|
|
   |
Сергей (свою фамилию мой собеседник просил не называть) работает авиационным техником уже почти 14 лет. Специализация — гражданские вертолёты Ми-8. Он занимается их обслуживанием — от элементарной уборки в грузовом отсеке до замены двигателя.
Компанию, в которой работает Сергей, он не называет — дабы не нарушать условия контракта. Уточнил лишь, что компания, в сотрудничестве с ООН, занимается гуманитарными перевозками и помощью местному населению в разных странах Африки, помогая им преодолевать последствия вооружённых конфликтов, болезней и стихийных бедствий.
— Сергей, в чём сложность вашей работы? — задаю собеседнику свой первый вопрос.
— Ну, вот сегодня, например, нам пришлось идти с аэродрома до отеля, где живём, два километра. А на градуснике — плюс 55. В тени — 47. Очень тяжело работать на такой жаре каждый день с утра до вечера. Когда я был в Мали, при вдохе воздух как будто обжигает лёгкие. Самая привычная для европейца температура в Африке бывает в декабре, 27—28 градусов тепла. Тут легко можно заболеть малярией, ещё всякой другой гадостью. Здесь лучше не болеть, я вам так скажу. По себе знаю, потому что я болел малярией. Ещё могу сказать, что тяжело месяцами не бывать дома, скучать по семье. А сейчас, когда в стране война, очень переживаешь за родных и близких.
— Кстати, а как в Африке относятся к войне в Украине?
— Когда я был в Джибути, они говорили, что в восторге от того, что такая маленькая страна, если сравнивать с Россией, не сдалась, а борется. Вот, например, на КПП проходишь, а они говорят — Russia killers, Ukraine Slava. Они там новости смотрят постоянно. По сравнению с другими странами в Африке, в Джибути так спокойно, потому что там стоит НАТО. Страна маленькая. В Южном Судане, где я сейчас, когда в магазин заходишь, нас спрашивают, как будет thank you по-украински, ну и они потом ходят и говорят: дякую.
— Насколько я знаю, в Африке есть контингент и из других стран, из Америки, Франции и из России тоже. Как много россиян там сейчас?
— В Южном Судане россиян вообще нет. Когда я приехал сюда в декабре, они тут ещё проводили регламентные работы, а потом их отсюда выгнали. 15 января был последний вертолёт, укомплектованный россиянами.
— А до полномасштабного вторжения какие у вас между миссиями были отношения?
— Стороной их обходили. Бывали, конечно, находились с нашей стороны такие сепары, улыбались им, руки пожимали при встрече. А в основном взглядом провожали их — куда подальше. У нас была недавно ситуация, ещё перед тем, как они уехали, нам представитель ООН (он сам с Украины, но живёт в Нью-Йорке) отдал ключи от их контейнеров. Россияне пришли, повозмущались. А там оставалась такая большая цистерна из-под воды, для мытья вертолётов. Вот наш техник утром пришёл на аэродром, а они её разрезали надвое, чтобы никому не досталось. Цистерна где-то на полтонны воды.
— Вернемся к трудностям в работе в Африке. На континенте очень много локальных конфликтов. В каких странах вы оказывались в условиях войны?
— В Сомали нам запрещали в город выезжать. Могут убить, обокрасть или украсть тебя — и всё. Заедешь туда, обратно не вернёшься. Мы были только на территории аэропорта, за тремя кольцами охраны. Было много терактов возле аэропорта. Когда я находился там в 2020 году, террористы, рэболы их там называют, подогнали грузовик с песком к отелю и взорвали его. Ещё один случай был в Конго. Виллу в городе Бени, где мы жили, атаковали местные бандиты. Мы от них прятались на втором этаже здания, а охранник виллы отстреливался. Бандиты были обкуренные, в неадекватном состоянии. А потом, когда мы оттуда выезжали, то возле нашей виллы было очень много их трупов. А тут, в Южном Судане, в принципе, тихо, хотя бывают заварушки, не без того.
— Все знают о такой болезни, как эбола, и о том, что в 2013 году началась сильная эпидемия в Западной Африке. Я знаю, что ваша компания вместе с ООН занималась гуманитарной и медицинской помощью в устранении эпидемии в Демократической Республике Конго. Как вам удалось не заболеть?
