|
Статья Татьяны Непомнящей «Первый выговор» о конфликте в ССШ № 35 («ВО» за 18 марта с.г.) — доказательство того, что «воевать» родителям с дирекцией престижных школ — пустая трата времени и здоровья.
Что имеем в итоге? Ребенок-третьеклассник (не десятиклассник!) плачет и не хочет идти в школу. Ни ему, ни его матери не легче от того, что кто-то получил выговор. Ребенку в школе должно быть так же хорошо, как и дома, ибо, как ни крути, а большую часть времени он проводит именно в школьных стенах. Не в выговоре дело, понимаете? Я бы назвала статью иначе: «Безразличие», например, или «Чтобы не плакало больше дитя...» «Себяспасение» учительницы, ее доводы и отговорки напоминают поведение крепко провинившегося маленького ученика: целовала пальчик, чуть задела линеечкой... Не смешите людей!
«Бабушка, молчите и никуда не жалуйтесь. Ничего не докажете, а ребенка «съедят». Директриса же «кормит» всех...» — так меня, директора школы с более чем 40-летним педагогическим стажем, поучали родители у подъезда одной престижной одесской гимназии, где училась внучка.
С болью расскажу об этом времени, потому что наша семья испытала на себе нечто подобное описанному в статье «Первый выговор». Конкретно — безразличие, бессердечие, учительское хамство, если хотите, хотя кажется, что это нонсенс. И это в гимназии, где вроде бы имеется абсолютно все для получения хорошего образования: евроремонты, образцовый порядок, опытные кадры.
Не случайно «евроремонты» я поставила на первое место: поборы были страшные. Моя дочь (мать Карины, учившейся в гимназии) как-то в сердцах сказала: «Если бы даже у меня появился печатный станок, я не успевала бы печатать деньги, требуемые на нужды школы». Летом ребенок на жаре стоял на «7-м километре», чтобы подзаработать немного «лишних» денег, а в конце августа позвонили: не хватило на ремонт, поиздержались. Пришлось отдать заработанное. И взяли с каждого ученика в классе ни много ни мало — по 120 гривен.
Все есть в престижной гимназии, нет главного — любви к ребенку. Когда я только начинала свою учительскую деятельность, мой брат высказал простую и гениальную, одновременно, мысль: «Лида, ребенок, может, и не запомнит где ставить твой твердый знак, но то, что ты его унизила, запомнит на всю жизнь». И это правда! До сих пор помню, как меня ни за что ни про что обидел учитель: высмеял при всем классе за испачканные пальцы — дома красили яйца к Пасхе, а после этого руки не отмылись. Мелочь, конечно, но для одиннадцатилетнего человека обида была столь сильной (смеялся весь класс!), что, став взрослым, он помнит ее.
Продолжу свой рассказ. Внучка Каринка хорошо закончила начальную школу (учительница оказалась замечательной — не надо было «покупать» оценки) и осталась в гимназии. Вот тут-то и началось унизительное вымогательство денег. На родительских собраниях тема для разговора была одна: кто сколько сдал, кто сколько должен. Соответственное оказалось и отношение к ученикам. У Карины пропало всякое желание учиться. Мать ее перестала ходить на родительские собрания, хотя лепту свою вносила исправно.
Чтобы знания у ребенка все-таки были, мать старалась обеспечить ей дополнительные занятия с репетиторами. Большая благодарность одной учительнице английского языка, которая вдохнула в девочку уверенность в собственных силах: Карина стала занимать призовые места на олимпиадах. А в школе оценка у «англичанки» была для нее одна — пять баллов (средненький уровень по 12-балльной системе). Учительница невзлюбила «сильно умную» ученицу: та посмела указать на ее ошибки в словах, написанных на доске. А прав-то у взрослого (читай — возможностей унизить) всегда больше, чем у ребенка. Да и мать не из той породы, что лебезят...
Короче говоря, «неудобной» ученицей во всех отношениях оказалась моя внучка. И к концу девятого класса ясно наметилась задача учителей вышвырнуть ее из гимназии. Задачу эту поставила директриса на педсовете: лентяйка, мол. Процесс пошел. Оценки явно занижались. Пришлось искать и химика, и физика, и других предметников, чтобы занимались с Кариной дополнительно.
