|
|
   |
«Слышу, вижу, думаю»
С Петром Титовичем Востренковым можно говорить часами. Родившийся почти 80 лет назад в деревне, что схоронилась среди бесконечных лесов в Валдайских отрогах России, он детство провел среди не оскверненной цивилизацией природы. Бедность крестьянской семьи — потомков батраков Шереметьева и Потемкина — восполнялась богатством душевным. Маму, Анастасию Петровну, называли только по имени-отчеству и не иначе, как «колдуньей»: умела она коровенку мужицкую вернуть из леса домой особыми присказками-заговорами, в травах разбиралась так, что даже единственный на всю округу лекарь-фельдшер приезжал к ней за советом. Отцу, Титу Никитьевичу, довелось и в кровавом месиве первой мировой повоевать, и в плену побывать. А мечтал он о красивой, новой жизни, потому и подался в армию Котовского...
Петя всякие рассказы слушать любил. Тем более, что за соседскими ребятишками ему было не угнаться: до пяти лет болел, на ноги встать не мог. Старший брат Степан, однако, не давал ему сиднем сидеть — брал с собой в лес, на лужайку, и учил: «Смотри вот, как трава растет, а вон жучок по ней пополз. Последи, какие такие дела у него».
— И выработалась у меня, — говорит Петр Титович, — хорошая черта — созерцательность.
Читать он научился в шесть лет. Малого грамотея деревенские женщины, собиравшиеся с прялками на посиделки, просили почитать им, а он и рад был. Удивляется теперь: «И где только брал Степан такие книги? Даже «Илиаду» Гомера одолел я тогда. Очень нравилось мне, что герои ее — мужественные».
С двенадцати лет начал дневник вести. Писал поначалу о своих детских да хозяйственных заботах: в деревне ведь даже малые сложа руки не сидят. Привычка вести записи сохранилась у Петра Титовича до сих пор. «Слышу, вижу, думаю, — говорит. — Как тут утерпеть, чтобы не взяться за ручку?». И четким, почти ученическим почерком выводит: «На глазах рождается новая украинская нация... Для оценки человека не обязательно знать, за кого и за что он голосовал: за повышение пенсии или другие свои права, за совершенный или несовершенный закон. Сейчас людей объединяют другие ценности: сострадание, честность, принципиальность... Ведь мы — люди, а не электорат у корыта. Это уже понимают все — и те, кто на улице, и те, кто дома. Этого, похоже, не понимают только политики, и никак не могут договориться — не научились прислушиваться к простым людям: редко интересовались их мнением...». Это он уже о дне нынешнем.
Рифмованными строчками тоже балуется. Для себя, для друзей. Когда душа особенно защемит. А еще Петра Титовича можно назвать «архивариусом». У него — целые тома — толстенные альбомы с аккуратно наклеенными вырезками. Заинтересовала иллюстрация какая-то, статья, мудрое изречение — в «копилку» их. Есть в этом «архиве» и вырезки из нашей «Вечерки». Покопаться в его альбомах — так наверняка можно более-менее полную картину времени составить: «древо жизни» Петр Титович исследует с разных сторон. При этом придерживается принципа, изложенного в словах великого романтика Сент-Экзюпери: «Самого главного глазами не увидишь».
«А небо все равно хотелось видеть ближе»
В начале шестидесятых он служил в Московском военном округе. Узнав о наборе в космонавты, подал заявление. «Медицину» прошел, но подвела центрифуга, вращающаяся в обратных плоскостях: ступил на твердь — и пошел «восьмерками».
— А небо, — говорит, — все равно хотелось видеть ближе. С детства астрономию любил. Еще древний человек после погони за зверем падал в изнеможении в траву и, глядя в звездное небо, пытался понять, как устроен мир.
Уже в звании подполковника Петр Титович купил книгу «Самодельный телескоп». И начал его строить. На «Кинапе» выпросил пирекс — чистое, без пузырьков, стекло для рефлектора, на заводе им. Старостина раздобыл оснастку. Обдирку, шлифовку, полировку делал сам. И добился своего. Разрешительная способность его телескопа — 215. На Луне, говорит, километровые предметы можно видеть, как точки.
Рассказывает Петр Титович, что побывал тогда и в обсерватории, задание получил — наблюдать на Луне кратер Альфонс, делать записи, рисунки. Но в 1962 г. он по службе уехал в Германию и телескоп законсервировал. Так и стоит он в углу комнаты.
— Царя небесного в телескоп не удалось видеть? — поддеваю. И мгновенно понимаю, что сморозила глупость.
Петр Титович — человек верующий. Не оголтело-фанатичный, а воспринимающий мир и порядок в нем по-своему, читавший Блаватскую, Бердяева, древних философов. Бог в его разумении — это «сущность, логика, равновесие, красота. И то, что сохраняет все это, есть Бог. Как времени, пространству нет конца, так и ему. Он — в душе праведного, а не злого человека».
— Господи, — молится он, — в это трудное время пришли своих ангелов на землю, помоги людям делать добро...
Лесная скульптура
— Как вы все это успевали? — удивляюсь, заметив расставленные на шкафчиках, будто из меди выкованные, цветочные, мифологические композиции и зная, что у Петра Титовича, большую часть жизни отдавшего военной службе, рано умерла жена, осиротив двух детей-инвалидов.
— Ленивому никогда времени не хватает, — не очень дипломатично отвечает Петр Титович. — Хотел, чтобы дети поняли, что счастье — это умение радоваться жизни.
Он брал их с собой на прогулки в лес, на луг. Из абрикосового пня родились Икар, рвущийся к Солнцу, и его «зеркальное» отражение современности — Родина-мать, зовущая в Космос.
