|
|
   |
Бывает, что люди, с которыми свел профессиональный интерес, становятся потом твоими приятелями и даже друзьями. Здесь как раз такой случай. Валентина Тырмос и Яков Верховский, старожилы Израиля, бывшие мои земляки-одесситы, написали документальную книгу «Сталин. Тайный сценарий начала войны», где излагается другая, отличная как от официальной, так и от «суворовской» (имеется в виду беглый офицер ГРУ Виктор Резун), версия этого «сценария». Не историки и не писатели-дилетанты в этих сферах, но зато системные аналитики, они собрали уникальный по объему и значению справочный материал, и плод их десятилетнего труда, получив положительную оценку специалистов, был принят крупным российским издательством. Мы познакомились два года назад, когда их книга была на выходе. Авторы получили сигнальный экземпляр, и мне предлагалось впервые «озвучить» их версию сталинского расклада в преддверии второй мировой войны...
Свою статью для газеты я назвала «ОТВАГА ДИЛЕТАНТОВ» (в «Вечерней Одессе» она была опубликована два года назад). С ними, Валей и Яшей, мы продолжили знакомство. Книга вышла в свет в середине 2005 года и набирает популярности, издательство выпускает дополнительные тиражи. А мои новые друзья работают над следующими частями задуманной трилогии в том же ключе: только документально подтвержденный факт, только свидетельство от первого лица. В частности, такими свидетелями становятся и они сами, детьми пережившие геноцид в оккупированной Одессе.
Сеть поиска документов и фактов авторы раскинули широко, и «копают» они, что называется, глубоко. Но в книгу попадает далеко не все «накопанное». Иногда лишь чье-то имя. Или только факт, без деталей и подробностей. И какие же судьбы, какие сюжеты остаются у них «в осадке»! Так называемую «беллетристику» они охотно предлагают мне: хотите — пишите...
Что ж, попробую.
Дядя Тима
ЖИЛИ-БЫЛИ в казачьей станице под Нальчиком братья Харитоновы, Тимофей и Борис. Они были молоды в пору, когда власть то и дело меняла цвет, — белые, красные, зеленые... Снова белые. Или красные. Борис вроде тихо сидел в станице, ничем не проявляясь. А Тимофей носился по степям и селениям на тачанке, да и при пулемете, наверное, и при своей верной подруге Нинке, которая стала со временем его почтенной супругой. Когда же вся эта несусветная заморочь — сын на отца и брат на брата — стала устаканиваться, Харитонов Борис осел в Нальчике, а Харитонову Тиме отчего-то приспичило убраться из родных мест подальше. Он и убрался, прихватив с собой Нинку, в славный город Одессу.
И поступил там в инженерно-строительный институт, хотя предыдущего образования для такого шага ему вряд ли хватало. Он даже окончил этот вуз, что свидетельствует о врожденных способностях и твердом характере молодого человека.
Но неизвестно, как бы сложилась его судьба, если б не встретился ему в ту пору сверстник по имени Изя. Впрочем, кто знает, как сложилась бы судьба самого Изи, если б не завязалась тогда между ними эта странная дружба: исконно русский станичник-бедняк Тимофей и коренной одессит, еврей из бывших «буржуев» Езекииль, по-домашнему — Изя.
Что общего было между ними? Что связывало их всю жизнь?
Возможно, они познакомились на студенческой скамье, а возможно, что и раньше, и что это друг привел Тиму в институт и помогал ему во время учебы. А может, наоборот — как раз толковый и усидчивый Тима тащил за собой легкомысленного ловеласа Изю.
Годы учебы минули. Вместе получили они инженерные дипломы и вместе начали свой трудовой путь. Не разошлись друзья и тогда, когда тяжелая болезнь сердца (тогда говорили: «грудная жаба») лишила Тиму возможности нормально жить и работать.
Харитоновы проживали в доме на углу улиц Пушкин"ской и Троицкой. Из подъезда довольно крутой лестничный марш вел на застекленную веранду, а оттуда — в их небольшую, зато без соседей, квартиру. Врачи строго предупредили пациента-сердечника: если только он с этой лестницы спустится, будет ему конец. И Тимофей как сел в кресло (возможно, это такая гипербола — «сел в кресло», по дому он, думаю, все же ходил), так и просидел 38 лет, до самой своей кончины. И все эти годы Изя поддерживал друга и терпеливо носил ему работу на дом.
