|
|
   |
Известному одесскому журналисту, коренному «вечеркинцу», вице-президенту Всемирного клуба одесситов Евгению Голубовскому исполнилось... столько, сколько с ним никак не вяжется: живите нам сто двадцать лет, Евгений Михайлович! Сегодня, 6 декабря в 15.00, в Золотом зале Литературного музея юбиляр представит свою книгу «Глядя с Большой Арнаутской».
«ШЕСТИДЕСЯТНИКИ» — порода особенная: вот уж подлинно, так закалялась сталь. Не в седле и не на Боярке, хотя, собственно, а чем особо отличалось от последней «покорение целины», с тем же надрывом и в тех же бараках. Нет, это поколение прошло психологическую закалку: из пламени надежды — да в студеную купель разочарования, и так не единожды в течение жизни. Я называю их — «поколение фрустрации». Кто в таком экстремальном режиме не сгорел и не сломался, тот впрямь закалился и дожил до восьмидесяти, вот, как Евгений Голубовский. Обучился дистанцироваться. Стал созерцателем. Принял смиренный принцип: «Делай что должно, и будь что будет». Соразмерил себя с Ойкуменой. Победил гордыню личностного самовыражения и счел приемлемым разумный компромисс. Но, знаете ли, хорошо закаленная сталь, она гибкая. Это всё называется — мудрость.
Голубовскому присущ особый тип иронии. Она у него не едкая, а такая, с легкой не злой подначкой — если ты вправду такой умный, то не обидишься, — при скользящей усмешке. Я долго пыталась расшифровать, что же такая усмешка может значить... пока вдруг не осенило — да вот же оно: «И это пройдет». Ага, та самая Соломонова премудрость, Книга Екклезиаста. Гедонизм — стремление к радостям жизни — на почве пессимизма: всё проходит, всё конечно. Умей радоваться мгновению, пользоваться им сполна, и благодари за него вышние силы. Очень, знаете, по-одесски, насколько я наблюдала истинных одесситов...
Тут дело не столько в счете поколений, сколько в мироощущении: Евгений Голубовский как житель Одессы — второе поколение. Мама его происходила из Балты — тут родовая линия погружается во времена, — а отец из Брянщины.
...Евгений Михайлович в городе личность заметная, и кто только, и сколько раз, о нем ни писал: повторяться нет охоты. Но... «от повторения молитва не портится». Думаю, что среди читателей «Вечерки» далеко не только те, кто сберегает ее первый номер, — именно в 1973 году, основав нашу газету, Евгения Голубовского позвал в свою команду наш первый Редактор, Борис Деревянко. Рядом с ним Голубовский начинал корреспондентом в «Комсомольской искре» еще в 1965 году, и рядом работали такие знаковые для Одессы личности, как блестящие поэты Борис Нечерда и Юрий Михайлик. Нынче подросло поколение, которое уже не знает Голубовского-журналиста, как не знало бы и стихов эмигрировавшего Михайлика, не издай теперь Голубовский, силами Всемирного клуба одесситов, его сборник. Посему не грех напомнить «племени младому», как оно всё было. А Голубовский отдал «Вечерке» ровно 20 лет.
ОН ОКОНЧИЛ Одесский «политех» в 1958 году. И, по его словам, «с 1956 года жил в публичке»: буквально не вылезал из читального зала библиотеки, ныне — ОННБ. Первый «культурный шок» — альбом «Музея нового русского искусства» в Москве, только что, под хрущевскую «оттепель» (первое воспламенение надежды!), вынесенный из спецхрана. Решил тогда Женя Голубовский поделиться знанием: подготовил лекцию-диспут о новациях в мировом искусстве (к тому времени уже ставших глубокой классикой и растиражированных, но для молодого советского человека явившихся откровением). Пришло 300 человек! Студенты, художники и... затесавшиеся стукачи. Но кто бы, молодой и исполненный альтруистического стремления просвещать и радовать, «взял в голову» такую поправку, когда «теперь всё разрешено». И когда в перерыве к тебе подходят такие замечательные «старшие товарищи», как Олег Соколов, Юрий Егоров, Дина Михайловна Фрумина!..
Утонченная Дина Фрумина (а была она уже тогда, отмечает Голубовский, «Михайловна», когда прочие непризнанные, андеграундные мэтры обходились без отчества) строго заметила лектору: «Вы сказали: «голые натурщицы»! Надо: обнаженные». «Это у Дега они обнаженные. А у Тулуз-Лотрека они голые!» — тут же нашелся юный эрудит...
Лекция-диспут получилась резонансной... и через два дня загудело: в газетах «Большевистское знамя», «Комсомольское племя» (будущая «Комсомольская искра», в которой молодой инженер Женя Голубовский начнет подвизаться штатным журналистом в 1965 году, согласившись на зарплату в 40 рублей). «Буржуазная вылазка» и даже... «сионизм». Голубовского и еще четверых студентов исключили из комсомола. Учеба в вузе после этого — невозможна.
Это целая история, как Евгений Голубовский, вместе с математиком Юлием Златкисом, ездили в Москву, в чаянии добиться справедливости в ЦК ВЛКСМ. А тут грянул ввод советских войск в мятежную Венгрию! «Оттепель» подморозило. «Комсомольская правда» ввязаться в провинциальный скандал не захотела. Знакомые москвичи посоветовали Голубовскому поискать защиты у влиятельного тогда Ильи Эренбурга (напомню, что авторство термина «оттепель» как обозначения хрущевской эпохи принадлежало ему)...