— Делал то, что позволяла природа. Да не бойтесь, не разобьется: все из цельного куска, ничего не приклеивал, — комментирует Петр Титыч. — И не красил. Это была бы уже подделка с базара. Твердые породы дерева сами дают глянец.
Будущие скульптуры свои он находил и на бывшем неудобье, где теперь роща аэропортовская, — он ее тоже сажал, будучи военным, и на одесских улицах, скованных гололедицей, повалившей сотни деревьев, и на оголенных земельных участках во время приснопамятной антиалкогольной кампании. Из поверженного виноградного корня, к примеру, родился сюжет о непокоренном чилийском певце Викторе Харе.
Одни скульптуры он делал по году, другие меньше. Три перочинных ножа сточил. Иного инструмента не признает. Купил было специальный — клюкарзы, очень дорогие, но даже в руки не взял. Многие его поделки у друзей, знакомых, у детей, теперь уже взрослых, семейных.
Около ста деревянных плашек собрал, чтобы сработать шахматный столик. О каждой породе дерева рассказывает — заслушаешься.
— Всю жизнь, — говорит, — мечтал о собственной мастерской.
Есть и на малой родине
П. Т. Востренкова его скульптура: огромный камень-валун с увековеченными на нем особым способом именами погибших в войну земляков.
«Во имя твое»
Так назвал П. Т. Востренков свою книгу, посвященную героям Великой Отечественной. Один из них — Михаил Дерябин, старший лейтенант, погибший на поле брани в Белоруссии. Знамя полка, вынесенное им, подхватили другие. Книгу подполковник в отставке Востренков печатал сам, под копирку. Шесть экзмепляров. Есть она у родных героя, в музее, возникшем не без его, автора, участия в селе Германовичи Витебской области. А «самиздатовская» его «История 1406-го зенитно-артиллерийского полка» принята на хранение в Центральный музей Великой Отечественной на Поклонной горе в Москве. 200 экземпляров ее, предназначенных для однополчан и их родных, сделанные уже по заказу, он получил в рулонах. С женой Людмилой месяцев шесть разрезали, подбирали страницы.
В комнате прислонен к стене стенд с фотографиями бойцов этого полка, расформированного в 1947 году и сохранившего воинскую дружбу по сей день. О каждом может рассказать П. Т. Востренков. Особенно — о бывшем школьном учителе, а затем командире полка С. М. Прохорове, награжденном орденом Александра Невского: его батарея под теми же Германовичами сбила 6 вражеских самолетов. Сергея Михайловича посчитали убитым. Его имя значилось на памятнике. Прохорова после войны разыскали белорусские юные следопыты, пригласили в гости. Это была его последняя встреча с однополчанами, с местами, которые он освобождал.
Петр Титович начал писать еще одну книгу — о разведчике капитане Клюйко. «Бог мне не простит, если я ее не напишу, — говорит. — Ведь я остался живой, а тот, кто, может быть, лучше меня, погиб...».
Умножающий красоту
В скромной квартире П. Т. Востренкова — обилие икон. Больших и маленьких. Все — в окладах, отливающих серебром-золотом, яркими цветами. Больше всего — лики Богородицы. Он их не пишет — использует цветные ксерокопии печатной продукции. Делает только оклад. Не святотатство ли это?
— Я задавал такой вопрос митрополиту Агафангелу, — говорит Петр Титович. — Он сказал: «Синод разрешил печатать календари со святыми ликами». Значит, и мое занятие не предосудительно. Я только умножаю красоту.
Иконы его есть и в одесских храмах, одна — в церкви на Поклонной горе в Москве. Всего на его счету уже 91 икона. Сейчас он готовит очередную — для Беларуси. Сам изобрел технику изготовления орнамента для окладов. Рамы делает из крепких пород дерева — ореха, акации, вишни, яблони. Показывает инструмент — перочинный нож, ножницы, шариковую ручку с исписанным стержнем, пинцет и складной деревянный метр. На одну икону ушло полтора года работы, на другие немногим меньше.
Эта работа требует не только сил и усидчивости, но и знаний. Увидел как-то книгу «Сказания о чудотворных иконах» — переписывал два дня, иначе не мог заполучить. На окладах не серебро и не золото — голографическая пленка. А поначалу подбирал даже обертки от «Сникерсов». Никто об этом не мог и догадаться.
А первую свою иконку он сделал для внука Стасика, моля небесные силы о защите и помощи: пятилетний малыш ослеп после болезни. Нужна была операция. Правдами и неправдами добывал он деньги и разрешение на поездку в Германию, где внука могли спасти. Экономил на чем только мог, ночевал в скверах, пока судьба, смилостившись, не привела в Почаевский монастырь, где его обогрели, накормили, помогли...
Сегодня Стас заканчивает школу-интернат № 93. Умница, музыкант. Петр Титович благословляет тот день и тех людей, что помогли ему отстоять внука у смерти. И продолжает умножать красоту. И благодарную память. Тот стенд с 250 снимками героев войны, сведения о которых разыскать было под силу только настоящим подвижникам, он готовит так, чтобы поместить его в капсулу — специальный конверт, прикрепленный к обратной стороне иконы. С тем, чтобы в юбилейные дни Великой Победы обнародовали на Поклонной горе «святые лики предков современных поколений — лики воинов, победивших фашизм».
Петр Титович трудится истово, до двух-трех часов ночи. Отдыхает, опершись локтями на перекладину, прилаженную в проеме двери, — растягивает позвоночник. Заодно и теленовости смотрит. Передачи о народных умельцах любит особо.
— Построить бы такой дом, — мечтает, — куда люди сносили бы рукотворные свои чудеса... Наша земля богата талантами.
Мария СТЕРНЕНКО.
На фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО работы П. Т. Востренкова и сам их автор.