|
|
   |
В начале марта на ул. Василя Стуса в здании отреставрированного детского сада джутовой фабрики открылся областной (есть еще два городских) приют для несовершеннолетних — «Свiтанок», рассчитанный на 50 мест. Сейчас в нем находятся около полутора десятков (количество меняется) детей. Я отправилась посмотреть, что за ребята .
ПОПАДАЮТ в приют разными путями: милиция привозит, добрые люди приводят, сами приходят — их «телеграф» работает четко. А причина бродяжничества, в основном, одна: неблагополучие в семье. Выявлять бы кризисные семьи раньше, меньше было бы уличных детей. Конечно, можно пройти мимо бомжика на улице, сделав вид, что ты его не заметил. Но бомжик вырастает в бомжа. Кушать ему хочется еще больше. И уж он-то вас, в шубе да с красивой сумкой, не пропустит. Хотя бы об этом подумайте, люди. Катит девятый вал появившихся в середине 90-х годов (с приходом приватизации жилья, то бишь афер с квартирами) бомжиков — теперь уже подросших...
ПРИЮТ выглядит, как игрушка: новенький, чистенький, ухоженный. Актовый зал, спортивный, тренажерный. Мастерские. Заведующая Т. В. Кириченко много сил положила на то, чтобы «Свiтанок» был привлекательным для ребятишек. Чтобы беспризорники не убегали, нужно, прежде всего, занять их полезным делом, считает Татьяна Валериановна.
В приюте сможет работать не каждый: сложные дети требуют большой любви, внимания и терпения. Как раз сейчас идет формирование педколлектива. Приюту «Свiтанок» нужны воспитатели. Но это к слову.
А воспитанники — вот они. Отмытые, накормленные, приодетые. Даже душой размягченные. Потому разговаривают с охотой. Привирают, естественно, особенно в свою пользу. Но картинки уличной жизни набрасывают верно.
Санька и Ленька пришли в приют сами. Помните, снег выпал? Погода слякотная, мерзкая. Решили, видимо, «пересидеть» трудное время в тепле. К тому же — новое место, новые впечатления. В приютах на ул. Терешковой и Краснова они побывали не по одному разу. Побывали в «Светлом доме» и «Дороге к дому» (это уже общественные благотворительные фонды). Хорошо знают, где и когда «подкармливают» бомжей другие организации.
Их история, как они рассказывают, такова. Жили в городке недалеко от Одессы. У матери с отцом не заладилось, развелись. Отец жилье в городе сменял на дом в селе и уехал туда с сыновьями. Что произошло дальше, братья толком не поняли, но вскоре вселились в их дом (не без ведома, по их словам, сельсовета) другие люди. Они отправились к матери в город, но та сама жила на квартире, прогнала их. Отец устроил сыновей в интернат, а сам уехал в Одессу искать лучшей доли. Братья из интерната сбежали, нашли отца — на железнодорожном вокзале он мыл вагоны, а жил в люке возле Дворца спорта. Там же стали жить Ленька с Санькой.
Вот уже около десяти лет они бродяжничают. Отца года два назад убили — из-за денег. Он был инвалидом, получил пенсию за два месяца — около 300 гривень, кое-кто об этом знал. «Я знаю, кто, — темнеет лицом младший, Ленька, — придет время, и он меня узнает».
У братьев на безымянном пальце правой руки сделана татуировка: крест. Безотцовщина, значит. Они меня долго «просвещали»: перстень с какой-то там дорожкой — дорога через малолетку, череп — убийство и
т. д. «Ребята, — говорю, — зачем же руки портить?» Посмотрели снисходительно: «Видите, наши кресты цветом отличаются — синий и зеленый. Это от цвета геля зависит, которым татуировку наносишь. А есть белый гель. Им можно «забить» рисунок. Или лазером вытравляют. Захотим — потратимся на косметическую операцию».
Значит, деньги есть и на излишества? Парни обижаются: «Да у нас такой подвал был! С ванной. С телевизором. Одевались в «сэконд-хенде». Нам в аптеке лекарства без рецепта продавали, как нормальным людям...» Рассказали мальчишки, что пить начали еще с отцом, лет с девяти, потом нюхали клей («дышали» — поправили они меня), кололись «болтушкой». Эту самую дрянь изготавливают из лекарств, уксуса и марганцовки.
«Ребята, но вы видели во что превратился Тарас?» — пугаю я давно пуганых. Тарас обитает, в основном, в жилмассиве Таирова, клеем дышит лет пять-шесть и без него жить уже не может. В свои 18 выглядит на 12-13 лет. А возраст 17-летнего Вадима, живущего сейчас в бункере на морвокзале, давно уже не определить: колется и оттого синий, как мертвец. Этот парень из райцентра Одесской области. Дом сгорел. Мать с шестью детьми уехала в Одессу. Вскоре умерла. Дети остались на улице.
Я не случайно завожу разговор о возрасте. Парни говорят, что Леньке 16 лет, а Саньке 17, но по разговору (да и кое-какие цифры, названные ими, я сопоставила — не «бьют») — им явно больше. Как позже выяснилось, по два годочка себе сбавили, чтобы в приют пустили как несовершеннолетних.
