|
|
   |
Лето. Пора дачных застолий, долгих соседских посиделок, рассуждений, воспоминаний. В этом году встречи старых друзей-садоводов были особенными — все пережили долгое карантинное заточение. А тут природа: птицы поют, пролетают аисты, хоры лягушек, шуршит камыш, жарятся шашлыки.
За одним столом собрались люди разного возраста: старшее поколение — родители и молодёжь, их дети. Беседа шла ни о чём: какая в этом году свёкла, как быстро сгорел салат, какая уродила картошка... Незаметно разговор повернулся в сторону наших житейских проблем и плавно перешёл на политику. Куда ж без неё?
— Ну, как вам Зеленский? Столько обещал и сдулся, — заметил хозяин дачи. — И 9 мая прошло смазанно, и тарифы не снизил, а только их повышает, газ — на 45%!
— Да это ещё не всё. Вы скажите, сколько мы будем терпеть уличный беспредел радикалов? — включился в разговор молодой парень Анатолий, сын хозяина дачи. — Как же они жестоко расправляются с инакомыслием в демократической стране!
— А вы видели очереди из машин дальнобойщиков, что направляются с грузом в город, — заметил Николай, сам в недавнем прошлом водитель контейнеровоза. — Ведь у людей нет ни туалета, ни воды, ни еды, а только жара, раскалённая киевская трасса — и жёсткие требования Президента.
Нанизывая мясо на шампуры, вступил в разговор Кирилл, друг семьи:
— А пьяные водители, которые убивают целые семьи на дорогах, а потом скрываются с места аварий — что вы на это скажете?
— А чем объяснить поведение людей, проезжающих мимо и не останавливающихся для помощи? — поддержал Кирилла Анатолий и обратился к своей молодой жене:
— А ты что думаешь, Маришка?
— Мне пофиг, — нехотя ответила жена и продолжала дожёвывать, очевидно, жёсткий кусок мяса.
В шуме застолья её ответ никого не тронул. Компания бурлила, поднимая всё новые житейские темы, запивая их и закусывая.
Только Жора, старожил нашего массива, не выдержал:
— А вот моему брату Павлу в 41-м было не всё равно, что будет с его страной. Он попал в окружение под Одессой и оказался в немецком лагере. Он мог сдаться, начать сотрудничать с оккупантами. Или отсидеться в эвакуации с женой. А он бежал... на передовую, на фронт! И, получив тяжёлое ранение, мог отлёживаться в госпиталях, а он снова просился на фронт. Почему?
Жорин рассказ прозвучал диссонансом в этой расслабленной обстановке. Но он заставил меня вспомнить недавние мои встречи и постараться понять, к чему приводит и откуда оно, это краткое, разухабистое и, на первый взгляд, безобидное «пофиг», такое популярное в нашем современном обществе.
Недавно я виделась с дочкой легендарного капитана Черноморского пароходства Ильи Яковлевича Лукьяненко, Лидией Ильиничной. Забытого, как и многие замечательные известные люди, исполины Одессы. Живёт она совсем одиноко в маленькой «хрущёвке». И только мебель тех, прошлых, лет — диван да кресло, фото теплохода «Украина», которым отец командовал 16 лет, остались с ней навсегда.
Когда-то известная в нашем городе семья Лукьяненко жила в «сталинке» на углу улиц Ленина и Греческой, в доме для работников пароходства. Ушли из жизни родители. Для кого оберегать родовое гнездо, если смерть забрала и её единственного сына? Мизерная пенсия не позволяла оплатить солидные квадратные метры. Перебралась в квартиру меньшей площади и выживает, как всё её поколение.
Сегодня наследники доблести отцов никому не интересны: ни обществу, ни государству, как и сама доблесть и героизм тех лет. Отмели, отбросили и забыли советские годы жизни, как ненужный рудимент, а с ним и судьбы удивительных неповторимых людей. Пофиг!
Лидия Ильинична с любовью показывает мне папку с фотографиями её отца, вырезки о нём из советских газет, его краткую автобиографию. Боевые и трудовые награды Лукьяненко сразу после похорон, в 1976 году, забрал Одесский морской музей. После этого столько воды утекло: перестройка, независимая Украина, пожар здания музея... Уцелело ли что-то в его архивах, дочь не знает. Точно уверена в том, что отец мог ещё жить и жить, а ушёл так рано — на 72-м году жизни. Врачу «скорой», приехавшей на вызов по поводу гипертонического криза в дом Лукьяненко, было абсолютно всё равно, как говорят, «по барабану», кто перед ним и что он лечит. Пофиг!