— Мы тогда стояли в городе Мбандака. В 20 минутах полёта было поселение. ООН сообщило, что местные жители подхватили эболу от обезьян. Ведь африканцы охотятся на обезьян, на летучих мышей. А эти животные являются переносчиками эболы. Ну и так потихоньку, селение за селением, и началась эпидемия. ООН взяло этот район в кольцо, чтобы никто туда не входил, оттуда не выходил, возили им гуманитарку. Самым большим разносчиком эболы там были мертвецы. Африканцы, когда хоронят умерших родственников, целуют их в лоб. А эбола — болезнь страшная, из носа кровь идет, изо рта, из глаз, человек просто заживо распадается. Когда мы туда прилетели, нам сказали, что будут прививать. По желанию, конечно. Перед прививкой давали письменное согласие, ибо прививка была не сертифицирована. Руки постоянно мыли, проходили проверки, сдавали анализы. Доктора там были не наши — американцы.
— Какие у вас были нештатные ситуации?
— Было дело, мы не могли взлететь, потому что вышел из строя воздушный стартер. Давно это происходило, ещё в 2010 году. В Конго тогда были выборы президента, по-моему, и мы тогда развозили бюллетени. И вот прилетели на точку, в деревню, посадили вертолёт на футбольное поле. Всё, разгрузились, собираемся улетать, а второй двигатель не хочет запускаться. К счастью, ночевать нам там не пришлось, нас оттуда забрали, а к вертолёту прислали вооружённую охрану. ООН потом спланировала туда полёт, мы прилетели, починили его и обратно на нём же улетели. Нам ещё повезло, а был тоже борт от нашей компании, так им уже пришлось ночевать. Прямо в джунглях. На такие случаи в вертолёте есть специальный сухпай, еда на трое суток, а также сетки москитные, репелленты и даже удочка.
— А как в Африке живут люди?
— Африка — она разная. Есть такая, где люди живут в достатке. И есть страны, где уровень бедности просто зашкаливает. Как вы сами понимаете, ООН не работает там, где все хорошо. Вот даже взять ту же Мбандаку. Город возле реки Конго, люди живут там очень бедно. У них есть аэропорт, но самолёты туда практически не летают, в основном, туда всё возят по реке Конго на судах из столицы Киншаса. Воду питьевую возят и гуманитарку. На месте выращивают рис и бананы. Всё, больше никакой еды у них там нет. Ну, кузнечиков едят, червей. Прямо возле аэропорта выходишь, а они их в тазиках продают. Рыбу ловят из той речки. Течение там очень сильное, но они всё равно оттуда постоянно каких-то монстров вылавливают. Мы покупали рыбу, жарили, нормальная на вкус. Интересно, что тут, в Южном Судане, у них есть пляжи возле реки, хоть там и крокодилы лазят, а дети всё равно купаются. В 2011 году Южный Судан отделился от Северного Судана. И я помню, как они тут радовались, праздновали, думали, что сразу обогатятся, потому что у них тут много нефти. Северный Судан оставили с пустыми руками. Там только пустыня и баобабы. А в Южном Судане джунгли, поля, зелени больше — это в Африке важно. Ещё и нефть. Но на машинах ездят только богатые, среднего класса нет.
— Вы же и в Мали были?
— В Мали сейчас верховодят наемники из ЧВК «Вагнер». ООН из этой страны выгнали. В Мали много алмазов, и бандиты взяли страну под свой контроль.
— Немного щепетильный вопрос: как украинские пограничники относятся к тому, что вы выезжаете из страны?
— Да нормально относятся. На границе нас выпускают без проблем, а запускают — так вообще рады видеть. Понятно, что для выезда необходимо предъявить пакет документов: сертификаты, контракты, договоры и подтверждение от Государственной авиационной службы Украины. Бывает, что соответствующие службы могут с тобой побеседовать, ибо были случаи подделок документов.
— И в завершение нашей беседы спрошу: что самое приятное в вашей работе?
— Самое приятное — это, конечно, возвращаться домой.
— А вертолеты?
— Любая работа, если честно, надоедает. Полеты, техобслуживание — каждый день одно и то же, по восемь часов. В вертолете знаешь каждую гаечку, каждую трещинку, пометочку. Рутина, в общем. А домой возвращаешься, начинаешь скучать. Потому что ты душу вкладываешь в вертолёт.
Беседовал Юрий СПИВАК