|
|
   |
ДЕЛО ЖИТЕЙСКОЕ — решать какой-либо спор в суде. Правда, нужно запастись терпением, потому что Фемида нетороплива. порой на то, чтобы взвесить все «за» и «против», оценить аргументы обеих сторон, ей нужны месяцы, а то и годы. Но чтобы судебный спор решался в течение 13 лет — это, пожалуй, может и на рекорд потянуть... За это время у Тамары Ивановны ушли из жизни свекор и свекровь, умер муж, вырос внук, а она все продолжает ходить в суд, надеясь, что правосудие разберется в ситуации с квартирой, в которой когда-то жили два поколения Шестаковых, а теперь остались только она с дочкой и внуком.
...В 80-х годах прошлого века большая семья Шестаковых — девять человек — жила в трехкомнатной квартире на ул. Гамарника. Затем Василия Павловича, главу семьи, поставили на квартирный учет, а в 1987 году профком Черноморского бассовета ДСО «Водник» выделил ему — на пять человек — пятикомнатную кооперативную квартиру № 39 в доме № 130/3 на проспекте Добровольского, куда он переехал с женой и семьей сына Олега. Два других сына — Василий и Борис (с женой и сыном) — остались в прежней квартире. Еще один сын, Геннадий, имел свою жилплощадь на
ул. Загубанского, где жил вместе с женой и дочерью Еленой.
Позже, в апреле 1989 г., Клавдия Дмитриевна, жена Шестакова-старшего, выписалась из кооперативной квартиры, прописалась по прежнему адресу, а спустя некоторое время обменяла жилплощадь на ул. Гамарника на трехкомнатную квартиру в Светлом переулке, которую и приватизировала в апреле 1993 г. вместе с сыном Борисом (к тому времени он был в разводе, а Василий умер). В общем, все Шестаковы имели свою крышу над головой...
О том, что произошло дальше, Тамара Ивановна Шестакова рассказала в письме в редакцию:
«В 1991 году отец Шестаков В. П., ему уже было 77 лет, стал болеть и большую часть времени находился у своей жены, Шестаковой К. Д., в ее квартире по Светлому переулку, 2. В январе 1992 года на мое имя из 8-й Одесской нотариальной конторы пришло письмо от Е. Г. Смирновой, внучки Василия Павловича, о том, что дед подарил ей всю пятикомнатную квартиру, а посему я, моя дочь Юлия, ее муж и их годовалый сын должны освободить жилплощадь в месячный срок. Я была шокирована, получив такое письмо. К моему мужу, инвалиду 2-й группы, требование Смирновой выселиться предъявлено не было. Получается, что Е. Г. Смирнова, завладев жилплощадью, лишала меня не только законно полученной квартиры, но разрушала мой брак. Чтобы прояснить происходящее, мы с мужем поехали к родителям. Они не меньше нас были обескуражены и удивлены поступком своей внучки...».
В марте 1992 года Шестаковы-младшие обратились в Суворовский суд с иском о признании договора дарения недействительным. Когда стали собирать документы для суда, выяснились интересные вещи. Оказалось, что договор дарения (составленный почему-то в четырех экземплярах) был оформлен только на основании справки из ЖСК о выплаченном пае. Кстати, остаток пая в сумме 9617 рублей Елена Геннадиевна Смирнова внесла от своего имени. О том, что, кроме В. П. Шестакова, в квартире № 39 прописаны и проживают члены его семьи, на которых и была выделена жилплощадь, правление ЖСК не сообщило, а нотариус от дарителя пятикомнатной квартиры не потребовал других документов, необходимых для заключения сделки с недвижимостью, в том числе и справку из БТИ о регистрации квартиры на праве личной собственности. И в городском бюро технической инвентаризации при регистрации квартиры на имя Е. Г. Смирновой «не обратили внимания» на то, что В. П. Шестаковым право собственности на «подарок» в БТИ оформлено не было.
Не менее «интересным» оказалось и вступление Елены Смирновой в ЖСК «Вымпел-21». По уставу член ЖСК должен написать заявление об исключении из кооператива, а новый владелец квартиры — заявление о приеме в члены ЖСК. Заявления должны рассматриваться на общем собрании. Однако правление кооператива эту процедуру упростило — без заявлений, только на основании договора дарения, на собрании, на котором не было кворума, без ведома Шестаковых (квартира которых, кстати, находится рядом с помещением, где собирается правление), Елена Смирнова была принята в члены ЖСК. Год спустя Суворовская райадминистрация отменила это решение собрания как неправомерное.