Шли годы. У станичных Харитоновых родилось пятеро детей: четыре дочери и сын. А у одесских Харитоновых — только один сынок, Володя, свет в окошке. Когда началась война, Тимофей с Ниной отправили своего 17-летнего тогда мальчика к дяде Борису в Нальчик. Уберечь хотели от судьбы. Но от нее разве убежишь?
Немцы вскоре добрались до подступов к Кавказу, стали рваться к нефтеносным районам, бросив на эту операцию лучшие свои силы, хорошо экипированные и обученные. Под густую гребенку срочной мобилизации в Красную Армию вместе с другими необстрелянными попал и юный Володя Харитонов, которому только-только исполнилось 18. И погиб в одном из первых боев, осиротив родителей и оставив дядьке Борису неизбывную вину: не уберег племянника!
Одесса в те дни была оккупирована румынами, и Тима узнал о гибели сына только летом 1944-го, после освобождения города, когда наладилась переписка. Безутешен он был и как-то в письме попросил брата: пусть бы кто-нибудь из его детей приехал погостить в Одессу, им с Ниной так одиноко без сына...
И вот в один прекрасный день в Одессу действительно приехал Борис и привез брату «подарок» — свою пятнадцатилетнюю дочку Дину. И даже сам обошел, какие надо было, официальные инстанции, оформив ее удочерение одесскими Харитоновыми. Дина тогда плохо понимала необратимость происходящего. А отец уехал, оставив ее у брата и ничего толком не объяснив.
Девочка сразу взвалила на свои плечи этот нелегкий дом и приняла в свое сердце двух сломленных судьбой людей, которых раньше совсем не знала. И стал дядя Тима для нее родным отцом, а она для него любящей дочерью. И сегодня она свято чтит память о нем, светлом человеке и истинном праведнике.
ТЕПЕРЬ ПОРА объяснить, как вся эта история попала в архивы Валентины, и почему я назвала Тимофея Харитонова праведником. Сначала приведу цитату из будущей книги Якова Верховского и Валентины Тырмос. Новая эта, автобиографиче"ская часть трилогии охватывает период с момента захвата Одессы румынами — 16 октября 1941 года и до освобождения города — 10 апреля 1944-го. Она состоит из воспоминаний двух еврей"ских детей, оставшихся в оккупированной Одессе. Девочке Ролли (имя Валентина она получит при крещении, предпринятом ради спасения ее жизни) было в те дни 4 года, а мальчику Яше — 10. Воспоминания датированы, день за днем.
Вот что было 21 октября 1941 года (в день ее рождения, потому так запомнилось): «...Папа стал меня успокаивать: «Ну, не хнычь, не хнычь, Роллинька. Видишь, уже светает, утро. И мы уже на Пушкинской. Сейчас повернем на Троицкую, а там, сразу за углом, дом дяди Тимы Харитонова. Дядя Тима нас спрячет. Мы покушаем, отдохнем. Там нас никто не найдет».
Да, конечно, дядя Тима спрячет. Надо только завернуть за угол, зайти в подъезд и подняться по лест"нице на дяди Тимину веранду, и там нас уже никто не найдет. Я сама много раз пряталась на этой стеклянной веранде, когда мы играли в прятки с Вовкой — дяди Тиминым сыном. Тогда еще не было войны... Было уже совсем светло, когда мы повернули за угол, на Троицкую.
И тут...»...
И тут их настигли румынские солдаты и погнали вместе с другими евреями в городскую тюрьму на Люстдорф"ской дороге. О том, что было дальше, расскажут авторы в своей книге. А я продолжу о человеке, которого Валентина сейчас, как тогда маленькая Ролли, называет дядей Тимой.
У меня в руках письмо, отправленное Тимофеем Харитоновым 31 мая 1944 года, вскоре после освобождения Одессы, Илье Эренбургу. Тогда он еще не знал о гибели сына. Это 3,5 страницы машинописного текста. Валентина с Яшей нашли его здесь, в архивах мемориального комплекса Яд ва-Шем. Скорее всего, это копия — не писал же в мае 44-го Тимофей Харитонов на машинке! Кто и когда сделал копию, неизвестно, однако листы старые. Эта находка, собственно, и высветила в памяти пережившей оккупацию Вали и дом со стеклянной верандой, и дядю Тиму с тетей Ниной, и эпизод, который она поместила в книгу (см. выше)...
