|
|
   |
Сценарий с комментарием
ЖИВОПИСНЫЙ УГОЛОК Тавриды. Мыс Кара-Гез с башенкой обветшавшего минарета. Близ руин башни, на берегу ручья, в тенистом саду, красуется великолепный дом богатого одесского негоцианта Даво. По другую сторону потока — здание в том же стиле, принадлежащий компаньону Даво, негоцианту Фортацци. К мысу ведет столбовая дорога, по которой в один из майских вечеров движется щёгольский тарантас, запряженный тройкой почтовых лошадей. В нем едет молодой человек — Николай Фортацци. Некоторое время путник занят своими мыслями. Затем, отвлекшись от размышлений, торопит ямщика.
Фортацци. Ты едва плетешься, достолюбезнейший, прибавь немного. Я отблагодарю тебя, накину.
Ямщик. Шибче этого нельзя ехать, барин, — зарежешь лошадей. Ишь, умаялись как...
Фортацци. А много осталось еще?
Ямщик. Вот завернем за тот бугорок, так останется верст с пятнадцать.
Фортацци. К сумеркам будем?
Ямщик. Будем, барин, беспременно будем. Здесь переправ больше нет, дорога гладкая.
Фортацци. Ты бывал когда-нибудь у нас?
Ямщик. Где это, на даче-то? Как не бывать, мы часто возим туда разный люд.
Фортацци. Давно ли был там в последний раз, а? И что хозяева? Живы? Здоровы? А девочку Марию встречал ли там?
Ямщик. Был там, кажись, на прошлой неделе. Всё благополучно. Оба барина здоровы. Да и семейство их ничего. Девочки не встречал, нет. Барышня там молоденькая, красавица. Видно, о ней справляетесь. А вы, барин, сродни, что ли, им приходитесь?
Фортацци. Да, сродни. Там живет мой отец, негоциант Фортацци. Мария, стало быть, теперь барышня очаровательная. (В возбуждении): Не видал их чуть ли ни десять лет! Вот и тороплюсь встретиться. Разумеешь? Тронь-ка свою тройку, сподобься!
Ямщик. Хорошо, барин. Раз уж так, то можно немного поприударить.
Ямщик подбирает вожжи и кричит.
Ямщик. Эх вы, каленые!
Вытянувшись в струнку, тройка понеслась по столбовой.
Тем временем на лужайке меж домами Даво и Фортацци за огромным ореховым богато сервированным чайным столом собралось небольшое общество. Негоциант Даво 50 с небольшим лет, среднего роста, немного сутуловатый, с гладко зачесанными назад волосами с проседью, круглолицый, в одежде отменной, но без щегольства. Добродушно курит сигару, подтрунивая над дочерью Марией. Жена Даво — брюнетка лет под 40, болезненная, с укоризной поглядывает на мужа, поминутно останавливая его подшучивания. 17-летняя Мария Даво замечательно красива и прекрасно сложена. Подле Марии сидит молоденькая вдовушка Ольга Лишинская, углубленная в чтение только что полученного письма. Красотой она не уступает юной Марии, но красота ее более зрелая, женственная. Пятое лицо — худосочная чопорная англичанка мисс Анна Джаксон пожилых лет, прежде служившая гувернанткой Марии, а ныне приживалка. Сидит с поджатыми губами, также раздосадованная остротами Даво.
Даво. Сознайся же, Мари, сознайся, что сердечко у тебя сильно бьется, а? Еще бы ему не биться! Есть от чего. С минуту на минуту ОН должен приехать!
Мария. Полно же, папа, как вам не грешно подшучивать надо мною. Ну, и пусть приезжает. Пусть! Мне что за дело?! Я об этом мало думала и мало думаю!
Даво. Ага, вот как? Так ты, мой друг, об этом не много думала?! Ну, а все-таки думала же, а? Хоть сколько-нибудь, но ведь думала же?! (Смеется).
Мария. (В тон ему): Думала, думала. И как же мне не думать о друге моего детства, да еще — о сыне вашего ближайшего друга?!
Даво. Хорош друг детства, нечего сказать! (Хохочет). Тебе семнадцать лет, а ему, поди, под тридцать. Он мужчина в полном расцвете сил, а ты, считай, на выданье!
