|
Все дальше уходят от нас годы Великой Отечественной войны. Все меньше остается с нами тех, кто шел фронтовыми дорогами, кому в этом кровавом аду посчастливилось выжить и вернуться. Они, как правило, не считают себя героями. Они не пишут воспоминаний. А мы не всегда удосуживаемся расспросить их, упуская возможность прикоснуться к истории в «непричесанных» ее деталях.
Не считает себя героем и Антон Брониславович Гаврилкевич. Говорит о себе просто: «Воевал не хуже других». Но все пережитое в те грозные годы жгло его душу, и он начал писать воспоминания. Для себя, для детей и внуков. С ними и пришел в редакцию. Но живой рассказ его оказался еще более интересным.
В ПАСПОРТЕ у подполковника в отставке Антона Брониславовича Гаврилкевича значится: белорус. Но на самом деле он поляк. В то время, когда Польша входила в состав России, его родители — Бронислав Андреевич и Бронислава Казимировна, — работая на ремонте железных дорог, жили в вагончике поезда под Москвой, у Белых Столбов. Там и застала их гражданская война. Граница закрылась.
В его долгой жизни всякие времена были. Случались и такие, когда безопаснее было поостеречься называть свою истинную национальность. И человек, ни сном, ни духом не ведая, в чем его могут подозревать, предпочитал не рисковать.
Он хорошо помнил переживания отца из-за очередного «приступа недоверия властей». А до «политики» ли было главе семьи, в которой семеро (восьмой умер) детей? Трудился от зари до зари. Сам командарм Фрунзе вручил ему серебряные карманные часы: он под обстрелом отремонтировал железнодорожный путь. А в 1937 году его арестовали. Кто-то заявил, что он непочтительно отзывался о товарище Сталине. Благо, начальник милиции, с которым Бронислав Гаврилкевич был дружен, посоветовал немедленно уехать. Семье Гаврилкевичей переезжать приходилось еще не раз. Казахстан, Тульская область, Подмосковье...
В предвоенные годы у Антона уже была мечта: стать летчиком. В 1939 году в 16 лет он становится членом Серпуховского авиаклуба. Дальше, конечно, — в военную авиашколу. А на мандатную комиссию идти страшновато. Вдруг сочтут «неблагонадежным»? Поддержал один из членов грозной комиссии, полковник. Полистав документы, объявил: «Чист. И родители его чисты». Может, потому что двоюродный брат Антона служил в НКВД?..
1941 год. Немцы рвутся в Москву. Курсантов-летунов переводят во Вязники, их школу объединяют с местной летной школой. В декабре 1942-го у Гаврилкевича — экзамен: полет на истребителе И-15-бис. Первым вылетал Серегин, тот, что через много лет погибнет вместе с Гагариным. Он — вторым. Апрель 1942-го — он «дипломированный» летчик. Казалось бы, мечта исполняется. Пусть и в «неурочный», жестокий год. Он ко всему готов.
Но полеты прекратились — не было горючего. Их, более ста молодых летчиков, вызвали в штаб и объявили, что направляют в воздушно-десантные войска, где они непременно будут летать. Все, кроме Серегина, согласились. Только в военных лагерях в Тейково Ивановской области узнали, что стали они ... пехотинцами и включены в 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которая отправляется на Сталинградский фронт.
В АВГУСТЕ 42-го учебный батальон, в который попал летчик-пехотинец Гаврилкевич, не имел ни пулеметов, ни автоматов, винтовками вооружен был наполовину. «Оружие добудете в бою», — отвечал на вопросы офицер. А что еще мог он сказать? ...Такова правда первых лет великой войны.
Наступление началось с... отступления. Под Сталинградом полк преследовала венгерская дивизия. Во время артналета один из снарядов разорвался метрах в трех от Антона. Попавший в плечо осколок перерубил лямку вещмешка, в котором хранил он две заветные книжки — летного клуба и летной школы, вещмешок остался на поле боя. Адская боль. Госпиталь в Камышине. Сострадающие глаза женщины-врача: «Терпи, сынок». Санитарный поезд. Госпиталь в сибирском Еланске.
По выздоровлении явился в Красноярский военкомат. «Летчик», — представился. А чем докажешь? Документы остались на поле боя... Как пехотинца направили на курсы младших лейтенантов.
В АПРЕЛЕ 1943-го младший лейтенант Гаврилкевич с составе 139-го гвардейского полка 46-й гвардейской стрелковой дивизии — на Калининском фронте. Город Сокольники Псковской области запомнился особо.
