|
|
   |
ПЕРВОЕ, ЧТО ПРИХОДИТ на ум, — та самая пушка с парохода-фрегата «Тигр», что еще в 1904 году, в ознаменование 50-летия бомбардирования Одессы союзным флотом, водружена на постамент близ думского здания.
Орудие это всегда на виду, его не обходит стороной ни одна экскурсия. Да и сам второстепенный, в общем-то, эпизод Крымской кампании у нас возведен в событие чуть ли не эпохальное. Хотя на самом деле тогда, в далеком апреле 1854-го, никто всерьез не собирался атаковать, а тем более завоевывать Южную Пальмиру. Ловкий маневр англо-французского флота был именно что отвлекающим, маскирующим истинные намерения и направление главного удара неприятеля, нацеленного на Тавриду, и он вполне удался.
Другие мемориальные одесские пушки много лет служили в порту причальными тумбами. О них тоже ходили разного рода легенды и преданья старины глубокой, наподобие того, что их будто бы использовали буквально в ходе штурма крепости Ени-Дунья при Хаджибее. Реально же пушки эти доставлены из Севастополя в середине 1830-х по просьбе города: тогда, после мощного шторма, причалы порта получили значительные повреждения, а когда их восстанавливали, потребовались «палы для швартовки судов». В Крымскую войну этих «ветеранов» сняли с молов, дабы усилить мощь береговых батарей, что можно расценивать как курьез.
НО НАИБОЛЕЕ, ПОЖАЛУЙ, известный «пушечный сюжет» местного значения носит не столько героический, сколько анекдотический характер. Впервые историю эту читающей публике поведал литератор М. Б. Чистяков, посетивший Одессу в конце 1850-х, в книге «Из поездок по России». «На бульваре, — пишет он, — ежедневно в полдень стреляют из пушки, чтобы весь город мог в точности знать 12 часов; пушку ежедневно привозят на место и после выстрела опять увозят до следующего дня; прежде, бывало, она постоянно стояла на месте, но пронырливые евреи нашли, что из пушки можно понаделать кастрюль и тому подобных очень полезных в хозяйстве вещей, однажды взвалили ее на телегу и повезли; но козачьи лошади оказались проворнее волов; воров настигли, пушку отняли, а виновных наказали».
Из чего российский вояжер заключил, что похитителями были именно евреи, неизвестно. Судя по ряду других радикальных пассажей в том же тексте, Чистякову ничего другого просто не могло прийти в его шовинистическую голову. Неясно также, отчего он решил, будто воров нагнали и наказали, а пушку отняли.
Куда больше достоин доверия видный одесский думец Иосиф Чижевич, современник означенных событий. «На бульваре, у подножия памятника Дюку де Ришелье, — свидетельствует он, — стояла медная сигнальная пушка. В одно прекрасное утро пушка оказалась уворованной. Несмотря на все старания полиции, пушка не была разыскана. Впоследствии узнали, что пушку распилили на куски и медь употребили в дело. Полиция и градоначальник были в отчаянии от этого скандала». А далее эпизод принимает поистине комический оттенок. Чижевич рассказывает, что некий содержащийся в одесском тюремном замке мазурик вызвался указать лично градоначальнику А. И. Казначееву свидетеля преступления, запросив при этом пять рублей наградных. «Казначеев согласился, — продолжает мемуарист, — и приказал полицмейстеру отправиться вместе с арестантом туда, куда тот укажет. Арестант привел полицию на бульвар и, как на свидетеля, указал на Дюка де Ришелье, у ног коего стояла пушка. Казначеев сначала очень разгневался, но потом расхохотался и выдал остроумному арестанту обещанные пять рублей». В другом первоисточнике упоминается о том, что, в конце концов, «удалось обнаружить лишь распиленные части пушки».
А как датируются описанные события? Полуденные выстрелы производились в Одессе (в других городах ничего подобного не было) по окончании турецкой кампании 1828-1829 годов. Для этой цели граф М. С. Воронцов с высочайшего соизволения оставил одну пушку, взятую как военный трофей. А тайный советник Казначеев состоял градоначальником с декабря 1848 года по начало 1854-го. Следовательно, похищение пушки произошло где-то перед Крымской войной.
ОДНАКО НЕКОТОРЫЕ источники фиксируют тот факт, что таких сигнальных пушек было несколько, да и эпизод похищения, оказывается, отмечен не один.
Так, известный в свое время писатель-одессит Болеслав Маркевич повествует даже историю имитации похищения пушки светским шалопаем И. З. Посниковым, внуком «известного сановника Александровских времен Архарова». «Характера он (Посников — О. Г.) был милейшего, ребячески добродушного, что имело какой-то особенно комический оттенок при его огромном росте и богатырском сложении... Воли никакой и пьяница жесточайший». По словам Маркевича, родственники спровадили его на перевоспитание к Воронцову, который принял Посникова с большим радушием. А тот тут же сошелся с вертопрахами из местного бомонда и принялся куролесить.
В то время как Посников ближе к обеду неохотно занимался канцелярскими делами, на бульваре ухала пушка, отчего, по его собственным словам, «в эту самую минуту барабанщики у меня в желудке начнут нещадно тревогу бить, есть-пить захочется смерть». И возымел он к этой пушке ненависть лютую, погубить ее, шельму, решил. Пушка эта, будто собака, сидела на цепи, прикованной к колу. Верзила-Посников выдернул из земли кол, ухватился за эту цепь и потащил пушечку на двух ее колесах вдоль бульвара, в довольно-таки неухоженный садик при бирже и замаскировал в колючем кустарнике. Назавтра, едва сдерживая ухмылку, он узнал о похищении из уст самого полицмейстера А. А. Шостака, каковой приобщил Посникова к следственным действиям по отысканию ценного военного трофея. Вдоволь насладившись результатом своей проделки, шалопай дня через два собственноручно поставил пушку на место, но «только жерлом не к морю, а прямо направив его на лик бронзового Дюка: берегись, мол, неравно выпалю!»
ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОГО (?) похищения полуденных выстрелов довольно долго не производилось. «По-видимому, — пишет автор одного из старых путеводителей, — жители очень соскучились по пушке в начале 1880-х годов, город возбудил вопрос о приобретении пушки, о чем даже велись переговоры с керченскою крепостью». Уточняя это свидетельство, можно заметить, что дата совпадает со временем окончания очередной русско-турецкой войны и, разумеется, явлением очередных трофейных орудий. Как раз тогда временным военным губернатором в Одессе был генерал от кавалерии И. В. Гурко, один из замечательных полководцев этой войны. Авторитет боевого генерала и решил дело: 30 июля 1882 года, в соответствии с высочайшим соизволением, городу было передано медное девятифунтовое орудие — из числа отбитых у турков самим Гурко. А далее пушку уже только вывозили для полуденных выстрелов, а в остальное время она помещалась под надежной охраной.
ВЫ ДУМАЕТЕ, ЭТО ВСЕ пушечные сюжеты? Нет. Самый вкусный, свежий, с пылу с жару, я приберег напоследок.
Олег ГУБАРЬ.
Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.