Из-за халатности доктора Илья Яковлевич вскоре умер.
А ведь он, перепахав фронтовые дороги от первого и до последнего залпа, выжил на войне, потому что судьба сводила с небезразличными, великодушными людьми. Сколько мужества и воли было у этого человека родом из Таганрога. Мало рассказывал дочери Илья Яковлевич о тех военных буднях, отдавая всего себя бескрайним морским просторам на судах ЧМП: т/х «Балаклава», т/х «Курск», т/х «Котовск», т/х «Россия», т/х «Грузия», т/х «Украина». Без колебаний утверждал — не будь у моряков фронтового братства, так и остался бы капитан-лейтенант Илья Лукьяненко навсегда лежать в Севастопольской земле. Его, раненого, глухонемого после контузии, моряки-черноморцы подобрали на поле брани и погрузили в последний, уходящий из горящего Севастополя катер.
Ему бы лечиться, приводя своё здоровье в порядок, а он спешит на передовую — Отечество в опасности!
Бои за Крымское и Азовское побережье, Днестр и Дунай, подготовка к высадке 12 десантов для продвижения Советской армии, взятие Керченского пролива, освобождение Белграда и Будапешта...
Когда пишу о таких людях, во мне всякий раз утверждается мысль — никакие заградотряды, политруки не смогли бы заставить человека идти вперёд на смерть, живи в нём червь пофигизма, не будь собственного чувства ответственности, любви к Отчизне и её людям.
45 лет своей жизни Лукьяненко отдал Черноморскому морскому пароходству, неся трудовую вахту в морях и океанах. Изучив биографию Ильи Яковлевича, узнав его как человека с несломленным духом, высокого профессионала-судоводителя, профсоюз Великобритании в 1964 году присвоил одесскому капитану звание почётного члена Национального союза моряков Великобритании. Не каждого так величает заграница! А мы, мы как ценим наших людей?
...Открытое настежь окно в простецкой деревенской хате. Через него Константин Артёмов, ударник коммунистического труда, орденоносец, трудяга, держит связь с внешним миром. Болезнь забрала радости жизни. Но он наслаждается ранним пением петухов, глубоко вдыхает запах ароматных степных трав, скошенного сена, щемящего до боли и возвращающего его в молодые годы.
Он родился в селе Магдалиновка Ивановского района Одесской области. Косте исполнился всего год, когда отец ушёл на войну. И только через шесть лет возвратился семь раз израненный, искалеченный, но живой. Все сельские бабы завидовали: «Мужик в дом вернулся!». А в 66 лет его не стало. Остался Константин у мамки единственным кормильцем. С детских лет узнал, что такое труд на земле.
Когда Артёмов окончил Березовское ПТУ, учился на тракториста-комбайнёра, тогда же и создал свою семью. Жена Мария работала на Хаджибейской птицефабрике. Переехали в село Бурдовка Раздельнянского района. Девять месяцев молодожёны прожили в общежитии. А потом совхоз «Победа» дал молодой семье квартиру. Со временем и хату предоставили. По сей день живут они в этом доме. Здесь и дети выросли, а сегодня бегают внуки и правнуки. Разрослась семья Артёмовых. Только о совхозе уже давно все забыли. Крестьяне сейчас вынуждены больше коммерцией заниматься. Конечно, личное хозяйство есть в каждом дворе, и труд крестьянский легче не стал. Вот и мотается дочь Константина и Марии, как белка в колесе: и убрать за коровами да накормить, напоить, подоить. А ещё куры, гуси, огород. Только успевай. На работе платят копейки — подрабатывает на дачах. Где взять время на общение с детьми, с больным отцом? Чаще за ним присматривает жена Мария, с которой прожили 40 лет, и внук-тёзка Костя.
Старость и проклятая болезнь преобразили когда-то бравого парня, передовика совхоза в немощного старика, прикованного к постели. Ему бы выйти в поле, которое столько лет встречало его как родного, с любовью отдавая свои налитые зерном колосья. Упасть бы где-то под акацией, широко раскинув руки, и долго смотреть в бескрайнее синее небо. Быть может, тогда уйдёт эта боль от безысходности: сегодня ты никому не нужен — ни государству, ни обществу.
