Олимпийский триллер Бориса Робульца

До Сеула

К 1980 ГОДУ тренер одесского СКА Борис Робулец обрел крепкую репутацию. Начинал с шестовиками, но наибольших успехов добился с прыгунами тройным. Первым из учеников выполнил заветный мастерский норматив Евгений Шухатович. Эстафету подхватил Сергей Отрошенко. А Николай Мамчур стал даже мастером спорта международного класса.

Но на чемпионат СССР среди юношей 1980 года Робулец повез нового ученика. Накануне старта выяснилось: в сборной Вооруженных Сил не оказалось достаточного числа прыгунов в высоту, и Робульцу приказали, что называется, «закрыть вид».

Учитель и ученик. После сеульской эпопеи. 1988 г.

— Ничего страшного, Гена, — успокаивал тренер подопечного. — Вспомни, как прыгал, выступая за кооперативный техникум. Конечно, 190 сантиметров — не результат, но что с нас взять? Ни о чем не думай, на высоту внимания не обращай, на соперников тоже. Наш главный старт завтра, а сегодня — как получится.

А получилось так, что Геннадий прыгнул на 209 см и стал чемпионом. Зато на следующий день фактически провалил «коронку»: не смог преодолеть выработавшийся накануне стереотип — разбегался таким образом, словно предстояло прыгать в высоту, а не тройным. Ну и устроил же ученик тренеру головомойку: «На кой мне такое чемпионство?! Я тройным прыгать хочу!».

Звали неожиданного чемпиона Геннадий Авдеенко.

Этот старт полностью изменил судьбу как спортсмена, так и тренера. Переключившись на новую дисциплину, одесский дуэт вскоре добился колоссальных успехов. В 1983-м Авдеенко сенсационно выиграл чемпионат мира, впоследствии не раз стоял на пьедестале почета крупнейших международных соревнований и на Олимпиаду-88 поехал первым номером.

Сеул

— Какими оказались первые впечатления от столицы Олимпийских игр в Южной Корее, Борис Михайлович?

— Впечатления? О, впечатлений хватало! Еще до прилета в Сеул.

— Не интригуйте.

— Конечно, я знал, что в те времена существовал «закрытый террор» по отношению к тренерам из провинции. Все было связано с финансами. Партийные работники, комсомольские устраивали в команду своих родственников. Вместо специалистов, естественно. Но по наивности думал, что ко мне это не относится. Все-таки в сборной двое моих учеников (Гена и его жена Людмила), причем один из них — реальный кандидат на золотую медаль. Надо отдать должное хитроумности функционеров: до последнего дня они держали меня в неведении, убеждая, что еду без каких-либо вопросов. Заключительный сбор проводился во Владивостоке, и за сутки до вылета выяснилось, что меня в списках нет. Ребята улетели, я — в шоке. Лечу в обратную сторону, в Москву. Пришел в Спорткомитет разбираться, а там — никого: все отправились в Сеул «на жатву». Нашел какую-то секретаршу, спрашиваю: «Где билеты на Сеул продают?» Она то ли неопытной была, то ли от подобной одесской наглости растерялась (представляете, в СССР некто спрашивает, где продают билеты в Южную Корею) и назвала адрес — какой-то переулок возле Красной площади. Я — туда. Словно Остап Бендер, предъявляю три зарубежных паспорта (по линии Спорткомитетов СССР и Украины и Министерства обороны) с корейской визой. Мне отвечают, что в списках не значусь, а я убеждаю, что произошла ошибка.

Что меня только что направили из ЦК комсомола, что мое присутствие на Олимпиаде необходимо Родине и партии. В общем, наговорил кучу всякого вздора, и в итоге девушка выдала мне вожделенный билет (на мое счастье какой-то профессор из Белоруссии за ним не пришел). 260 рублей своих кровных выложил.

— Неужели кассирша выписала билет без какой-либо официальной бумаги?

— Ну да! И еще обратила мое внимание, что регистрация пассажиров начинается через час. А Москва — не Одесса, расстояния другие. Как был в застиранной рубашке, дорожных брюках и тапочках, с пластиковым пакетом с документами и деньгами, так на такси и помчался в аэропорт. Еле успел. На контроле снова спросили про списки, я соврал, что их уже унесли в самолет.

— Представляю, как вас встретили в Сеуле!

— Они просто обалдели! Но сначала обалдел я, когда всех, в соответствии с этими злосчастными списками, распределили по гостиницам, а я остался один. Потом как-то уладили этот вопрос.

— А что Гена?