Стояли «в обороне». Взвод Гаврилкевича пришел на смену взводу, обескровленному немцами под покровом ночи. В захваченных немецких окопах сыро, грязно. В 40-50 метрах — фашисты в траншеях. Пуля могла скосить в любую минуту. Приказ командира батальона капитана Безрукова: встретить и разместить на боевых позициях подмогу — пятерых девушек-снайперов — очень обрадовал.
Шел Антону двадцатый год... На симпатичных и храбрых девушек смотрел с восхищением. Для более близкого знакомства, однако, времени не было. Девушки приступили к работе — к «охоте» на гитлеровцев.
— Наши девушки-снайперы стреляли так метко, что фашисты буквально озверели и открыли по нашему расположению ураганный огонь, — рассказывает Антон Брониславович. — Все девушки были ранены. Особенно тяжело — в ноги — Раиса Скрынникова, в грудь — Тоня Комарова, а Тане Кузиной, стрелявшей с оптическим прицелом, немецкий снайпер попал в окуляр — пуля прошила глаз. Но окуляр же и спас ей жизнь. После войны Таня работала учительницей. Мы до сих пор обмениваемся поздравлениями.
Спустя много лет после окончания войны в одном из номеров журнала «Огонек» были опубликованы отрывки из документальной повести К. Лапина «Подснежник на бруствере. Записки снайпера Любы Макаровой»...
1943 год. «Теперь уже привыкли к слову «наступление» и стали забывать, что когда-то успешная оборона была для нас победой», — пишет в своих воспоминаниях А. Б. Гаврилкевич. В июне бойцы гвардейской части внезапным ударом заняли высоту Птахино вблизи Великих Лук. Надо было ее удержать во что бы то ни стало.
— Командующий первым Белорусским фронтом Жуков, — говорит Антон Брониславович, — потом напишет в своих воспоминаниях, что в боях за эту высоту погибли около 6 тысяч немцев и около 5 тысяч наших. Я — свидетель. Вся высота была усеяна трупами. Мы пришли на смену погибшим товарищам. Принесли нам американскую тушонку — подкрепиться, а мы, от всего увиденного, есть не можем. А тут еще грязь, слякоть — автоматы отказываются стрелять. А немцы идут и идут. Попросили мы подмоги у «катюш». Ударили они — и из 600 врагов лишь семеро в живых остались, да и те побежали.
Был, однако, и такой момент. Один из танков, подоспевших нашим бойцам на помощь, вдруг начал... гонять их по траншее. Как потом выяснилось — ошибка вышла: перемазанных грязью солдат приняли за немецких. Капитан Пивень уже вынужден был отдать лейтенанту Гаврилкевичу приказ: «Бери противотанковую гранату и подбей его!» Кто знает, чем бы это могло кончиться, если бы танк вдруг, метрах в десяти от подползающего к нему и идущего на верную смерть летчика, не повернул вспять.
— У того, кто командовал тогда танкистами, я теперь, когда приезжаю в Сокольники, останавливаюсь, — добродушно замечает Антон Брониславович. — И танкист тот, к счастью, жив. На войне всякое бывало.
В 1995 году Гаврилкевич был удостоен звания Почетного гражданина города, который оборонял.
...В деревушке в районе Невеля, куда дивизию бросили на прорыв, наткнулись на обитый металлом фургон, набитый пачками денег, вспоминает Антон Брониславович еще один необычный случай. Немцы разграбили банк. А подрыв экономики, да еще в тяжелые военные годы, — это, знаете ли... За операцию по сохранению фургона с его 20-миллионным содержимым лейтенант Гаврилкевич был награжден орденом Красной Звезды.
В одном из боев снаряд немецкой батареи угодил в дерево в пяти метрах от группы продвигающихся к роще бойцов. Лейтенанту Николаю Филатову, накануне получившему письмо с сообщением о гибели родителей и сестры, осколки перерубили обе ноги, Антона Гаврилкевича ранили в спину — лишился он тогда полребра. К медсанбату — 11 километров. Сапоги полны крови... Добрался. Майор-хирург сориентировался мгновенно: «Лейтенанта — на стол!» После операции велел выпить растворенный в котелке воды килограмм сахара: «Вам нужна глюкоза. иначе умрете». При отправке раненых в тыл тот майор, спасая других, погиб под бомбами гитлеровцев. А ему, лейтенанту неполных двадцати лет, пришлось еще четыре месяца лечиться в госпитале в Камышино, перенести еще одну операцию: ребро оказалось разрубленным вдоль. Боль — страшная: «заморозка» оказалась просроченной, выпуска 1937 года...
