|
Пришло в редакцию письмо без подписи. Однако имена главных действующих лиц указаны. История такая. Живет на ул. Мечникова в коммунальной квартире 27-летняя Светлана с пятилетним сыном. Есть у нее так называемый гражданский муж, который, похоже, нигде никогда не работал. Не работает и Светлана. Но пьют они каждый день, особенно сейчас, потому что их приятель с ул. Новосельской, тоже Сергей, продал свою квартиру и переселился в комнату Светы. Как она живет с двумя мужиками и ребенком в одной комнате, трудно представить. Раньше, когда квартиру Сергея на Новосельской еще не продали и денег не было, мужики спаивали Свету и, как уверяют авторы письма, «сдавали» ее клиентам с улицы, тем самым «зарабатывая» на пропой. А ведь при этой женщине — ребенок... В конце письма приписка: фамилии не ставим, эти два бандита могут убить нас.
Что делать? Звонить в службу по делам детей? Там работают в основном женщины. Сюда бы мужчин прислать. Обращаюсь в городскую криминальную милицию по делам несовершеннолетних с просьбой проверить «плохую» квартиру. Нежный девичий голос советует позвонить в Малиновскую КМДН — их район, быстрее будет. Я вообще-то надеялась, что городская «криминалка» даст сигнал районной, а коли это указание начальства, то как раз и будет быстро исполнено. Ну, ладно. Звоню в Малиновскую. Нежный девичий голос отвечает почти радостно: «А это не наш район! Звоните в Приморский». В итоге я позвонила в Хмельницкое отделение, что на той же ул. Мечникова. Нежный девичий голос сказал, что данные запишет, а там уже как начальство решит. Я дала еще свои телефоны, на том и успокоилась.
А ночью не могла заснуть: с рождения живет ребенок в таком аду — и никому нет дела? Надо сходить. Но боюсь идти одна. Учителя часто жалуются, что такая повинность, как «микрорайон» (перепись детей школьного возраста на участке) стала в последнее время опасной из-за того, что алкоголиков и наркоманов развелось много, а это люди, как правило, агрессивные, не желающие, чтобы в их жизнь кто-то вторгался.
Что говорить, меня саму однажды пугали собаками. Хозяйка в комнату впустила, а пришел хозяин — двух овчарок у входа посадил. Не выйти. Потом смилостивился: «Уберу собак на одну минуту, чтобы ты убраться успела». Ну, успела. Кстати, на той же Мечникова это было.
Убедила мужа пойти со мной. Долго думали, какое время лучше выбрать. Решили, что полдень подойдет более всего: ночью алкаши обычно пьют да дерутся, утром спят, к обеду просыпаются. Тут их трезвыми и можно захватить, а то к вечеру снова будут «хорошие».
К обеду мы нашли нужный дом. Старинный, красивый, но запущенный. Поговорили с соседями. Не все наш визит одобряли. Одна женщина допытывалась: «Разве по анонимному письму можно приходить? Вы его списать обязаны!» «Но ведь тут ребенок, — объясняю, — может, ему в школу уже пора идти, вроде шесть лет скоро мальчику исполнится». «Да не скоро, — перебивает меня «законница», — а в декабре. Я точно помню, что в декабре в прошлом году день рождения Коленьки праздновали». Ах, вместе праздновали? Понятно. Свой свояка всегда защищать будет.
Но мы, наконец, у нужной двери. Оттуда доносится детский голосок. Попросили позвать кого-нибудь из взрослых. Из-за двери послышался грубоватый мужской (вроде молодой) голос: «Кого надо?». Отвечаю: к Светлане-де я, о ребенке поговорить надо. Раздается щелчок замка. Я жду минуту-другую в уверенности, что дверь откроется. Потом понимаю: дверь закрыли еще на один замок. Продолжаю настойчиво стучать. Выходит соседка по «коммуне». Прочитала письмо, вздохнула: «Все правда. Сколько уж раз милицию вызывали...».
Да, соседи во дворе рассказывали о буйствах молодых. Вчера, говорят, парни подрались, один другого ножом ударил в спину, но «скорую» вызывать не стали: соображают, что врачи в милицию сообщат о происшедшем.
Так дома ли они? «Не знаю, — отвечает соседка, — ночью крики слышала, сейчас тихо. Может, ушли куда, а может, спят. Стучать не буду, мне неприятностей не надо».
Всякий поймет соседку. Но беда в том, что за такими закрытыми дверями, куда никто стучаться не хочет (даже милиция — дела, мол, семейные), страдают малыши. Становясь старше, они все же выходят «на люди», хоть в ту же школу, там уже можно помочь. А пока...