Приведу найденное в Яд ва-Шем письмо Т. Харитонова с некоторыми сокращениями:
«В силу необходимости я должен был находиться с 16.Х.1941 г. по 10.IV.1944 г. на оккупированной территории в г. Одессе... Мною собрано от первого до последнего номера: газета муниципалитета, так называемая «Одесская газета» и журналы «Колокол», «Мир», «Наши дни», «Неделя» и частично «Смех».
В этом материале имеются все жуткие приказы, вроде, когда за каждого убитого на улице румынского или немецкого солдата 23.Х.41 г. было расстреляно по сто человек, а за каждого офицера — по двести человек. 23.Х.41 г. была взорвана мина в здании НКВД, во время чего было убито 85 солдат и 14 офицеров, а 24.Х.41 г. был объявлен днем террора, и в этот день было повешено, расстреляно и сожжено живыми до 20 тысяч человек. И все это проводилось днем и на улицах... Там же вы найдете все приказы, касающиеся несчастных евреев, и среди них приказы о том, что каждый, давший приют еврею или спрятавший его, будет расстрелян на месте вместе с этим евреем...»
Заметьте: ни слова не пишет человек о том, что, читая такие приказы, он, тем не менее, давал приют евреям! Ни слова о том, что, не считаясь с прямой опасностью для жизни, спасал семью своего друга Изи. Сам Изя — отец Валентины — в те дни уже был арестован румын"ской сигуранцей и приговорен к расстрелу. А жена его Тася, мать Валентины, во время ареста сумела бежать и, вынужденная скрываться, делала все возможное, чтобы вызволить, выкупить мужа. Летом 1942-го в оккупированной Одессе, уже полностью «очищенной» от евреев, женщине-еврейке, да еще бежавшей из-под стражи, не было пристанища. Тася жила фактически на улице, пряталась в развалках домов. А по ночам пробиралась к Тиме, в квартиру за стеклянной верандой, чтобы помыться, переодеться, поесть. Только здесь она чувствовала себя в безопасности. А как себя чувствовали в это время больной Тима и его жена? Ни слова об этом не пишет он Эренбургу.
Читаем письмо Харитонова дальше:
«...После занятия Красной Армией Одессы я прочитал все московские газеты с конца 1943 года и, к моему глубокому сожалению, я не удовлетворен ими. Ведь идет глубоко и давно задуманное уничтожение всех советских людей под лозунгом уничтожения евреев. Каким же надо быть идиотом, что евреи — виновники этой войны... За эти зверства я считаю ответственным весь германский народ, а не только его правителей, полицию, жандармов, СС и других бандитов. И вот во всей печати сухо печатаются только акты: там-то убито, замучено и т.д. столько-то, подпись и больше ничего... И только вы один говорите, что в этом бандитизме и изуверстве виновата вся германская армия и что почти весь народ должен отвечать за этот бандитизм. Приветствую вас за это...
Крепко жму вашу руку.
Искренне уважающий вас Т. Харитонов».
Ответ Эренбурга (Дина его хранит) был получен только через полтора года — 19 декабря 1945-го. Весьма стандартный ответ:
«Дорогой товарищ Харитонов.
Вернувшись из заграницы, нашел ваше письмо и присланный вами материал. Сердечно благодарю за все и шлю привет». И факсимильная подпись.
В ПРОШЛОМ ГОДУ Валентина и Яков съездили в Одессу и встретились там с Диной. Они говорили о прошлом, вспоминали дядю Тиму, смотрели фотографии. На одной из них — друзья Тима и Изя, еще молодые, перед войной. На другой они снова рядом — постаревшие, после войны... Нет уже ни Тимы, ни Изи. Только старый дом еще стоит на углу Пушкин"ской и Троицкой. И если войти в подъезд, можно увидеть с левой стороны от ворот деревянную лестницу, ведущую на стеклянную веранду...
Тимофей Харитонов послал Илье Эренбургу печатные издания, выходившие в Одессе в период ее оккупации. Как использовал эти материалы большой писатель? Видимо, никак. А где же они, эти газеты и журналы? В личном архиве писателя? В запасниках того же Яд ва-Шем, куда попало письмо Тимы? Валентина и Яков ищут.
Белла КЕРДМАН.
Реховот (Израиль).
(Окончание следует).