|
|
   |
Стамо отодвигает мраморную плиту в полу, оба спускаются вниз по каменной лестнице, а затем, снизу, водружают плиту на место. Под лестницей они извлекают из ниши два факела, зажигают их и продолжают путь к Новобазарной катакомбе. Идут уверенно, видно, хорошо знакомы с дорогой.
... Джак и Стамо добираются до места, где уже застают немалое сборище разного люда, расположившегося по четырем большим помещениям, аршин в 20 каждое, — кто в сидячем, а кто и в лежачем положении. Комнаты освещены прикрепленными к стенам масляными плошками, у стен — каменные скамьи. В одном из помещений — посередине, на возвышении, — деревянный стол, покрытый сукном, а рядом единственное кресло. Между разбросанными группами идет оживленный разговор, сливающийся в сплошной гул. Несколько человек шлепают засаленными картами. Физиономии и наряды высвечиваются весьма достопримечательные и живописные, на манер паноптикума. Все как будто чего-то ждут. Наконец раздаются возгласы: «Идет! Идет!» Напряженные взоры устремляются ко входу, воцаряется мертвая тишина. Вскоре под сводами подземной залы показывается знакомая уже фигура барона Сондера со свитой. Впереди его шагают двое молчаливых «капуцинов» с факелами, позади видны еще два факельщика, в их числе Клепо и Миллер.
Величественный облик барона озаряется красноватыми отблесками. Окинув взглядом всю толпу, он подходит к предназначенному одному ему креслу, гордо кивает головой во все стороны и строго обращается к собравшимся.
Кондор (теперь совершенно очевидно, что барон Сондер и главарь преступников — одно и то же лицо). Я назначил нынешнее сборище по двум причинам. Во-первых, я намерен поговорить о вчерашнем событии и связанных с ним событиях прежних. Во-вторых, чтобы напомнить вам о забываемых вами обязанностях. В-третьих, чтобы строго наказать ослушников моей воли, клонящейся к общему добру.
Кондор делает паузу и, кажется, сверлящим взором проникает в душу буквально каждому из собравшихся.
Кондор (неторопливо, весомо, с расстановкой). Вы были сбродом, вы были разбежавшимся стадом. Вас резали поодиночке. Вас хватали по делу и без дела. Вас сажали в «чижовки», морили голодом в тюремном замке, отправляли на каторгу и в арестантские роты. Я организовал вас, принудил хоть как-то уважать самих себя, держаться друг за друга. Каждый теперь при деле. Хочется думать, я не ошибся в назначении и месте каждого. Всякое наше начинание просчитано и, насколько возможно, безопасно для участников. Кто бы ни входил в нашу ассоциацию, независимо от ранга — от карманников, чердачников и балконщиков до контрабандистов, виленцов (изготовителей фальшивых бумаг), — пребывает под нашим покровительством и защитой. Вы либо неуловимы, либо вызволяетесь из тюрем и камер мировых судей, и только в самом крайнем случае вашего собственного конфуза снабжаетесь всем необходимым в своем узилище. Одним словом, все идет преотлично, по накатанному тракту. Что меня беспокоит и отвращает от некоторых из вас? Меня огорчают и бесят те недопустимые, недостойные и, прямо скажем, бессмысленные меры, к которым кое-кто прибегает при совершении прибыльного дела...
В толпе раздается несмелый недоуменный ропот.
Кондор (решительно). Я говорю об убийствах. К ним, согласитесь, следует прибегать в самых крайних случаях, например, в случае необходимости собственной защиты, а равно защиты интересов нашей организации. Во всех прочих — кровожадность должна быть исключена. А между тем вы убиваете людей, не имея к тому никаких побудительных причин, допускаю даже, во имя собственного удовольствия. Имейте в виду, убийство уже тем нехорошо, что виновников ищут с удвоенной энергией. Правда, благодаря нашим друзьям и этим штольням в розысках этих редко получается успех, но, тем не менее, я напоминаю вам об опасности таких дел... Зачем, например, надо было посягать на жизнь Любашова в такое непозднее время и в столь многолюдном месте, как Польский спуск? Ему нанесли глубокую рану в спину. А чем же воспользовались? Несколькими рублями карманных денег и платьем? Все участники дела схвачены в ту же ночь с вещественными доказательствами, и нам будет стоить немалых трудов вытащить их из тюрьмы. Они поступили опрометчиво, дурно и вопреки моим приказаниям. Больше всех виноват Джак, которому поручена была шайка грабителей. Я замечаю, что Джак сделал не один промах, а потому объявляю ему о предстоящем наказании. А вчерашнее событие! Джак со Свидерсом снова дали промах, промах капитальный, достигающий предела, далее которого идти нельзя!