Оценки, пусть и с трудом, но можно повысить. Как повысить настроение? Каринка чуть не плача уходила утром в школу. Кто-кто, а дети хорошо чувствуют, когда к ним плохо относятся. Я понимаю свою внучку: страшно войти в класс, если знаешь, что от тебя хотят избавиться.
Приближались экзамены за девятый класс, а у нас случилась беда: тяжело заболел дедушка Карины. Это Очеретяный Валентин Егорович, отличник народного образования СССР, бывший директор школы. Много у него было учеников. Может, и вспомнят добрым словом. Деда надо было привезти из села в город. «Отпросись в школе», — попросила я Карину (ключи от квартиры были только у внучки, дочь отправили в командировку). Девочку не отпустили. «Ой, не ври!» — сказала ей учительница. Как вы думаете, слышал ли что-нибудь ребенок на уроке, если знал, что у за"крытой двери ее дожидается умирающий родной человек?
Потом дедушка лежал больной в квартире дочери.
Я, его жена, не могла ухаживать за мужем: как директор школы я работу свою в конце года (учителя знают, что это — аврал) бросить была не вправе. Основная тяжесть ухода за больным человеком легла на внучку (кормить дедушку приходилось через зонд). В школе вроде бы и знали о сложной ситуации в семье, но слова поддержки девочке не сказали. Дед вскоре умер. А директриса влепила Карине «тройку» по химии за год.
На экзаменах учителя, похоже, выполняли заказ директора: выживали Каринку из гимназии. Сдавала внучка биологию (которую, кстати, очень любит — дома книг полно о природе, о животных). Ушла на экзамен — нет и нет ее. К обеду мать пошла в школу. Оказалось, держали на экзамене, засыпали вопросами. Стоит заплаканная Каринка и молчит, а на нее с трех сторон кричат учителя. В том числе и такая претензия: «Видите, как ваш ребенок по-хамски смотрит?». Дочка не сдержалась и ответила: «Вы собирали по сто долларов и обещали помогать детям, помощи не требую, но человеческое отношение должно быть!». После этого довели до слез и ее.
По положению оценки объявляют сразу после устного экзамена. Ребенок оставался в неведении до конца сессии. Требуя оценку, мать сказала, что будет жаловаться в Министерство образования. Классная руководительница вздохнула «сочувственно»: «Зря вы так. Хотели поставить «семерку», а теперь будет «четверка».
Следующий экзамен — английский язык. Этого предмета Карина не боялась. А зря. Устроили ей настоящую экзекуцию. Экзамен принимала вся кафедра, спросили все, что могли. Но таки поставили восемь баллов («по-старому» это крепкая «четверка»).
Как можно оставаться в гимназии, если тебя выставляют? Мы забрали документы. Летом Каринка не отдыхала, а обивала пороги близлежащих школ. Ее не брали. Отвечали администраторы по-разному, но суть отказа была одна: если из гимназии выгнали, значит, было за что.
Все лето семья нервничала. Я уже хотела идти в областное управление образования за помощью, но дочь остановила: «Хуже будет!». Тут, к счастью, директор одного лицея более внимательно отнеслась к Карине — и поговорила, и документы посмотрела (еще удивилась, что итоговые оценки выставлены не по правилам, а... «с потолка»). Пожала плечами: условие одно — надо сдать экзамены. Впервые за долгое время услышав доброе слово, Каринка сбросила напряжение и с заданием справилась хорошо. Нас взяли в лицей!
Лицей расположен далековато от дома (гимназия-то была, что называется, по микрорайону), но внучка встает пораньше и с удовольствием идет на уроки. У нее все учителя — любимые! Значит, в этой школе жива еще душа, то есть любовь к ребенку. В нашей семье воцарилось спокойствие. И директору лицея, и учителям его низкий поклон от меня, директора школы, отличника образования Украины.
Лидия Николаевна ОЧЕРЕТЯНАЯ.
с. Саханское Ширяевского района.От редакции. Гимназия автором названа. Но не в номере школы — главное. Почему происходит подобное в наших учебных заведениях? Почему исчезает понятие «человечность» из наших отношений? Просим читателей высказать свое мнение.