|
От ворот дома на Дворянской к мусорному ящику на улице ручейком тянулись выцветшие от времени бело-желто-коричневые фотографии. Непривычный сейчас формат — 6 на 9 см — говорил об их солидном возрасте...
Тогда, в 30—40-е, фотографии, в основном, печатались так называемым «контактным» способом. Широкий негатив размером 6 на 9 см фотоаппаратов «Фотокор» или «Москва» просто прижимался стеклом к фотобумаге, «засвечивался» лампой и после проявления давал хоть и небольшое, но чрезвычайно четкое изображение.
На асфальте лежали давние семейные фотографии, групповые и одиночные. Среди них были и снимки Одессы тех времен, мимо которых я, конечно же, не мог пройти.
Вот явно довоенный снимок старого Воронцовского маяка, который был взорван в годы войны.
А вот у причала пароход «Львов» с еще «клепаным» корпусом. а на этом снимке — «Украина», лайнер тогдашнего времени. Плаванье на этих кораблях, конечно, не могло обойтись без приобретения фотографии «на память».
А это — с трудом сейчас узнаваемая довоенная или сразу послевоенная Аркадия, с узким каменистым пляжем и деревянным причалом, где рядом стоит настоящая шаланда под косым парусом.
А на этом снимке, готов поклясться, гастроном Дубинина на Дерибасовской угол Красного переулка (где до недавнего времени был клуб «Фидель»). Помню его с детства, поскольку первые 18 лет своей жизни жил в доме рядом, на Дерибасовской угол Карла Маркса. Этот гастроном, или, как тогда его называли, — «продмаг», сохранил в обиходе одесситов имя своего дореволюционного владельца, как в Москве сохранил его Елисеевский гастроном. И про него, гастроном Дубинина в Одессе, рассказывали тот же анекдот, какой рассказывали в Москве про Елисеевский гастроном: объявившийся прежний владелец недоумевает, кому в советское время помешали бочки с красной и черной икрой, которые при нем там всегда стояли...
Но при этом тогда, в конце 50-х и начале 60-х, в гастрономе Дубинина было и то, чего в годы войны и сейчас никогда не встретишь в «гипер-супер-шопах». Там, и только там, я видел сахар «колотый» (большими иссиня-белыми, похожими на мрамор, бесформенными кусками), сахар пиленый (аккуратными, со слегка неровными краями, кубиками), и даже сахар «головами» — белоснежными, высотой чуть ли не в полметра сахарными конусами, обернутыми на две трети в специальную ярко- синюю «сахарную» бумагу.
Именно с этими, твердыми и белоснежными сахарами пили чай из блюдечка, «вприкуску», раскалывая их на маленькие кусочки специальными щипцами...
В традиционных одесских семьях всегда был культ фотографий. Большие, тяжелые, в плюшевых, бархатных, а то и в кожаных переплетах альбомы из поколения в поколение тщательно и аккуратно заполнялись фотографиями. Они стояли в книжных шкафах или лежали на специальном столике, застеленном скатертью с кистями и вышивкой «ришелье». Их было принято предлагать рассматривать гостям, которые должны были с вниманием их изучать, в сотый раз с неподдельным интересом выспрашивая: «А это кто?».
Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы после моей находки на улице сделать вывод о полном исчезновении еще одной одесской семьи. Семьи, где фотографии отцов и дедов не могли быть выброшены, не могли оказаться на свалке... Печально, если ушел из жизни последний представитель такого семейного рода, хранивший до конца семейные фотографии, оказавшиеся для соседей или новых хозяев его квартиры мусором. И еще более печально, если это сделали продолжатели его рода, внуки и правнуки, для которых семейные одесские традиции оказались, как для чужих, столь же ненужным хламом...
Олег ВЛАДИМИРСКИЙ.