Толпа темных личностей начинает проявлять движение, судя по всему, разделяя недовольство действиями Джака и Свидерса.
Кондор. Им поручено было увезти дочь негоцианта и под страхом казни не трогать ни Даво, ни его имущества. А что сделали они?! Как исполнили мое поручение?.. Даво убили, дом его разграбили. Мало того, позволили вырвать из рук похищенную дочь неизвестным лицам. Теперь весь город настроен против виновников, то есть против нас. Вот к чему привело чудовищное самовольство... Такого ослушания я не дозволю и сегодня же назначу строгое наказание виновным... Пусть Джак отвечает на предложенные мною вопросы — я строго соблюдаю наши законы, и он имеет возможность защищать себя... Что же ты молчишь, Джак? Тебя ведь спрашивают. Я долго ждать не привык, а все-таки, как видишь, жду разъяснений.
Джак. Сдается мне, что я вместо замечания должен был скорее получить благодарность за вчерашнее дело...
Кондор. Благодарность за то, что не исполнил моего приказания? Так, что ли?
Джак. Нет. Но за то, что я обогатил одним вчерашним приемом всё наше сообщество. Куш — этого невозможно не признать! — самый большой, какой мы только получали одним махом. Драгоценности, деньги, ценные бумаги... Что же касается до смерти Даво, то при таком важном деле не всякое лыко ставится в строку. Я мог бы, пожалуй, привести разные доводы, которые бы меня оправдали, но лгать не привык, это знают все. А потому скажу, что убил Даво из личного желания уничтожить его.
Кондор (невозмутимо). Из чего же, любопытно знать, проистекало твое, прямо скажем, не чрезмерно похвальное желание?
Джак. Пусть это будет моей тайной.
Кондор. Ты должен открыть ее. Тайн в нашем обществе быть не должно, ты знаешь, это правило. Тем более, не должно быть никаких тайн от меня. Мне даже вменено в обязанность знать всё, что делается между моими подчиненными.
Джак (упрямо). Я не открою моей тайны ни за что на свете. Да, я сделал то, что мне нужно было сделать. Но ведь всё богатство Даво я передал в ваше распоряжение! Скажу более: из этого состояния я не хотел и не захочу воспользоваться хотя бы копейкой!
Кондор. Ты рассуждаешь так, будто сам себе господин и имеешь в нашем сообществе исключительные права убивать или миловать!
Джак. Я убил одного лишь Даво. И повторяю: убил его, чтобы свести с ним некоторые личные счеты. Неужто я так кровожаден, а на твоей душе не лежит ни одно убийство?..
Кондор. Замолчи, негодяй, не то череп твой будет раздроблен!
Джак. Это я должен молчать?! Ты же сам велел мне говорить! Так вот, я и скажу, что вчера покончил с одним мерзавцем, а если понадобится, сегодня покончу со следующим!
В припадке гнева Кондор выхватывает револьвер. Оглушительный выстрел наполняет катакомбы, отражаясь от стен и сводов. Могучая грудь Джака орошается кровью, и он валится на землю.
Кондор. Вот чего ты заслуживаешь, мерзавец! Двух золотников свинца!.. Уберите эту старую собаку и сегодня же выбросьте в море!
Несколько фигур мгновенно отделяются от толпы и бросаются к распростертому телу шарманщика.
Клепо (примирительно). Господин, помилуйте Джака. Он уже и так хорошенько наказан за свою дерзость.
Кондор. Раз уж я сказал, что эта заносчивая дрянь умрет, то, стало быть, умрет. И пусть другим неповадно будет.
Джака уносят в другую комнату. Воцаряется тишина.
(Начало в номерах от 16, 18, 23, 25, 30 мая, 1, 6, 8, 15, 20, 22, 27 июня, 4 июля. Продолжение следует.)