне возможно, станет президентом США. Это я о Руди Джулиани.
Кто помнит, в 2000 году случился большой скандал в Бруклинском музее — были демонстрации протеста и т.п. Чарльз Саачи выставил там свою коллекцию. Британский подданный, выходец из Ирака, он, сделав большие деньги на средствах массовой информации и рекламе, собрал одну из самых больших в мире коллекций современного искусства. Саачи приобретал работы у художников, живущих и работающих в стремных местах Лондона — заброшенных фабриках и прочих полуразрушенных промышленных зданиях. Так, например, художник Офели, африканец, пользуясь сложной техникой наподобие мозаики, создал многослойную красочную картину. Иногда он монтировал на поверхности холста слоновий навоз: высохшие круглые комки, размером с мяч, обмотанные жемчужными бусами. Одна из его работ, под названием «Дева Мария», представляла собой африканскую женщину, вокруг которой летают мужские и женские гениталии. Эта картина стояла на двух таких шарах.
Руди Джулиани, тогда мэр Нью-Йорка, был возмущен! Он отказал в субсидиях Бруклинскому музею, мотивируя это тем, что экспозиция картины Офели оскорбляет чувства христиан. Разгорелись страсти: демонстрации вокруг музея, гневные статьи в газетах. В «Новом Русском Слове» появились статьи в поддержку мэра.
Я, как художник, был на стороне музея и опубликовал статью в поддержку свободы самовыражения. В то время я писал серию работ «Я люблю Нью-Йорк». На одной из картин, написанных в стиле гобелена и в традициях итальянского Возрождения, изображена Мадонна, протягивающая мэру Джулиани вышеупомянутый слоновий шарик, обсыпанный сверкающими блестками. Мэр на картине обнимает Эмпайр Стэйт Билдинг на фоне Нью-Йорка. На небе написано: «Ай лав Нью-Йорк». У мэра на голове кепка болельщика с буквами N. J.
Мой друг, владелец галерей в Нью-Йорке, Берлине, Валенсии, Пекине и Стамбуле, издатель журнала «Нью-Йорк Арт», освещающего наиболее актуальные события в мире искусств, пришел в восторг и напечатал эту мою работу под названием «ДангдилРуди.сом».
Дальнейшие события стали стремительно развиваться совсем в другую сторону. Удар по Всемирному торговому центру 11 сентября 2001 года, мэр Джулиани пропадает сутками на расчистке развалин Близнецов, как капитан большого судна, получившего опасную пробоину, как Человек с большой буквы. Саудовский принц протягивает чек на $10 миллионов в помощь жертвам теракта, но с условием... Руди отказывается от чека.
И... о, чудо! Мадонна на моем гобелене с улыбкой протягивает мэру вместо слоновьего шарика из навоза... букет цветов.
Как случилось это чудо? Не имеет значения.
От РЕДАКЦИИ. Помещать в черно-белой газете репродукции картин Дульфана — дело безнадежное. Вы можете увидеть их в Интернете на сайте artlondon.com., а также в недавно открывшемся в Одессе Музее современного искусства.