|
|
   |
Еще незабвенный Александр Сергеич заявляет о том, что «уж дробит каменья молот», и что Одесса вскоре покроется замечательной звонкой мостовой. Преувеличение, вполне допустимое в художественном тексте. Тем не менее, вопрос о благоустройстве городских дорог и улиц впервые был поставлен еще предшественником М. С. Воронцова — И. Н. Инзовым.
Много десятилетий, с конца 1823-го вплоть до второй половины 1860-х, для мощения одесских улиц использовался преимущественно известняковый щебень, быстро перемалывавшийся колесами гужевого транспорта. В межсезонье образовавшаяся в результате оного измельчения и увлажнения масса представляла собой жуткое топкое болото. Поэтому солдаты местной арестантской роты под предводительством своего энергичного начальника — капитана, а затем майора Драгутина, то и дело вывозили с улиц отработанный щебень, а затем заменяли его очередным. Ломка производилась на Сухом Лимане, Большом Фонтане и в Татарке. Между прочим, Чумная гора в значительной мере сформирована как раз этим отработанным строительным материалом.
Для особо ответственных участков городских дорог — в первую очередь Военного, Карантинного и Херсонского спусков, служивших главными транспортными артериями, связывающими торговый центр и порт, — использовался куда более прочный привозной камень. Спуски эти изначально мостились в начале 1820-х, а затем в середине 1830-х. Одесса могла снабдить себя лишь относительно мягкими осадочными горными породами, а долговечные строительные материалы (изверженные горные породы: граниты, габбро, диориты и т. д.) приходилось доставлять дорогой ценой с Архипелага (средиземноморских островов), из Генуи, Ливорно, Неаполя, Триеста, Стамбула.
Стремясь облегчить приток прочного камня, региональное начальство временно даровало определенные льготы тем из левантийских шкиперов, которые будут привозить камень в кондиционном балласте. В гавани назначили определенное место для отгрузки этого балласта, то есть крепкого привозного камня, близ таможенных пакгаузов. Кроме того, камень этот оплачивался иноземным мореходам в зависимости от габаритов по цене от 17 до 18 рублей за квадратную сажень при толщине 3-4 вершка и от 43 до 45 рублей за кубометр мелкого. Затем поставкой средиземноморского камня занимались авторитетные подрядчики из одесских негоциантов итальянского, греческого, югославянского происхождения.
Самым дорогим привозным камнем, пользовавшимся исключительным спросом, была так называемая «лавовая плитка» — заранее обработанная, регламентированных размеров. В архивных документах она именуется еще и «ливорнской плиткой», то есть плиткой, доставленной из порта Ливорно. Знакомясь с давнишними делами Одесского строительного комитета, всегда любопытствую, на какие конкретно строительные объекты она отпускалась. При этом фиксирую, что таковой отпуск сопровождался довольно утомительными бюрократическими процедурами. Казенная ливорнская плитка очень ценилась и выдавалась поштучно с особого разрешения «высшего начальства», включая генерал-губернатора и градоначальника. А когда работы завершались, освидетельствование использования такого-то числа плиток производила специальная комиссия. В ее состав в разное время входили и городовые архитекторы, инспекторы Строительного комитета, представители Думы и городской полиции.
Так, например, летом 1836 года известный архитектор Джорджио Торичелли, будущий проектант Пале-Рояля, занимался достройкой своего дома по Дерибасовской улице (нынешний «Дом книги») со стороны Александровской (Греческой) площади. Разумеется, зодчий имел в виду собственные интересы, но вместе с тем, полуциркульная пристройка служила украшению площади и города в целом. В своем прошении Торичелли уточняет, что при оной пристройке обязуется «устроить из казенных заграничных плит тротуар, а вокруг оного обнести деревьями». Начальство нашло этот проект социально значимым. Из архивных документов видно: обсаженный тополями тротуар со стороны площади был сооружен из «ливорнских плит». Соотечественник и коллега Торичелли, городской землемер Гаэтано Даллаква, докладывал Строительному комитету, что все работы выполнены безукоризненно.
Несколькими годами ранее об отпуске складированных на той же Александровской площади «тонких плит заграничного камня» ходатайствовал знаменитый несколько десятилетий кряду кондитер и ресторатор Герман Кель. В прошении на имя одесского градоначальника А. И. Левшина говорится о том, что количество потребных плит будет точно исчислено городовым архитектором «для мощения пола в галерее каменной кофейни, вновь строящейся в здешнем городском саду». Оную кофейню издавна и небезосновательно называли городской, она служила одним из весьма значимых социокультурных полюсов Одессы, а потому речь снова шла о реализации социально значимого проекта. И что небезынтересно, ливорнская плитка использовалась здесь уже для мощения закрытых помещений!
Можно привести множество примеров ретроспективного использования этого эксклюзивного строительного материала для обустройства мемориальных зданий и сооружений, в том числе внутренних двориков, галерей, павильонов, беседок и проч. Позднее ценность «лавы» несколько снизилась — после того, как в Одессу обильно потек гранит с Буга, вообще наладились пути сообщения, и упала стоимость доставки прочных стройматериалов. Ее широко применяли для обрамления газонов, фонтанов, резервуаров, мощения дворов и проч.
Вместе с тем, не стоит забывать: «лавовая плитка» — несомненно, одна из характерных, я бы сказал, проникновенных примет старой Одессы. А потому ее следовало бы, как когда-то прежде, в эпоху Воронцова, ставить на тщательный учет при демонтаже старинных вымощенных площадок, а затем по необходимости поштучно выдавать в ходе реставрации или же воссоздания значимых объектов культурного наследия. Поскольку очарование Одессы, ее неповторимое обаяние как раз и складывается из таких вот блистательных мелочей.
Олег ГУБАРЬ.
От редакции
К глубокому сожалению, меры нынешних городских властей по «благоустройству», по сути дела, приводят к искоренению этих «блистательных мелочей». И нашей газете уже не первый год приходится вести скорбный подсчет исчезнувших одесских особенностей, сметенных безразличием чиновников к своему городу.
Были добротные, литые, украшенные именными клеймами производителей, решетки вокруг деревьев на Дерибасовской, установленные еще в позапрошлом веке... Их повыкорчевывали, и вместо них кое-как прилепили чуть ли не из жести сделанные жалкие подобия. Было на Греческой площади оригинальное здание трамвайной станции, которое так и просилось под музей старого одесского трамвая... Теперь здесь фонтаны и клумба, к которым даже само слово «архитектура» не применимо! И вот теперь начали искоренять «лавовую плитку»...
Одно можно сказать определенно — окажись в нашем городе Колизей... его бы уже точно не было! Разобрали бы и продали. И построили бы вместо него какой-нибудь игровой центр, как распорядились в свое время местом, где находилось всемирно известное кафе «Фанкони», на углу Ланжероновской и Екатерининской. Сначала там сделали заведение под названием «Пилот», а теперь его сменил бар «007»! Так сказать, «одесский колорит» на новый лад.
И самое печальное — это то, что ведь делается это все не со зла, и даже, может быть, (давайте, допустим и это!) не из-за денег, а просто в силу того, что для тех, кто решает все эти вопросы, этих «блистательных мелочей», о которых так проникновенно пишет Олег Губарь, просто не существует!
Для них действительно все едино, что будет на улицах Одессы. Что «лавовая плитка», привезенная на парусном корабле в позапрошлом веке из итальянского Ливорно, по которой прошли поколения одесситов, что убогая бетонная полоска, сделанная на ЖБК...
На Нежинской искоренение «лавовой плитки» успешно проведено.
На Дворянской они еще соседствуют.
Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.