— А я же тогда не представлял, как это не выполнить план по сбору зерна, — рассказывает Константин Артемов. — Знали только одно — честная работа. Когда жнива, уходил в четыре утра, а приходил в два часа ночи. На Доске почёта мой портрет висел. Были у нас и шалопаи. Но я знал, что за свой труд буду отмечен. И орден Трудового Красного Знамени, и орден «Знак Почёта» получил, и премии давали. Каждый год отдыхать ездили: 30% за путёвку платил профсоюз — мне и жене. А когда в 1977 году получил второй орден, совхоз на центральной улице села накрыл большой стол. Гуляли всем миром. Беда какая случится — всем селом помогали. Сейчас сидят все за высокими заборами, каждый в своём коконе плетёт свою нить. Перевернули нашу Украину вверх дном! Получается, если я всю свою молодость, все силы отдал той стране, а старость догнала меня в другой, в независимой Украине, — на моих достижениях паразитирует сегодняшняя власть, но моя персона уже никого не интересует, будь я орденоносцем или пьяницей.
Ветераны войны, труда, создавшие все наши блага, индустриальные объекты, инфраструктуру, которыми мы пользуемся по сей день, уходят бесславно из жизни. А нам пофиг! Живёт, не живёт, главное, как живу я! Никто не окажет помощь, а если она, эта помощь, есть, то мизерная, и достучаться до неё родственникам — легче умереть. «Здесь живёт герой войны/труда», — так раньше писали на воротах домов, где жили ветераны. Их приходили проведать юные пионеры-тимуровцы.
«Эко, милочка, куда тебя занесло в твоих размышлениях», — скажет читатель. Сплошная нынче крамола. А чем плохо было? И старикам приятно — забота юного поколения, отчего они приободрялись, да и у ребят душа не черствела.
Каждодневная полемика политиков, государственных мужей на ТВ, в обществе не способна вызвать у нашей молодёжи интерес к прошлому и настоящему. Им пофиг политическая возня. Все они в гаджетах. Но любовь к Отчизне в телефоне не прививают. Манипуляции с историческими фактами приводят к полной девальвации ценностей и, в конце концов, к пофигизму у юного поколения ко всему, а это влечет за собой маргинализацию личности.
Старшее поколение на Западе, те же европейцы, чувствуют себя защищёнными государственной системой, радуются жизни на пенсии. Ненавистная нам Россия воспитывает свою молодёжь на уважении и заботе о ветеранах, на фильмах о героике Великой Отечественной. В Украине, потерявшей наравне с Россией больше всех из советских республик своих сынов и дочерей, российские фильмы о героизме советских солдат запрещены. Своих фильмов мы не производим. А если снимаем патриотическое кино на выделенные государством деньги, то о гомосексуализме в Запорожской Сечи, чтобы понравиться Европе, показать, что ничто европейское нам не чуждо.
Всё наше прошлое — военное и трудовое — токсично (как современный вирус), о нём даже боятся вспоминать с высоких трибун, как бы чего не вышло, не дай Бог тебя заподозрят в любви к Советскому Союзу, тогда и ты будешь токсичен. Потому сегодня никто не знает и не ценит капитана Лукьяненко или комбайнёра из украинского села Бурдовка Артёмова. Сколько их ещё — забытых и брошенных, уходящих скромно и тихо. Они, как памятники, сброшенные с пьедестала истории Украины.
А вы никогда не задумывались о том, что может сработать эффект бумеранга? Сколько уже актов вандализма сотворили с памятниками солдат, погибших в АТО! Ветераны этой войны, израненные телом и душой, но пока живые, уже сегодня никому не нужны. Только чиновник-пофигист может произнести: «Я тебя туда не посылал!».
Хуже всего потерять веру во всё святое, что есть у нашего народа, тогда вирус пофигизма протаранит наши умы и сердца. А это страшнее COVID-19...
...За разговорами мы и не заметили, как на дачу опустилась ночь, выкатилась огромная Луна, покусывали комары, а в мангале догорали угли. Всё утихомирилось. Женщины убирали со стола, мужчины после сытного ужина сладко подрёмывали в своих креслах. Животрепещущие вопросы нашего бытия так и повисли в этом чистом воздухе. Они остались без ответа.
Валентина ГАЙДАЕНКО