|
|
   |
Великолепный особняк на Ланжероновском спуске. Хозяин, местный богач лет семидесяти с лишком Харин, устроил небольшой прием доверенным лицам. В их числе — воротила и прожектер Копфвилль, лет пятидесяти с небольшим, импозантный, с проседью и в баках. Здесь же — ровесник и компаньон хозяина, молчаливый банкир Штейн, лихие думцы де Борзей и Лисицын — оба лет под сорок, подвижные и даже эксцентричные, толстяк Бросулов — местный борзописец, метресса Ариадна Страхова (представительная, в новомодном шиньоне), регулярно собирающая в своем обширном доме «салон», сливки общества, задающая балы и журфиксы, Ольга Лишинская и, наконец, барон Сондер. Харин, Копфвилль и барон темпераментно объясняются в выходящей на двор просторной галерее, в то время как остальные острят и любезничают в гостиной.
Барон (саблезубо улыбаясь). Десять процентов, десять процентов, господа... И заметьте, каждому из вас. Согласитесь, по нынешним временам это вовсе не дурно... Если оценить наши последние операции, выходит довольно-таки кругленькая сумма...
Копфвилль. Что вы такое говорите, барон... Да вы просто обязаны прибавить еще хоть бы четыре процента со всего капитала...
Барон. Господа, да это же настоящий грабеж! Глядя на вашу хватку, volens-nolens, начинаю сомневаться в распределении ролей... Побойтесь Бога, кто же из нас работает на большой дороге, а кто заправляет в муниципалитете... Не дам более ни копейки!
Харин (весомо). Не забывайте, однако, барон, что без нас, без нашего содействия вы бы мало чего достигли. Вы не можете этого не признать. Мы ли не помогали вам? Мы ли не выручали ваших людей, выбиваясь из сил и, кстати говоря, изрядно раскошеливаясь при этом?
Барон. Последний аргумент и в самом деле весом. Но ведь и я несу непредвиденные расходы. Несу их один, не акцентируя на том внимания и не испрашивая компенсации. Так что не берите на себя, милостивые государи мои, слишком много...
Харин. Вы только что изволили говорить о десяти процентах. Это, однако, с какой же суммы?
Барон. У меня в кассе всего-навсего 600 тысяч...
Харин (ехидно). А что же драгоценности покойного Даво, нашего друга, столь же давнего, сколь и дорогого?.. Может, вы, барон, и ваши люди непричастны к сей душераздирающей коммерческой операции?..
Барон (решительно). Я бы не должен давать вам отчет в делах, коими вы положительно не занимаетесь, лишь пожиная плоды и умывая руки. Как же, как же... Вы благородные отцы города и семейств, примерные супруги и граждане... Вся черная работа ложится на меня, и при этом вы еще смеете требовать отчета... Только не в моих правилах что-либо утаивать от компаньонов, тем более чересчур подозрительных и, прямо скажем, алчных...
Копфвилль (примирительно). Не горячитесь, барон. В конце концов, у нас деловая беседа. А деловые беседы, как вам ведомо, бывают жесткими и даже беспощадными...
Барон. Ладно, ладно... Цифру, связанную с упомянутыми драгоценностями, я оставил comme dessert, pour la bonne bouche (на закуску, на десерт)... Итак, господа, полмиллиона...
Харин и Копфвилль (удовлетворенно). Вот-вот!
Барон. Но лучше бы вам о том не знать вовсе...
Копфвилль. Да вы же сами не устаете повторять, что меж компаньонами не должно быть никаких секретов!
Барон. Секретом может быть не сумма, а источник поступления. Как говаривал один разумный герой господина Дюма, лучший способ не проговориться — это ничего не знать...
Харин. Вы всерьез полагаете, будто мы с этой светлой головой (указывает на Копфвилля) станем болтать о столь щепетильном предмете на каждом углу...
Барон (с иронией). Что вы, что вы, господа, да я просто желаю спасти вас от угрызений совести, улучшить сон и аппетит...
Харин (поспешно, явно желая сменить тему). Благодарение Богу, на аппетит не жалуемся. Однако всё это пора кончать... Вернемся к нашему золотому руну...
Барон. Я сказал полмиллиона, но при этом получится немалый вычет: во-первых, на слам (то есть на дележ с членами шайки)...
Харин (пренебрежительно морщится). Барон, избавьте нас от этаких словечек и подробностей.