Почему Василий Павлович решил подарить квартиру внучке, лишив тем самым крова семью сына, где тоже рос ребенок, сейчас уже не узнать. Не удалось получить ответ на этот вопрос и судье А. А. Просонову, который рассматривал иск о признании договора дарения недействительным. Как пишет Т. И. Шестакова, «несмотря на требование судьи обеспечить явку дедушки и бабушки в суд, чтобы допросить их лично по существу заявленных исков, Елена Смирнова ни под каким видом не допускала Василия Павловича и Клавдию Дмитриевну на судебные заседания, а приносила от них доверенности на свое имя».
Наверное, желание Елены Геннадиевны оградить стариков от участия в судебном процессе не случайно. В редакции имеется копия заявления Клавдии Дмитриевны на имя председателя областного суда А. В. Луняченко: «... хочу уведомить суд в том, что согласие на дарение кооперативной квартиры № 39 в д. № 130/3 по
пр. Добровольского в г. Одессе было написано по просьбе Смирновой
Е. Г. уже после оформления договора дарения, когда мой сын Олег подал иск в суд и был сделан запрос о том, имеется ли мое согласие на дарение квартиры».
В ОКТЯБРЕ 1992 года Василий Павлович скончался. Когда Олег Васильевич, собрав все документы, обратился в 8-ю нотариальную контору Суворовского района за свидетельством о праве на наследство, ему ответили, что наследственное дело уже заведено — на Е. Г. Смирнову. Оказалось, В. П. Шестаков за полгода до смерти написал завещание, в котором единственной наследницей всего имущества объявил дочь своего сына Геннадия — Елену Смирнову. По закону, если на наследство претендуют несколько наследников, вопрос решается в суде. Однако в нотконторе решили по-иному. По заявлению Елены Смирновой, в котором она, кстати, указала, что других наследников у покойного В. П. Шестакова нет, без необходимых в данном случае документов (Елена Геннадиевна пообещала представить нужные бумаги позже) было открыто наследственное дело, а сыну В. П. Шестакова, заметьте, наследнику первой очереди по закону, на его заявление даже не дали письменного ответа.
Свой иск по поводу дарственной Олег Васильевич Шестаков дополнил требованием о признании завещания недействительным. В ходе судебного разбирательства так и не выяснилось, кто же готовил текст завещания, поскольку экспертиза, проведенная по медицинским документам, установила, что после операции по жизненным показаниям Василий Павлович ни писать, ни печатать не мог. Что касается подписи, то эксперты признали ее подлиннной, выполненной «под влиянием внутренних сбивающих факторов», таких, как возраст, болезнь, состояние после операции, неудобная поза, отсутствие очков.
Суд определил, что при удостоверении завещания были нарушены требования «Инструкции о порядке удостоверения завещаний и доверенностей командирами воинских частей, начальниками медсанчасти и военно-лечебных учреждений». Данная инструкция требует, чтобы содержание завещания не сообщалось никому, в том числе и лицам, упомянутым в завещании. Один экземпляр этого документа должен быть направлен в нотариальную контору, второй — вручен завещателю. Однако И. А. Антипов, начальник медсанчасти 411-го госпиталя, где оперировался В. П. Шестаков, сообщил суду, что он подписал завещание, зарегистрировал оба экземпляра в книге регистрации админчасти и в тот же день выдал их Е. Смирновой.
Взвесив все обстоятельства, как по дарственной, так и по завещанию, в июне 1995 года судья А. А. Просонов пришел к выводу: поскольку на момент подписания договора дарения квартира не была зарегистирована в БТИ как собственность В. П. Шестакова, он не мог считаться ее владельцем и, следовательно, не имел права ее отчуждать. Нотариальная контора незаконно оформила договор дарения, чем ущемила имущественные права других обитателей этой квартиры. Суд признал договор дарения недействительным, анулировал прописку Е. Г. Смирновой и ее сына.
Что касается завещания, то оно тоже признано недействительным. Суд признал за О. В. Шестаковым право на наследство и пай и преимущественное право на вступление в ЖСК, так как он прописан и проживал вместе с отцом, после его смерти фактически вступил в управление и владение наследством, как положено, подал в нотконтору заявление о принятии наследства, на которое жена и два других сына не претендовали.
В иске Смирновой о выселении семьи Шестаковых (которое, кстати, она дополнила требованием выселить и Олега Васильевича) и взыскании морального ущерба было отказано.
ОБЛАСТНОЙ АПЕЛЛЯЦИОННЫЙ СУД посчитал, что судом первой инстанции неправильно истолкованы положения закона и направил дело на пересмотр в тот же Суворовский суд, другому судье. В начале 1996 г. дело приняла судья Н. И. Гудина... и в течение трех лет не провела ни одного заседания. Потом производство по делу было приостановлено на 8 месяцев, так как у судьи закончились полномочия. Затем дело вроде бы начало двигаться, но как-то вялотекуще, перерывы между назначенными, но не состоявшимися заседаниями порой достигали нескольких месяцев. В общем, спор между Е. Г. Смирновой и семьей Шестаковых Н. И. Гудина рассматривала почти 10 лет. За это время скончалась Клавдия Дмитриевна Шестакова, ее сын Олег Васильевич тоже ушел в мир иной. За право жить в квартире, в которую Шестаковы-младшие вложили и свои сбережения, теперь уже сражались Тамара Ивановна и ее дочь Юлия.
