|
|
   |
История начиналась так. 18 апреля позвонила читательница, рассказала: у них в доме пожилая соседка осталась одна, сын с невесткой навещают редко, а в последнее время старушки вообще не видно. Не случилось ли чего? Правда, почти каждый день, кроме выходных, социальный работник приносит бабушке из столовой обед в баночках...
Это меня и успокоило: ответственные люди рядом — знают, как в сложных ситуациях поступать. Однако через несколько дней решила все-таки поехать по указанному адресу.
Улица Героев Пограничников. Длинная пятиэтажка. Две пожилые женщины-соседки встретили меня у подъезда. Рассказали, что когда-то, лет 35 назад, заселились в трехкомнатную квартиру две сестры с матерью. Мать вскоре умерла. Лет десять тому ушла в мир иной старшая сестра Татьяна. В квартире осталась жить Екатерина Антоновна с сыном Александром. В молодости сестры, по словам соседок, на фронте были, в плену, концлагерь пережили...
Затем поднялись мы в указанную квартиру. Входная дверь оказалась незапертой. Зрелище открылось — не для слабонервных. Завалено мусором все свободное пространство, бегают тараканы... В коридоре на табуретке стоит свежий (теплый) обед. Была, значит, сотрудница из соцслужбы. Рядом, на тумбочке, стоит вчерашний обед (остывший). Не кормили, выходит, старушку.
Пробираемся в комнату, где лежит Екатерина Антоновна. Дверь с внешней стороны завязана веревкой. Женщина укрыта до подбородка несколькими поеденными молью пальто. На шум не реагирует. «Умерла?» — испуганно спрашивает одна из соседок. Нет, открыла глаза. Рядом с больной стоит стульчик, но на нем нет даже стакана воды. Женщины долго ищут чистую ложку, чтобы покормить больную. Воды в кране нет, в конце концов, ложку сполоснули казенным молоком. Сделав несколько глотков, старушка спрашивает едва слышно: «А вам останется?». «Ей, наверное, кажется, что это снова концлагерь», — плачут соседки.
По рассказам рядом живущих людей, голодать Екатерина Антоновна начала давно. Еще зимой ходила попрошайничала: то в магазине булочку попросит, то у соседей — бутерброд. А потом и вообще слегла.
...По комнате рассыпаны старые письма, фотографии. На одной из тумбочек, поверх тряпья, — большое фото новобрачных. Невеста — молодая Екатерина. В руках цветы, в глазах счастье...
После этого визита позвонила я в Киевский центр социальной защиты, куда приписана бабушка. Заведующая сектором так называемого «надомного» отделения Г.Я. Хлопюк подтвердила, что уже два года эта семья обслуживается у них (сын с невесткой — тоже инвалиды, астматики). Екатерине Антоновне, в частности, их сотрудница носит обеды. «И ставит их возле порога, не зная, дошла ли пища до подопечной?». «Так мы договорились с сыном, — отвечает Галина Яковлевна. — Бабушка живет в семье, за ней ухаживают. У нее, к сожалению, полный склероз, может уйти из дома и бродить где-то, забыв адрес. Поэтому ее закрывают в комнате. А наш социальный работник не имеет права входить в закрытое помещение».
Как-будто все логично, но... Если государство взяло опеку над старым человеком, помощь должна доходить до него. Наверное, с сыном действительно был такой договор — ставить баночки с едой у порога. Но социальный работник не могла не видеть, что еда остается нетронутой.
Звоню соцработнице Г.В. Смирновой, которая обслуживает эту семью. Тоже какое-то непонимание между нами. Да, отвечает, старушка плоха. Да, с месяц как стали ее закрывать «на веревку». Да, за месяц с голоду умереть можно, но у них с ее сыном такой уговор. Сын хотел устроить мать в дом престарелых, но что-то у него не получилось. И в больницу таких немощных не берут. «Но что-то же делать надо, — убеждаю я социального работника. — Человек умирает от голода, как в концлагере». «Надо, — соглашается Галина Васильевна. — Но не знаю, какой тут найти выход. На работе я говорила об этом...».
Первое и самое простое — попросить сына, чтобы оставлял дверь открытой и кормить беспомощную подопечную. Второе — заставить невестку навести в доме хотя бы относительный порядок. Разве сложно? Я надеялась, что так и произойдет.
Ничего подобного. Звоню в пасхальные дни одной соседке, другой, третьей — они заглядывают по моей просьбе в квартиру. Ситуация не изменилась. Остывшие баночки на табуретке, дверь «на веревке», старуха в беспамятстве.
В первый рабочий день 4 мая звоню заместителю главного врача по медицинской части Одесской городской станции «Скорой помощи» (помощь действительно нужна скорая) Н.И. Малищук. «Помогите в порядке исключения!». «Поможем», — коротко ответила Наталья Ильинична.
«Скорая» приехала быстро. Врач Е.Е. Уткин и фельдшер Б.Ю. Берлин (люди, видимо, бывалые) попросили организовать понятых, с ними и вошли в квартиру. Покачали головой: «Хуже городской свалки!». Сняли с бабушки одеяло. Женщины заплакали — старуха лежала голая, остались от нее одни кости. «И каков медицинский диагноз?» — спросила я. «Истощение», — ответили врачи. Без лишних разговоров, понимая друг друга с полуслова, принесли «раму» (что-то вроде мини-носилок), уложили бабушку на одеяло, им же прикрыли и спустились к машине. Екатерина Антоновна была в сознании, во всяком случае, назвала четко свою фамилию, имя, отчество, год рождения.
«Врачам не позавидуешь», — сказал кто-то из соседей, закрывая дверь в квартиру, чтобы не дышать смрадом.
«Часто с подобным встречаетесь?» — спросила их я. «Довольно часто», — ответили. Но куда старушку теперь? По месту жительства, в 8-ю больницу, что на 15-й станции Большого Фонтана. «Больницам очень сложно работать в нынешних условиях, — говорит Борис Юльевич. — Но куда им деваться? Берут...».
«Для таких больных должны быть хосписы — что-то вроде приюта с медицинским наблюдением, — заметил Евгений Егорович. — Должна быть служба геронтологии, наподобие службы педиатрии...». «Мы, медики, не можем подменять социальных работников, — скажет позже Н.И. Малищук. — А судьба таких стариков — в их руках».
На следующее утро я позвонила в больницу. Заведующая терапевтическим отделением О.Р. Русова была краткой: «Состояние крайне тяжелое — дистрофия белковая, жировая... Это как после концлагеря».
В «надомной» службе соцзащиты после «пропажи» старушки со мной разговаривали не очень любезно: «Что же вы так поступаете? Сын мечется, ищет мать...».
Соседи сообщили Александру, где находится Екатерина Антоновна, сразу же, как он появился (примерно через полчаса после ухода «скорой»). Сын предъявил претензии, что свет в коридоре врачи оставили включенным...
Вчера я снова справилась о здоровье бабушки. В больнице ответили то же самое: «Состояние тяжелое». Однако рассказали, что сын мать навещает, лекарства, по возможности, приносит, еду тоже. Правда, соседка, побывавшая в палате у Екатерины Антоновны, сказала со вздохом: «Ей, бедной, уже священник нужен...».
Татьяна НЕПОМНЯЩАЯ.