Барон (наставительно). Ой, какие мы кисейные!.. Да вы сами настаивали в пристрастном требовании отчета! Вот и преуспели! Что ж вы, в самом деле, хотите, чтоб я оставил своих людей без доли?! Да с ними, хоть они и редкостная дрянь, надо быть куда более честным, нежели с вами, господа, если желаете знать...
Копфвилль (с нахальным смешком). Не смею возражать, барон, вам виднее...
Барон (в тон ему). Я продолжаю свой отчет. Другой минус — комиссионные. Ибо придется отправить людей за границу. Здесь приметные камешки не продать, это, надеюсь, вам ясно... Вот и поставьте покуда крест на всех этих драгоценностях. Пусть сначала дело выгорит...
Харин. По-вашему выходит, что мы остаемся при 60 тысячах и сомнительной перспективе...
Барон. Да, так вы, стало быть, считаете себя ущемленными?.. Тогда вспомните, будьте добры, что касса была у нас одна, и деньги на все расходы ассоциации шли не из ваших карманов!
Копфвилль (возмущенно). А мои проекты?!
Барон. Некоторые и впрямь были удачны, однако неудачные обращали сальдо в полный нуль! Вот хотя бы тот, что касается до водопровода. Уж такая нелепица, с которой одним дуракам впору примириться...
Копфвилль. Вы лучше меня знаете, барон, что не всегда же может быть удача, а в особенности в миллионных проектах... К тому же основная идея у меня была как раз правильная, проект водопровода имел твердую почву. Другое дело, что мы не сумели вовлечь в него нужное число капиталистов...
Барон. Хороша ошибка... А сколько денег потрачено впустую, вы сочли?..
Копфвилль (строптиво). Вообразите себе, не забываю! Потери были в десятках, а ежегодные доходы должны были составить сотни тысяч! Тут ведь простой арифметический расчет потребления воды на каждого человека! Золотое дно!
Барон. Ваш расчет на бумаге чрезвычайно хорош. Но только на бумаге. А на деле оказалось, что с этой бумажкой предпочтительней посетить одно лишь ретирадное место...
Харин. Вы увидите еще, барон, как сильно заблуждаетесь. Водопроводное дело в скором времени даст свои плоды, будьте же дальновидны! Когда явится вода из Днестра, мы перехватим все общественные водопои, заведование фонтанами, монополизируем производство искусственных минеральных вод, пива, мёда, кваса, и это далеко еще не всё... Верьте мне, из этого выйдет толк! Так что не считайте наши траты напрасными... Согласен, на сегодня этот прожект подобен, кажется, затее Лессепса, да только какое великое дело из оного прожекта вопреки всеобщему недоверию и опаске вышло! Канал, открывший нам Китай! Чаи пошли не кружным путем через Кяхту, а прямиком сюда, через Суэц!.. Но оставим это, как вы говорите, невыгодное дело и коснемся другого — нашего колоссального пшеничного предприятия! Оно целиком придумано Копфвиллем, а отчасти мною, и разве плохо идет?! Тут ведь очевидный стабильный барыш! Что вы на это скажете?..
Барон. Извольте, я изложу. Ибо, признайтесь по совести, сами-то толком ничего об этом предмете не знаете. Одно дело — бумажное сочинительство, а другое — вдохнуть жизнь в эти невнятные выкладки... Да ведь и тут у нас что? Вы опять-таки получаете одни наличные, а мне приходится дергать за все веревочки и держать всю грандиозную махинацию на собственных плечах...
Тем временем в гостиной разговор носит куда более мирный, хотя и ничтожный характер. Страхова — признанная светская львица, постарше Лишинской, потому инстинктивно видит в Ольге соперницу, и то деликатно, то не очень пытается подтрунивать над ней, а заодно и над кавалерами, но обыкновенно сама попадает впросак. Впрочем, присутствующие хорошо знают друг друга, роли давно расписаны, и шутливая перебранка не приводит к серьезным последствиям. Мы застаем беседу уже в разгаре.
Страхова. Как вам нравится эта заимствованная в Европе манера переписки открытыми письмами? Говорят, почтовая контора переслала уже сотни четыре внутри города... (С вызовом.) Это всё равно, что выходить на публику в неглиже...
Бросулов. Помилуйте, Ариадна Ивановна, я давеча сам такое же отправил — одной премилой читательнице своей...
Лисицын (добродушно хихикая). Премилой читательнице... Ах вы, старый ловелас...
Де Борзей. Как же?! К даме?! В неглиже?! Какой стыд и срам!
Ольга (простодушно). Да я, признаться, Ариадна Ивановна, и сама согрешила. (Смеется.) И притом несколько раз...