— Понимаете, я еще почему так рвался в Сеул? У Авдеенко — талант огромный, но характер... Не Авилов, скажу прямо. Тот — вулкан, взрыв, если что не так, и по морде мог дать. А Гена — слишком мягкий, слишком деликатный, ранимый. Знаете, что в 1983-м после чемпионата мира в Хельсинки произошло? Вернулся домой — эйфория. По приемам, пресс-конференциям парня затаскали. Не тренировался, вес набрал. А через три недели в Одессе — финал Кубка СССР. Ему бы проявить твердость, отказаться от старта (меня в городе не было), а он не смог. В результате — 2,05 и второе место. И это чемпион мира! Нельзя чемпиону так планку опускать. В результате — стресс, после которого мне его пришлось года два «собирать».

— Так как вы встретились?

— Он накануне с трудом прошел квалификацию и пробился в финал. Приехал я на запасной стадион, смотрю, идет мой ученик — весь бледный, сгорбленный, еле ногами шевелит. Я ему: «Эй, одессит, очнись! Голову повыше!». Гена аж подпрыгнул от неожиданности. Сразу повеселел, стал расспрашивать. «Сейчас не об этом, — отвечаю. — Сосредоточься. Забудь о соперниках. Только ты и высота. Пусть они борются друг с другом, а ты — только с высотой».

— Судя по результату, подействовало...

— Все высоты брал с первой попытки. Да, у соперников, у тех же Паклина с Поварницыным личные рекорды были выше, но они стабильностью не отличались. Авдеенко же перед Олимпиадой трижды 2,38 брал. Кроме того, соперники, особенно иностранцы — Шеберг, Мегенбург, Тренхард и другие, не выдерживали затяжной борьбы. А у Гены с выносливостью было все в порядке. Соревнования длились шесть часов, и в итоге чемпионом стал украинец. С результатом... 2,38.

— Каково было болеть на трибуне? Ведь на Олимпиадах общение с учениками во время соревнований запрещено.

— Я сидел в окружении американцев. Они, естественно, болели за Конвея, который в итоге стал вторым, но, догадавшись по моему поведению (я и вскакивал, и прыгал, и орал что есть силы), что их сосед — тренер Авдеенко, стали поддерживать и его. Скандировали: «Ге-на! Бо-рис!» С ударением на первом слоге. Когда Гена выиграл, подхватили меня на руки и понесли. А мой пакет (тот самый!) с документами и деньгами остался на трибуне. Спохватился я уже в час ночи. Но радость захлестнула такая, что махнул рукой: «А! Пропади все пропадом! Бог с ними, с документами!». И пошел на банкет.

Зато на следующее утро наступило отрезвление. Сообщил начальству о пропаже, стали искать — без толку. Через трое суток нервотрепки пошел «сдаваться» в консульство. Там удивились: «Робулец? Так на следующее утро американские студенты ваши вещи принесли. Мы их еще три дня назад вашему руководству передали».

— Ну и нравы! В чем причина такого отношения?

— Во-первых, зависть, во-вторых, призовые. Видимо, хотели каким-то образом их у меня отобрать. Позвонил я старшему тренеру сборной по прыжкам: «Если через час документы не будут у меня, об этом случае узнает весь мир». Тот: «Что ты, Борис, мы просто пошутили. Ждали, когда ты с коньяком придешь». Но так не шутят.

— Какими были ваши первые действия после того, как эта некрасивая история завершилась?

— Подошел Гена и сказал: «Борис Михайлович, может быть, пойдем в магазин и новую рубашку вам купим?». И в самом деле, Олимпиаду выиграли, призовые получил (около трех тысяч долларов), теперь можно и о гардеробе подумать.

После Сеула

К великому сожалению, в дальнейшем отношения между Робульцом и Авдеенко расстроились. Так бывает между большими спортсменами и их наставниками.

Были у Бориса Михайловича и другие способные ученики (кроме Геннадия и Людмилы Авдеенко и упоминавшегося выше Николая Мамчура, звания мастеров спорта международного класса получили Марина Дегтярь и Владимир Иванченко), но сеульская победа стала пиком тренерской деятельности Робульца. После распада СССР опытный специалист шесть лет трудился в Австрии, где среди прочих подготовил чемпиона Европы среди юношей Мартина Лебеля.

Вернувшись домой, заслуженный тренер понял, что его опыт и знания по большому счету востребованы не будут. И открыл на заработанные деньги... столярный цех. Производство функционирует уже более десяти лет, и кризис, по словам руководителя, его не коснулся.

Празднуя юбилей среди учеников и коллег, Борис Михайлович был, как обычно, весел и жизнерадостен, но все же несколько напряжен. До тех пор, пока не раздался телефонный звонок. «Из Белоруссии, — обрадовался Робулец. — Гена Авдеенко».

Анатолий МАЗУРЕНКО.

и из личного архива Б. Робульца.