От Афин до Афин (Мельбурн, 1956 год)

Пекинский азимут

На проведение Олимпийских игр 1956 года претендовало 10 городов, причем 9 из них представляло американский континент и 1 — австралийский. МОК отдал предпочтение Мельбурну, хотя сомнений по поводу успешного проведения Олимпиады было с избытком. Это и географическая удаленность, и необычные сроки проведения соревнований (ноябрь — декабрь), и отсутствие достойного для проведения Игр стадиона, и законы, предписывающие 6-месячный карантин животным, ввозимым в страну. В результате хозяева спешно переоборудовали Центральное мельбурнское поле для крикета под легкоатлетическую арену, а состязания по конному спорту пришлось провести в Стокгольме.

Ю. Никандров. Впервые одессит вошел в число лучших: в соревнованиях на траншейном стенде Юрий занял почетное 5-е место.

(Продолжение. Начало в №№ 120 и 131).

Юрий НИКАНДРОВ: «Первые «тренировки» пришлось провести на фронте»

Если кого и награждать при жизни эпитетом «легендарный», то Юрия Степановича Никандрова. Заслуженный мастер спорта, двукратный чемпион мира по стрельбе на траншейном стенде, 6-кратный чемпион Европы, 12-кратный чемпион СССР, 36-кратный чемпион Украины. Участник трех Олимпиад — в Хельсинки, Мельбурне и Риме. Основатель династии мастеров спорта международного класса: сын Юрий — чемпион Европы и Спартакиады народов СССР, невестка Людмила — чемпионка Европы, призер чемпионата мира, внук Юрий — обладатель Кубка Европы, обладатель Гран-при Югославии и Гран-при Кипра.

— Снайпером, наверное, нужно родиться, Юрий Степанович?

— Пожалуй. Отец — командир Красной Армии — научил меня стрелять из нагана в пять лет. В моей семье дети тоже к оружию были приучены с детства. Но без упорного труда на тренировках, как вы понимаете, в чемпионы не пробиться.

— Где же вы оттачивали свое мастерство?

— Первые «тренировки», извините, мне пришлось проводить на фронте. Когда началась война, мне шел 18-й год. Мы под Москвой тогда жили. В первые же дни записался в народное ополчение. Закончил курсы снайперов и боевое крещение принял под Ельней. Никогда не забуду: поймал немца в прицел, вижу — молодой, как и я, жалко. Гляжу, капрал вышагивает — из автомата косит. Хлопнул я его. И тут меня затрясло — человека убил. Понимаю, что враг, и тем не менее. Они уже на 100 метров подошли, а я прицелиться толком не могу. Тогда вспомнил отца, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Заметил, как трое фашистов пытаются захватить в плен раненого политрука (его солдаты на плечах с поля боя выносили). Всех трех поубирал. Так всю войну и «тренировался». Восемь раз был ранен, последнее ранение получил 18 марта 1945 года.

— Как в Одессе оказались?

— В госпитале здесь лежал. Написал домой, соседка ответила, что отчима перевели в Одессу восстанавливать суперфосфатный завод. И адрес дала. Прихожу по этому адресу, стучу. Мама открывает дверь и падает в обморок. Оказывается, ей на меня «похоронка» пришла.

— А каким образом со стендом познакомились?

— Я состоял в военно-охотничьем обществе. В это время в Лузановке открылся стенд. Мне товарищи советовали — поезжай, посмотри, что это за штука. Поглядел — ничего страшного. В первой серии выбил 24 из 25, во второй — вообще ни одного промаха. Был там такой — Масюк, кажется, Василий Николаевич, полковник, лучшим стрелком считался. Смотрит он на меня и спрашивает: «Ты что, в первый раз на стенде стреляешь?» — «Да», — отвечаю. — «Не может быть, небось, в Москве жил, там, наверное, тренировался». Ну что, рассказывать ему, как на фронте я ребятам пропитание добывал? Как на лету птицу сбивал? Спор наш продолжился через некоторое время, когда Масюк устроил соревнования. Специально по собственному эскизу заказал медаль из серебра с золотыми ружьями на ней — для себя готовил. Но я его обстрелял и стал лучшим стрелком Одесского округа. Вскоре выиграл чемпионат Украины, вошел в сборную страны.

— Кто тогда был вашим тренером?

— Да я сам себя тренировал. Выбирал лучшего стрелка, Николая Бурденко, к примеру, и ходил за ним повсюду. Замечал: как ведет себя на соревнованиях, как отдыхает, что кушает, как готовится к стартам. Когда стал выезжать за границу, наблюдал за чехами, поляками, итальянцами.