В октябре 2005 года Н. И. Гудина, наконец-то, вынесла решение: в иске Шестаковым отказать, выселить всю семью из квартиры, взыскать с них в пользу Е. Смирновой 1000 грн. морального вреда.
Надо понимать, что все факты и документы, имеющиеся в деле, а также законодательные акты судья истолковала «правильно», а посему лишила крыши над головой двух женщин, одна из которых нетрудоспособна, а также несовершеннолетнего ребенка, проживающего в этой квартире со дня рождения. Так, Н. И Гудина, обосновывая правомерность договора дарения, ссылается на Закон «О собственности», в соответствии с которым член ЖСК, выплативший пай за квартиру, приобретает на нее право собственности. Но ведь отчуждение этой собственности невозможно без государственной регистрации. Так что справку о выплаченном пае нужно было нести в БТИ, а не в нотариальную контору...
И ЕЩЕ ОДИН МОМЕНТ, который имеет в этом споре немаловажное значение. Так, судья Н. И. Гудина удовлетворила требование Е. Г. Смирновой о взыскании морального вреда (в иске заявлена сумма 10 тыс. грн.) за то, что, как утверждает Елена Геннадиевна в дополнении к иску, она «не может пользоваться своей собственностью, должна прилагать дополнительные усилия по обеспечению своей семьи другой жилплощадью, проживать с взрослым сыном в малогабаритной квартире своей матери, неоднократно приходилось жить у друзей или в арендованных квартирах». В это можно было бы поверить, если бы не две почти детективные истории, связанные с квартирой, о которой идет речь.
В то время, как иск благополучно пылился в канцелярии Суворовского суда (напомню, что с 1996 г. дело находилось на рассмотрении у судьи Н. И. Гудиной), Елена Геннадиевна Смирнова одолжила у некоего С. С. Скобинского 10 тысяч грн. под залог квартиры. Не дождавшись возврата долга, С. Скобинский обратился в Жовтневый райсуд, который в июле 1999 г. взыскал с Е. Смирновой эту сумму. Но, видимо, Елена Геннадиевна не спешила выполнять решение суда, и кредитор попросил помощи в исполнительной службе Суворовского райуправления юстиции. Когда в ноябре 2003 г. государственный исполнитель пришел по адресу, указанному ответчицей, то есть на пр-т Добровольского, 130/3, кв. 39, то оказалось, что квартира принадлежит... Т. Н. Казаровой.
Дело в том, что в марте 2002 года Е. Г. Смирнова, ставшая к тому времени Еленой Войтко, продала дедушкину квартиру за 53 тысячи грн. , пообещав покупательнице документально оформить сделку чуть позже. Т. Н. Казарова, подождав неделю сверх указанного срока, обратилась в Ильичевский суд с иском о возврате денег, а затем с требованием признать за ней право собственности на купленную квартиру. Дело закончилось мировым соглашением, буквально в тот же день квартира была зарегистрирована в БТИ как собственность Казаровой. Затем следует новый иск Казаровой с требованием не препятствовать ей пользоваться жильем, выписать и выселить всех там проживающих. Суд этот иск удовлетворил... Заметим, все это время квартира находилась в споре под арестом.
Представляете состояние Т. И. Шестаковой, когда она узнала, что
Е. Г. Смирнова, не дожидаясь окончания судебного процесса, заложила, а затем продала их жилплощадь вместе со всеми обитателями?! В августе 2002 года Ильичевский суд по ее заявлению отменил свои решения о мировом соглашении и о непрепятствовании пользования квартирой.
Итак, практически в одно и то же время три суда — Суворовский, Жовтневый и Ильичевский — вели судопроизводство по одной и той же квартире. Причем участницей всех трех процессов была Е. Смирнова. Почему-то на это обстоятельство судья Н. И. Гудина никак не отреагировала...
Мне очень хотелось побеседовать с Е. Г. Смирновой на эту тему, услышать ответ на интересующие вопросы. Но на письмо с просьбой встретиться она не откликнулась, а затем, когда мы столкнулись с ней в здании суда, разговаривать отказалась.
...СЕЙЧАС Тамара Ивановна Шестакова ждет решение областного апелляционного суда, куда она подала жалобу. Заседание назначено на 31 января. Думаю, что ждут его и кредиторы Е. Г. Смирновой, ведь вопросы с возвратом долга Скобинскому и продажей квартиры Казаровой так и не решены.
А может, в эту историю пора вмешаться прокуратуре?
Валентина ОНЬКОВА.