Страхова (с интересом). Поподробнее, моя милая, сделайте одолжение, поподробнее!
Ольга. Откликнулась, знаете ли, на моду, да отправила подругам с полдюжины карточек...
Страхова. Хо-хо, выходит, писатель наш однажды, а вы шесть раз неосторожно разоблачались в присутственном месте...
Бросулов. И что с того? Я — так быстрехонько сие исполнил, письмецо-то мое всего в пяток слов, а Ольге Семеновне и страшиться нечего! Она и в неглиже первая красавица!
Лисицын (посмеиваясь). А что ж это за пяток слов, адресованных милой, как вы изволите говорить, читательнице? Что за скороговорка такая, а?
Де Борзей (в тон ему). Вы не догадываетесь?
Ольга. Я, кажется, догадалась...
Страхова (язвительно). Неужто вы так догадливы, провидица вы наша милая...
Бросулов. Ну-ну, попробуйте разрешить оную задачку...
Ольга. Сейчас скажу... (С заученной интонацией первой ученицы и с расстановкой.) «Я жду на означенном месте...»
Все хохочут, только Страхова досадливо кусает губы.
Страхова (с прежней язвительностью, к которой примешивается подозрительность). Вы очень хорошо угадали. Должно быть, сами многажды пользовались этой фразой...
Ольга (нимало не смутившись). Еще бы!.. Мы в институте ставили живые картины, где я играла щетку для зубов. Вот и напоминала этой фразой о себе безостановочно одной нерадивой грязнуле...
Все снова хохочут: «Уела! Уела!» Страхова снова в убытке.
Бросулов. Милые барышни, оставьте ваши состязания в остроумии! Мы вас одинаково высоко любим!..
Лисицын. Мы вас одинаково высоко ценим!..
Де Борзей. Да-да!..
Штейн (впервые, вполголоса, а потому все насторожились). Оценка — мое дело, банковское... Ценю на вес золота!.. (Тихонько, как бы стеснительно, но так, чтоб все услышали, прибавляет.) Хоть этот металл презрен, а всё же благороден...
Лисицын. Браво!
Де Борзей. Превосходно сказано!
Бросулов. Вот так! Наш неподражаемый финансист стреляет редко, да метко!
Страхова (довольная развязкой, усмехается). Воля ваша...
Ольга (с деланным страхом). Ой, что будет...
Бросулов. А что?
Ольга. Теперь умыкнут нас, пожалуй, с Ариадной Ивановной... Господин Штейн, может, примете нас в свое кредитное учреждение под проценты?.. Надеюсь, в вашем голосе звучит и благородный металл...
Новый взрыв хохота, и снова Страхова не у дел.
Штейн (Страховой, с состраданием). Ариадна Ивановна, простите, что ж это с вами? Как-то вы позеленели наподобие крашеных одесских крыш... Впрочем, есть такое золото некоей пробы — с прозеленью. Очень, кстати, мило... Не волнуйтесь, право, у нас замечательные несгораемые кассы, и я обязуюсь предоставить в ваше с Ольгой Семеновной распоряжение лучшую, можете на меня вполне положиться!
При этих словах уже сама Страхова не выдерживает и начинает хохотать искренне и заразительнее остальных.
Страхова. Однако, где ж наш учтивый хозяин, а равно правая рука его...
Ольга (прыскает). Золотая голова его...
Бросулов (продолжает). Изобретатель муниципальных головоломок...
Лисицын. Небрежный читатель Адама Смита...
Де Борзей. И страсбургского пирога любитель...
Штейн. Или коварный искуситель...
Ольга. И томных барышень мучитель...
Бросулов. Предпринимателей учитель...
Де Борзей. И чувств недобрых возбудитель...
Штейн (кивая на Бросулова). К тому ж писателей хулитель...
Страхова (не найдя, что сказать). Что за шалости a l`infant (подобные детским)?.. C`est revoltant! (Это возмутительно!) Полно, полно ругать хлебосольного хозяина, тем паче — за глаза!
Бросулов (заламывая руки на манер провинциального трагика). Ах, маменька, мы больше шалить не станем! Правда, дети?
Лисицын. А как же, а как же, я уже пай!
Де Борзей. И я!
Ольга. Присоединяюсь к мальчишкам!
Штейн молчит, приняв обычное свое безучастное выражение, что-то соображая и прислушиваясь ко звукам, доносящимся с галереи.
(Начало в номере от 16 мая. Печатается по вторникам и четвергам. Продолжение следует.)