У НАС С ХЛОПЦАМИ выявилось много общих знакомых. Люди, по долгу службы занимающиеся беспризорниками (и журналисты, отчасти, тоже), подтвердят, что «по кругу» в Одессе ходят в основном одни и те же бомжики. Вспомнили полуцыганку Аурику, которая в 15 лет родила (сейчас ей чуть за 20), но ребенка кому-то оставила. С год назад второго родила, в роддоме бросила. Карина, с которой в люке парка Шевченко года три назад вела я долгие душеспасительные беседы, оказывается, попала в аварию. Сильно покалечилась или нет, парни не знают, но пришлось вернуться домой. «Так у нее был дом?» — удивляюсь я. «На ул. Петрашевского, — удивляются в свою очередь мальчишки. — Только она жить там не хотела, хотя могла бы». Неужели это именно та черненькая, вертлявая, бойкая на язык Карина, которая издевалась над хлопцем из школы милиции (теперь институт внутренних дел), полюбившим ее первой сильной любовью? Парень звал ее замуж, а она хохотала: «Бедные вы будете с мамашей, если я у вас поселюсь!»... Кристина ловит богатых мужиков на Дерибасовской, Руслана сгинула...
...А заглядывали ли вы когда-нибудь в колодцы теплоцентрали, где лежат вповалку распаренные от жары тела девчушек и взрослых мужиков? Когда коснулись этой темы, мальчишки ухмыльнулись: «Самые стойкие девчонки держатся не больше трех дней — всем же охота...» Всем — подразумевается мужскому населению люков и подвалов. По мнению городской службы по делам детей, бродит по Одессе десятка два-три малолетних беспризорников с сифилисом.
«Вы определили себе жизнь длиной в 25-30 лет», — опять пугаю я парней. Привожу примеры: Розу, выпускницу четвертого интерната, убили. Сестра упомянутого Вадима умерла. В конце концов, старший брат моих собеседников (25 лет ему) сел в тюрьму за то, что вырвал на улице сумочку у женщины... «Вы ведь тоже этим промышляете!» — уверенно «наезжаю» на новых знакомых. Не отрицают. «Маленьким подают, — говорят, — а взрослые уже «штормят» прохожих, особенно пьяных да по темноте. Недавно так мужика на ж/д вокзале впятером отметелили, что еле убежал. 400 гривень позычили и 10 долларов».
«Может, лучше к матери вернуться? — предлагаю. — Вместе подумаете, как дальше жить». «Ленька ходил, — криво усмехается старший. — Топал потом до Одессы сто километров пешком. Даже на билет денег не дала». Какой же выход? «никакого, — пожали плечами парни, — мы уже привыкли к свободе. Как потеплеет, уйдем».
Через два дня вечером они ушли. Правда, Т. В. Кириченко, придя утром на работу, сразу отправилась туда, где они могли быть. Привела назад успокоенных — успели сделать несколько «глотков свободы», то есть подышать клеем.
ПОГИБАЕТ от клея Коля, третьеклассник с ангельским лицом из школы-интерната № 4. Из интерната убегает. Говорят, есть родственники, готовые взять его в семью, — не хочет. В приюте ему нравится, но тянет на улицу. Раза три уже уходил и возвращался. Однажды Татьяна Валериановна выскочила следом за ним. Сразу за воротами стоял он со взрослым парнем. Рядом валялся кулек с клеем.
Мы недопонимаем, что все дети улицы приходят в дом (какой бы то ни было) уже больными, многие — тяжело больными. В конце ушедшего года в Одессу приезжал начальник департамента криминальной милиции по делам несовершеннолетних МВД Украины Михаил Цимбалюк, который сказал, что сегодня в стране бродяжничают около ста тысяч детей; после месяца, проведенного на улице, требуется год, чтобы ребенок адаптировался к нормальной жизни; десяти дней достаточно, чтобы заразиться на улице двумя-тремя инфекционными болезнями.
Как сообщила Т. В. Кириченко, гор- и облуправление охраны здоровья издали в марте приказы, чтобы детские больницы и отделения без возражений принимали несовершеннолетних в алкогольном опьянении, при наркотическом или психотропном отравлении. Однако беда в том, что к каждому беспризорнику милиционера или воспитателя не приставишь. Из тех бомжиков, что привезла КМДН в первый день работы приюта «Свiтанок», двоих отправили в больницу с подозрением на сифилис. Они сбежали в тот же день.
Повторюсь еще раз: городу нужно медицинское учреждение со строгим режимом содержания, а уже оттуда справившиеся с зависимостью подростки могут идти в приюты. Сами приюты с этим не справятся. Да и не предназначены они для этого.
Как ни странно, хорошие условия, которые создаются и в государственных, и в общественных центрах, играют и отрицательную роль. Сбежала Иринка из дома от родителей в Одессу, попала в приют. Понравилось. Приехали за ней родители, забрали. А она второй раз убежала. Причину объясняет невнятно: отец, мол, ее нервирует. А может, Одесса манит? В ее-то райцентре развлечений куда меньше. Или Алешка. Его интернат тоже в райцентре расположен. Но разве можно сравнить условия? Алешку увезли воспитатели. Он через два дня явился сюда же. Троих мальчишек в другой областной интернат отправили. Двое вскоре вернулись, прихватив новенького. В интернате, рассказывают, обижают их старшие ребята, особенно из числа «домашних». В приюте же детей мало, а потому внимания каждому — много, что приятно.
Конечно, вскоре могут сказать: «Сколько с тобой возиться? приют — пристанище временное. Надо учиться, к нормальной жизни привыкать». Есть выход: пойти в другой приют. Лучше в общественный. Там годами живут, и никто ничего не спрашивает (февральская проверка «Светлого дома» тому пример), а летом и на улице неплохо. Есть «точки», где накормят и оденут.
...«Бункер» морвокзала расположен на склоне Приморского бульвара. Чудное место. Уже потеплело, слегка зазеленела трава. Бомжи вылезают из своего укрытия. Греются на солнце, «культурно отдыхают» — пьют, колются, дышат клеем. Часа в четыре пополудни верующие привезут им обед.
Не верите, читатели? Спуститесь как-нибудь к «бункеру», вернее сказать, спуститесь на землю...
Татьяна НЕПОМНЯЩАЯ.