— И все-таки опыта для успешного выступления в Хельсинки не хватило?

— Это точно. Да и ружьями мы пользовались допотопными. Через четыре года в Австралии у нас уже были хорошие шансы.

— Что помешало попасть в призовую тройку в 1956 году?

— Тренер сборной напутал. Тренировались мы в жару. Спортсменов много, очередь большая. Настрелялись до изнеможения. Я тренеру говорю: «Хватит, мы хорошо готовы». А он: «Сделайте еще по 100 выстрелов». Пришлось подчиниться. Выбили мы с Колей Могилевским дополнительно 100 из 100, выложились, а на следующий день сил не хватило.

Там ситуация вот какая сложилась: Гальяно Россини из Италии выбил 195 очков, поляк Анжей Смельчиньский — 190, а мы с Могилевским и Антонио Чичери — по 188. Устроили перестрелку, где итальянец нас «ободрал». Коля занял 4-е место, я —

5-е. Медали не получил, но в шестерку вошел — даже специальный диплом выдали, команде зачетные очки принес. Впрочем, думаю, что не только усталость сказалась, кажется мне, что нам тарелочки подбрасывали другие.

— То есть как это?

— Не любили нас, боялись. А в наше время, если стрелка хотели «убить», подбрасывали тарелочки двух видов. Либо центр заливали такой массой, что при попадании пуля пробивала дырку, а сама мишень оставалась целой, либо металлические — как ее разобьешь? Конечно, ничего доказать не могу, но когда мы с товарищами хотели после стрельбы поглядеть на неразбитые нами тарелочки (я заметил, куда они падали), нас полицей"ские не пустили.

— Что, и сейчас случается подобное?

— Нет, сейчас такое невозможно, все автоматизировано.

— В связи с вышесказанным после Мельбурна остались, наверное, неприятные воспоминания?

— Да нет, что вы! Это в Хельсинки нам подсовывали отравленную воду, а в Австралии обстановка была очень дружелюбная. После соревнований меня, например, пригласили на охоту на кенгуру. Но их я не трогал, жалко такую красоту убивать, а удава подстрелил. Однажды на тренировке у меня четырехчасовой перерыв получился. Слышу — неподалеку стреляют. Делать нечего — пошел на выстрелы. Вышел к ферме и вижу картину: в кресле сидит дедок, с двух сторон малые внуки заряжают ему ружье и подают. А он палит по кроликам, которых — видимо-невидимо. Я представился и предложил помощь. За два часа больше ста кроликов набил. А вечером привел друзей — тех же Россини с Чичери, других стрелков — и мы такую пальбу открыли, что дед нас потом не знал, как отблагодарить: кролики там — страшная напасть, весь урожай могут сожрать. На следующий день меня неожиданно вызывают по радио: «Никандров, СССР, зайдите в судейскую». Прихожу — там вчерашний старичок стоит, на меня пальцем показывает: «Это он, это он!» Оказывается, австралийцы решили нанять меня на сезон для отстрела кроликов. Естественно, я отказался.

— Значит, оставили по себе память в Австралии?

— Что я! Вот Володя Куц, тот действительно прославился. И не только на беговой дорожке, где две золотые медали выиграл. После его триумфа один австралиец уговорил нашего бегуна проехаться на дорогом автомобиле. Вот Куц и врезался в столб с непривычки — движение-то там левостороннее. Машина — всмятку, а хозяин жмет ему руку, благодарит. На следующий день на столбе установили доску в память об этом «выдающемся» событии. А машину, наверное, в музей поставили или продали за большие деньги.

— Рассказчик вы замечательный, Юрий Степанович. Можно представить, сколько охотничьих баек вы знаете, ведь охота — второе ваше хобби?

— Еще неизвестно, что первое, что второе. После войны я помогал зоологиче"ский музей университета имени Мечникова восстанавливать. Потом два года в Тиберде, это на Северном Кавказе, аналогичный музей с нуля начинал. Да и сейчас ружье держу крепко. В этом году волка завалил, девять лисиц. Это у нас, Никандровых, родовое. Дед на медведя ходил. Только по-простому, без ружья — с кинжалом или рогатиной. Вот это была охота!

Анатолий МАЗУРЕНКО.

 Сороковые, фронтовые: старшина Юрий Никандров.

 Стрелковая династия: Юрий Никандров-второй, Юрий Никандров-первый, Людмила Никандрова, Юрий Никандров-третий.