— После второго тяжелого ранения, — рассказывает Антон Брониславович, — узнал, что мой старший брат Станислав погиб. А воевал он в Войске Польском, сформированном по приказу Сталина...
И СНОВА — ФРОНТ. Наступление на Ригу. Нужно было форсировать реку Лиелупе. В двух лодках — 27 бойцов, он, командир, — 28-й. На том берегу — пулеметы, пушки власовцев. Лупят по лодкам. Назад вернулось-выплыло лишь трое, он в том числе — выручила спортивная закалка. С удивлением обнаружил, что полы шинели «разрезаны» на полосы.
Признается теперь, что в минуту слабости, перед второй попыткой форсировать реку (бойцы должны были отвлечь на себя силы врага), написал родителям прощальное письмо. Однако на вопрос майора: «Лейтенант, к форсированию готов?» — ответил: «Готов!».
От Елгавы продвигались к Риге посуху. В километрах десяти-тринадцати от Риги — новое ранение. В ногу.
В полевом госпитале молодой сержант сообщил ему радостную весть: Сталин отдал приказ всех летчиков отправлять в авиацию. Родина расправляла крылья. Лейтенант Гаврилкевич вымолил у медперсонала свое обмундирование и — пулей в штаб. Он хочет громить врага в небе, он — летчик. Поверили. Без документов. «Идите оформляйтесь!». Поверил и Герой Советского Союза полковник Пушкин, под командование которого — в 188-ю бомбардировочную дивизию 15-й Воздушной армии — был направлен. А нога еще не зажила. «Побудь пока адъютантом», — предложил А. И. Пушкин.
— Вот тогда-то, — веселеет рассказчик, — мне и повезло увидеть Чуйкова, Жукова, Белякова, Василия Сталина, на Кюстернском плацдарме, в 70 километрах от Берлина. Встретил там и военных корреспондентов Илью Эренбурга, Всеволода Вишневского, Бориса Полевого.
Победа уже была близка. С особым удовольствием рассказывает А. Б. Гаврилкевич о «военной хитрости» Жукова. После прорыва немецкой обороны по его приказу 200 прожекторов ослепили немцев. Потери их были огромны. С нашей стороны — лишь трое раненых. «Какое впечатление?» — поинтересовался Жуков мнением пленного немецкого офицера об этой операции. «Ошеломляющее», — ответил тот.
Среди других и свою подпись на рейх"стаге оставил лейтенант Гаврилкевич. В рейхканцелярии видел сейф с «кучей орденов и лощеной бумаги для удостоверений»: основательно готовился Гитлер к «победной» войне, да не ведал, какой «муравейник разворотил». А. Б. Гаврилкевич может часами рассказывать, как плечом к плечу защищали Отчизну русский и таджик, украинец и грузин, белорус и молдаванин... Те, кто жив, и сегодня не изменяют этому братскому чувству сплоченности.
МЕЧТА ЛЕТЧИКА Гаврилкевича, в конце концов, сбылась: с 1946 года до своей отставки в 1957 году он совершил 2616 полетов. На транспортных самолетах — ЛИ-2, ЯКах. На боевых летать здоровье не позволило. Осколок под правой лопаткой напомнил о себе в 1969-м, когда он возвращался из Москвы, из командировки. В аэропорту зазвенела «рама». До трусов, говорит, разделся, туфли снял — звенит... Вспомнил: «Осколок!». И ведь мучили время от времени боли, а поди ж ты, — забыл.
На гражданке он приобрел новую специальность: в Оренбурге устроился учеником слесаря «по сбору королевских ракет». Вечером учился — закончил политехнический институт, тот же, что, Черномырдин, кстати, на год позже Виктора Степановича.
В 1964 году сдался на уговоры брата переехать на юг: Бенедикт возглавлял тогда колхоз им. Карла Либкнехта в Черноморке. Антон Брониславович стал работать в НПО «Пищепромавтоматика» — инженером, зав. отделом, возглавил совет ветеранов. На его счету — более 20 рацпредложений, из которых одно, к примеру, принесло государству прибыль в 10 млн. рублей.
О былых боях напоминают не только награды — 5 орденов (три — Красной Звезды, орден Отечественной войны I степени, орден Богдана Хмельницкого) и 19 медалей, но и старые раны. Но самая незаживающая — та, что получил он 20 лет назад: в армии от дедовщины пострадал сын — стал инвалидом... Есть дочь и внук. С женой Нонной Яковлевной идут они по жизни уже 61-й год. Закаленный гвардейский характер Антона Брониславовича — спасательный круг, поддерживающий семью в водовороте жизни. Таковы они, ветераны Великой Отечественной.
Мария СТЕРНЕНКО.