Мария. (Не сдается): Ну, так что ж из того, что он старше меня? Разве о старших и думать нельзя? Стало быть, мне и об отце родном нужно забыть?
Даво. Ах ты, баловница. Не то, моя милая, не то. Думать-то можно о каждом. Но о Фортацци ты думаешь иначе, чем о другом...
Мария вспыхивает, надувает губки и не удостаивает отца ответом.
Даво. Ну полно, полно, мой дружок. Я вижу, ты не в шутку рассердилась. Не буду больше говорить. А то уж и твоя англичанка от досады бледна как смерть. Пожалуй, она нам еще пригодится... Бог с вами. Налейте-ка мне еще чаю да пошлите за Фортацци. Что это он не идет к нам?
Фортацци. (Незаметно подходит к столу). Не запоздаю, я здесь. (Слегка запыхавшись): Давайте-ка и мне чаю. Совсем умаялся бесконечными нашими счетами да отчетами — фрахт и цены на зерно так и скачут, только поспевай приспосабливаться. Уф. А тут, как нарочно, сына все нет и нет. Сгораю от нетерпения, да так, что вся работа застопорилась.
Фортацци — примерно одинаковых лет с Даво. И столь же добродушный.
Даво. Верно, и чернила пересыхают от огня твоего, ха-ха... Что ж это сын-то твой запропастился где-то?
Фортацци. Бог его знает, что с ним случилось. Вчерашняя телеграмма ясно говорит, что он будет сегодня утром. А вот уж вечер...
Даво. Часом раньше, часом позже, а приедет. (Лукаво поглядывает на Марию): Ты не один интересуешься его задержкою...
Вся компания, оживленно жестикулируя, продолжает обсуждать ту же тему, а молодой Фортацци тем временем въезжает в ворота усадьбы. Тарантас следует по широкой кипарисовой аллее и останавливается у главного крыльца. Навстречу Николаю Фортацци выбегает старик-слуга Петр, знавший молодого барина еще мальчишкой.
Николай. Петр, ты ли это, мой друг. Здравствуй! (Сдерживая слезы, обнимает старого слугу): Ну что, признал меня сразу? Не переменился я? Не офранцузился?
Петр. Узнать-то узнал, сударь, да только где ж вам быть похожим на прежнего малютку... Видать, и я с тех пор не омолодился...
Николай. Да уж, это точно... Где отец? Верно, в саду у Даво? Я об вас все подробности знаю, что да как. Вот и о тебе расспрашивал. Мне писали — хворал...
Петр. Благодарствуйте, барин, поправился... Вы сызмальства доброй душою были... Глядите, здесь тропинка ведет к павильону, провожу вас.
Николай. Незачем. Сам найду. Ты только распорядись накормить ямщика и лошадей. Дай ему на чай за хорошую езду.
Молодой Фортацци стремглав несется по саду, смешно балансируя, перебегает ручей по мосткам. Вот и розовый павильон, и почти вся группа выскакивает из-за чайного стола. Восклицания. Объятия. Нескрываемый восторг Марии. Да и Николай не в силах скрыть восхищение прелестным обликом девушки. Восхищение это смешано с удивлением — он различает знакомые черты прежней малышки.
Николай. Как-то неловко даже напоминать вам обстоятельства нашего прежнего знакомства. (Заразительно хохочет): Как вы спрятались от меня в загоне тонкорунных мериносов, а самый крупный баран боднул вас под коленки — вы и выскочили из убежища своего...
Мария. Что из того?! Лучше сами расскажите, как свалились с ослика, которого тайком одолжили у крымских татар...
Оба до слез хохочут и отмахиваются.
Даво. Ну не конфузьтесь, молодые. Николай! Поцелуй ее как родную! Да и ты, друг мой, Мария, вспомни свое детство...
Мария. Вспомнила! Вспомнила!
Николай целует Марию. Девушка все же зарделась. Возникла неловкость. Даво разрешает ситуацию.
Даво. Идемте, господа, к чайному столу. Там потолкуем и порадуемся дорогому гостю. Кстати, представим его молодой соседке.
Сцены счастливой дачной жизни перемежаются. Прогулка в горы. Катанье в лодках. Игра в карты и лото. Качели. На первом плане — щебечущие и воркующие Мария и Николай. Счастливые родители обсуждают планы на будущее.