Личная встреча со знаменитым писателем стала возможной, благодарно вспоминает Евгений Михайлович, попечениями «удивительной женщины», секретаря Эренбурга, реэмигрантки и жертвы сталинских репрессий Натальи Ивановны Столяровой. Задействовав связи в ЦК партии, Эренбург за две недели «разрулил» конфликт: одесских «крамольников» восстановили в комсомоле и допустили к госэкзаменам.
Такая встряска не проходит даром. Многих она понуждает в этой жизни пугливо оглядываться. Для Евгения Голубовского существенным было то, что перенесенный стресс поменял его профессиональную ориентацию: окрепло стремление делиться знаниями и отстаивать истину. Скромную такую, знаете, не политическую, истину: правду Искусства. Это и сегодня очень непросто. А тогда...
Так Женя Голубовский стал расти в «акулу пера». Это без иронии: он ведь действительно был влиятельным журналистом в сфере культуры. И нынче его мнение весомо. «Литературный генерал», — бывало, говорили мы, уже в 2000-х годах, заочно, слегка подтрунивая. Но, право же, в этом что-то есть.
«МОЕ ПРИЗВАНИЕ я нашел в просветительской работе, — итожит Евгений Михайлович. — Со дня той лекции. В открытии миру талантливых людей, выведении их на свет».
...Публикации в «Вечерке» произведений Михайлика и Нечерды, Аркадия Львова. «Редакционные» выставки: всё, что не проходило на «соцреалистически» ориентированных худсоветах, находило себе временное пристанище в редакционных комнатах. Работы Анатолия Антонюка, еще в «Комсомольской искре», снятые, со скандалом, партначальством через два часа; эксперименты Валентина Хруща, Владимира Стрельникова, Людмилы Ястреб, Николая Вылкуна.
Библиотеки, архивы, разыскания... интересные, знаковые, знакомства: на них Голубовскому везло — стало быть, он располагал к себе культурных, как теперь сказали бы, вип-персон либо их вдов. Чем? Живой, искренней заинтересованностью и желанием популяризировать. Видимо, не читалось в нем тщеславного стремления «засветиться» рядом со знаменитостью, такое ведь сразу чувствуется. Публикации на страницах газеты неизвестных широкой публике произведений Г. Шенгели, О. Мандельштама, М. Волошина...
Уже на моей памяти в Одессе: издательская серия, через Всемирный клуб одесситов. Поэзия: Анатолий Фиолетов, Вера Инбер, Наталия Крандиевская-Толстая. Капитальные издания, предпринятые компанией «Пласке» совместно с Литературным музеем (Исаак Бабель, Ефим Зозуля и др.), — здесь также много работы Евгения Голубовского, об этих проектах наша газета писала. Выпуски, совместно с редактором Феликсом Кохрихтом, неоценимого для города альманаха «Дерибасовская — Ришельевская». Оргкомитеты литературных фестивалей...
Общение с молодняком: литературная студия «Зеленая лампа» при ВКО. С «условно молодыми» Евгений Михайлович толерантен, — иной раз, как по мне, даже и слишком: былой одесский литмолодняк знавал на своей шкуре язвительную иронию и твердую руку Юрия Михайлика. Но сейчас я понимаю: Голубовский, скорее всего, полагает, что невозможно научить человека быть поэтом, а сам он премудростями версификации не владеет. Так что всё будет, как Аполлон управит. Тоже правильно...
ОТЧЕГО он, имея всяческие возможности, не «свалил»? Я часто задаю одесским евреям этот вопрос, заранее, впрочем, зная ответ. Уж если за столько лет со столькими оказиями, то...
«Каждый из нас выбирает путь жизни, — размышляет, отвечая, Евгений Михайлович. — Мне всегда, и сейчас тоже, кажется, что остается какая-то надежда. Такая уж система жизни сложилась в нашей земле: от потепления к морозу. Начиная со времен НЭПа... а может, и гораздо раньше. Может быть, где-то жить и сытнее, и комфортнее. Свободнее — уж точно. Но необходимо ли там то, что я могу сделать здесь? Здесь всё это, я чувствую, заведомо нужнее! Нам суждено переживать вечный конфликт между целесообразностью и совестью. Я стараюсь решать его в пользу второй».
Да, есть такая объективная реальность: встроенность в культурную матрицу. То есть: с чьей, какой культурой ты себя отождествляешь. Из семьи Голубовских не «свалил» никто. А просто — «любить Одессу»: разве не ответ?.. Дочь Евгения и Валентины (филолога, искусствоведа) Голубовских, Анна, — здесь, в Одессе: известный фотохудожник, приверженный «архаичной» и богатейшей пленочной фотографии. Правда, внучка Соня учится, по обмену, в Варшаве: избрала телерадиожурналистику...
А что у нас сегодня? «Сегодня, — отвечает юбиляр, — ситуация «слоеного пирога». Декоммунизация оборачивается дерусификацией. Но информационное пространство еще дает возможность доносить альтернативные точки зрения. Трудно это: большинство всегда прогибается под официоз. И если хулиганствующий «актив» никто не одергивает, значит, он властям выгоден. И чем хуже будет с экономикой, тем ощутимее будет расслоение со всеми его контрастами. Революционное насилие, митинги на майданах не решают проблем. Всё зависит от экономики: нельзя до бесконечности жить на подачках и займах. Я думаю: чем глубже экономический кризис, тем вероятнее новый глоток свежего воздуха. Иначе — стена, за которой — пустота».
Тина Арсеньева. Фото Анны Голубовской