У мальчика, говорят, плохи дела со зрением. Дашь ему книжку или игрушку — близко-близко подносит к глазам, разглядывая. Но вообще ребенок на удивление крепкий, хотя ест в основном хлеб, посыпанный сахаром, да чай. Это любимая его еда. Любимая еда всех детей из семей пьянчуг, как замечено.
Короче говоря, никого из главных действующих лиц увидеть нам не удалось. Зато удалось услышать: Светлана в этой «коммуналке» живет не так давно. Раньше у нее была квартира в соседнем дворе. Каждый ее там знает. И мы отправились в соседний двор.
Когда-то тут жила вполне нормальная семья. Мать успевала две работы тянуть, отец-таксист неплохие деньги приносил. Матери и дали в этом дворе двухкомнатную отдельную квартиру с туалетом и ванной — все, как положено. Подрастала Светланка. И было ей лет 11-12, когда умерли родители — сначала отец, потом мать. Приходили райисполкомовские работники к Светлане, предлагали ее в интернат определить, — негоже, чтобы девочка одна росла. А тетя, родная сестра матери, жила в этом же дворе. Она воспротивилась решению, особенно услышав, что квартиру райисполком «временно» заберет. Квартиру «отбила», девочку при себе оставила. Вроде неплохой росла. Сначала.
А к концу девятого класса связалась с Сергеем — тем самым, который мужем сейчас считается. Он выпивать начал с малых лет. А уж когда вдвоем взялись пьянствовать, покатились по наклонной быстро. Тетя Маруся устроила было Свету работать санитаркой в поликлинику. Заведующая помочь обещала: пошлем, говорила, девочку на курсы, медсестрой будет, а там, гляди, и дальше подучим. Где там! Бросила Светлана работу. Другим «зарабатывать» начала. Пока еще выглядит более-менее нормально. Но по лицу уже видно — крепко пьет женщина, вряд ли остановится.
Квартиру двухкомнатную отдельную Света продала два года назад. Деньги пропила. Хорошо, совсем не «кинули» при купле-продаже, как часто с алкоголиками бывает. Пусть и «коммуналка», а есть крыша над головой. Уверенности нет, что всегда будет. Кончатся деньги от квартиры второго Сергея, может пьюшкам прийти в голову идея: а не поменять ли Светины 16 квадратов на десять, а то и на восемь? Район можно похуже подобрать. Им-то какая разница, если света божьего все равно не видят в пьяном угаре.
Коленьку в соседнем дворе знают, жалеют. Надеялись, что как-то устроится его судьба: у Сергея (он отец Коли) есть мать, она забирает иногда внука к себе. Но на день-два. А это не решение проблемы. Как ребенок будет учиться в школе, если он не спит из-за «разборок» взрослых до трех-четырех часов ночи?
Вот «разборки» мы слышали. Окна Светланиной комнаты выходят в этот соседний двор. Трехэтажные маты изрыгала молодая женщина, визжала диким голосом. Слышался и мужской мат. Видно, наш визит обсуждали.
Вышла тетя Маруся. Прочитала я ей письмо. «Все правда, — заплакала. — Никаких моих сил больше нет. Колю надо отправлять в интернат, иначе погибнет...». Год назад, рассказала женщина, попал мальчик в больницу (она его туда отдала). Врач, оценив ситуацию, пообещала, что постарается из больницы отправить мальчика сразу в детский дом. А родители Колю выкрали. На том все остановилось. Прибежит к бабе Марусе, поест (тот же хлеб с сахаром просит, даже маслом не хочет намазать — невкусно ему) — вся ее помощь в настоящий момент. «Если можете, — просит бабушка, — устройте мальчика. Только уж сделайте, Христа ради, так, чтобы виделся он с матерью. Нельзя дитю без матери...».
Нет, тетя Маруся, редакция оформить Колю в интернат не может. Но есть другие службы, непосредственно этим занимающиеся: совет опеки, служба по делам детей, райотдел образования. К ним мы обращаемся: примите меры. Судя по рассказам соседей, никто пока в защиту Коли не выступил. А вдруг возможен еще хороший конец, как в кино: поговорят с мамой серьезно, она одумается, займется ребенком. Ведь нет в жизни женщины ничего дороже...
Полный адрес семьи работники вышеназванных служб могут получить в редакции по телефону 65-30-27 в рабочее время.
Татьяна НЕПОМНЯЩАЯ.