Фортацци. Итак, вопрос о соединении наших детей решен. Разве вы видите другой выход?
Даво. Все прекрасно знают, это мечта моя давнишняя, заветная. Да, сколько знаю, и ваша. Только замуж-то Марии еще рано. Годик хотя бы подождать... (Останавливает протестующий жест собеседника): Речь вовсе не о том, что она слишком уж молода, нет. Просто не хотелось бы выпускать в свет дикарку. Дочка ведь не выезжала еще, обреталась в пансионе, да в здешней глуши прозябала. Об условностях общества не имеет ни малейшего представления... Вообразите, какие каверзы грозят ей в свете...
Фортацци (Беззаботно): Ну, это дело поправимое. Лето на исходе. Недельки две-три спустя сядем на пароход, махнем в Одессу. Мария познакомится со светом и всеми его изнанками. Здесь соседка наша, Лишинская, придется кстати, она львица опытная, станет ее опекать, подсказывать, направлять. Развлекаться — дело нехитрое... А сын мой покамест подзаймется в конторе. (Смеется): Соединит, так сказать, теорию с практикой. А мы тем временем подумаем о свадьбе.
Даво. Превосходно. Все радует душу. Если б еще не вчерашний наш разговор... Как-то тревожно мне, брат... Уж слишком всё безоблачно...
Фортацци. А ты желаешь, чтоб было иначе?! Выкинь из головы, ей Богу. С чего бы тебе воскрешать историю Редноса, о которой все давным-давно позабыли. Рассуди же пообстоятельнее. Ты нисколько не виноват в его участи. Это же так очевидно.
Даво. Совесть моя чиста, ты свидетель всему происшедшему. Мы обменивались полуулыбками, взглядами скорее даже застенчивыми, нежели сомнительного свойства, но не более того. И в осуждении Редноса нет моей вины. На следствии я говорил то же, что показывали другие свидетели, то есть что он был страшно ревнив и ничего более... А всё-таки мне горько...
Фортацци. Ну, кончим об этом говорить. Довольно. Что за блажь? Нездорово получается. Надобно к отъезду готовиться.
Даво (Как-то обреченно качает головой, однако, завидев в аллее Николая и дочь, улыбается и окликает их): Приготовляйтесь к отъезду, молодежь...
Мария (Восторженно): В Одессу?!
Николай (В тон ей): В Одессу!
Одесса. Декабрь того же года. Поздний вечер. Ветрено. Безлюдные улицы. Тишина. Звучание сторожевой трещотки. На городских часах пробило 12 часов. Постепенно город словно бы пробуждается. К биржевому зданию на бульваре начинают стекаться экипажи и пешеходы. Кареты и дрожки останавливаются у подъезда биржи. Поминутно выходят седоки в блестящих маскарадных костюмах и масках.
В двадцати шагах от биржевой колоннады, на углу Ланжероновской улицы, у фонарного столба, маячит некий господин, закутанный в меховую шубу. Круглая шляпа, нахлобученная на глаза, скрывает его лицо. Он нервно сверяет часы, ожидая кого-то. Наконец, загадочный господин слышит высвистываемую неким прохожим увертюру к «Вильгельму Теллю» Россини. Это, вероятно, условный знак, поскольку господин устремляется навстречу.
Клепо. (Раздраженно): Что случилось, Миллер, я жду тебя с лишком полчаса?
Миллер. Пустяки, что может случиться с такими личностями, как мы с тобой? Это, пожалуй, от нас самих могут быть большие неприятности.
Клепо. Не заговаривай зубы, не звони, размазня. В другой раз уберешься к черту, смотри мне.
Миллер. Э! Полно, Клепо, чего расшумелся! Запоздал на несколько минут, так ты тотчас мне голову снимать. Даю слово быть исправнее. Лучше говори, что делать.
Клепо. Ничего. Быть только в маскараде и сообразно обстоятельствам исполнять приказания Кондора.
Миллер. Как бы, однако, не затеряться в толпе — гляди, сколько повалило к подъезду народу и экипажей.
Клепо. Не дергайся, рохля, всё предусмотрено. На, возьми белый пояс и костюм капуцина. У меня точно такой же. Стреми в оба, и не затеряемся!
(Начало в номерах от 16, 18, 23, 25 мая. Продолжение следует.)