|
|
   |
Леонида Григорьевича Авербуха с профессиональной уверенностью отношу к категории людей, обладающих романной биографией. Доказательства в пользу такого вывода щедро рассыпаны на 550 страницах воспоминаний потомственного врача, вышедших под названием «Видел, слышал, знал» в конце минувшего года. Подкупает в этих мемуарах мастеровитость письма, подкрепленная сценарной компоновкой фактов, жизненных эпизодов, разветвлений кроны судьбы, выразительных проявлений характера. Неудивительно: Леонид Григорьевич успешно практикует на поприще журналистики, стихотворчества, историко-биографической документалистики.
Какие трудности возникали перед автором мемуаров? На первое место поставим его память — отличную память. Она-то беспрестанно «подбрасывала» ему имена, обстоятельства, сплетения нравов и поступков. Даже говоря о первых школьных годах, Авербух предупреждает читателя: «Я стараюсь перечислять как можно больше имен, пока они не ушли из памяти, потому что именно они представляют лицо и атмосферу той части города (не территориальную), в которой я жил, атмосферу и колорит».
Следует заметить, что городские жители, как то: врачи, актеры, научные сотрудники, преподаватели различных категорий, общественные активисты — отличаются повышенной/интенсивной контактностью. Эта турбулентность захватывает и членов семей, родственников. В этой среде автор книги пребывает 84 года своего бытования на земле. И страница за страницей оживляет картинку калейдоскопа, прибегая то к извинительной реплике к читателю, а то и просто к приему — отступа-абзаца (появившегося, кстати, значительно позже самой письменной речи). И эксклюзив от Авербуха — «мемуатуры», то бишь вставные новеллы с автономными заголовками.
Меня как читателя череда действующих в повествовании лиц и не отвлекала, и не утомляла. Ведь практикуют же историки синхронистические таблицы: какие события происходили в один и тот же год (период) в разных странах и даже на разных континентах. Вполне оправданно и мемуаристу рассказывать о тех, рядом с которыми «жил, действовал, был». Разве что в следующем издании следовало добавить «Указатель имен».
Алфавитный указатель позволил бы читателю, пусть и непроизвольно, поделить моментальные портреты из книги на группы. Скажем: родственники, коллеги по профессии, публичные люди и знаменитости. Или личности — «делать жизнь с кого», яркие натуры, те, которым и руку подавать не стоило (возможно, поэтому мемуарист иногда прибегает к инициалам вместо фамилий). Древо социальных связей каждого из нас даёт возможность пофилософствовать о том, что человеку дано от щедрот жизни, а что судьба умыкает...
И здесь впору предупредить читателя, что книжное «житие от Авербуха» адресовано среднему, а еще точнее старшему (нешкольному!) возрасту, то есть сеньорам. Секторальная аудитория: интересующиеся одессикой. Книга привлечет внимание специалистов, изучающих социальную психологию, — как советского, так и постсоветского периода.
В этой связи книга Леонида Григорьевича дает мне повод высказаться о расхожем понятии совок. Пользуются им слишком вольготно: иногда, как дубинкой, а по-украински скажем — голоблей. Особенно несправедливо применяют этот инструмент по отношению к людям старшего возраста, позволяющим себе вспоминать о бесплатной медицине, доступности образования, разумных тарифах и ценах, возможности «пожаловаться». «Ату его — совка!» Филолог в этом случае определяет эмоциональную окраску понятия, негативную его составляющую. Совок лишь для мусора годится, его прячут в угол да еще метлой прикрывают.
Самые ретивые, разбрасываясь кличкой, присовокупляют к ней призыв «по капле выдавливать из себя раба». Современник наш, поэт Тарас Федюк, остроумно продолжил логическую цепочку — ответив, что получается в итоге: «Вичавлений раб!». Как давний знакомец Леонида Григорьевича, его пациент (к счастью — давнишний), обладатель мемуаров (изданных, на мой взгляд, недостаточным тиражом) утверждаю, что автору не приходилось выдавливать «из себя раба». Ни, тем более, виртуального совка.
Наш земляк более шестидесяти лет рабочего стажа посвятил фтизиатрии, борьбе с туберкулезом. 45 лет заведовал консультативным отделением областного противотуберкулезного диспансера. На улицу Белинского направляли больных из всех районов области, из специализированных стационаров и больниц. Многие годы, идя в писательский офис (находившийся по соседству на той же улице Белинского), я нередко замечал, как из скромных милицейских машин выходили в сопровождении людей в форме явные легочники... А ведь хорошо известно, каковы условия пребывания заключенных и подследственных, уровень медицинской помощи в местах лишения свободы. И эти пациенты попадали в кабинет Авербуха, который на основе обследований (предполагаю — полных и внеочередных) объективно назначал им лечение и рекомендации.
Свои заметки о книге первоначально я намеревался назвать «Жизнь как спарринг». Этот термин означает, например, в профессиональном боксе тренировочный бой с соперником равного веса и мастерства. Наша жизнь — это метафора спарринга, обретение способности держать удары судьбы, напора власти. Книга Леонида Авербуха раскрывает проницательному читателю десятки сюжетов и случаев, как при советской власти люди отстаивали гражданскую самость, гуманистические принципы, невосприимчивость сервилизма.
На протяжении десятилетий мемуарист был одним из «полевых командиров» на туберкулезном фронте — без ротаций, не покидая передовую медицины. А звание заслуженного врача Украины получил только в 74 года и то не по представлению земляков. На взгляд со стороны — мог бы уже давно воссоединиться с дочерью в Австралии или с сыном в США.
Леонид Григорьевич оставался верным и Одессе, и профессии. Многажды ему приходилось принимать боксерскую стойку, выдерживать многораундовые «поединки» в защиту справедливости и достоинства. Ипостась врача-интеллигента все же представляется наиболее подходящей для Авербуха, поэтому от первичного заголовка пришлось отказаться. Подсказку нашел в самой книге: позволил себе немного перефразировать название мемуарного труда Ильи Эренбурга «Люди. Годы. Жизнь».
Родственники предсказывали юному Леониду успехи в областях литературы и истории — сообразно ранним увлечениям. Оказалось, что с годами он таки преуспел и на этих направлениях умственной деятельности. Можно сказать, как автомобилист — он хорошо проходил «развязку», непринужденно выруливая с трассы «Медицина» на проспект Литературный или бульвар Истории.
Долго и скрупулезно собирал Леонид Авербух экспонаты для уникального «Музея борьбы с туберкулезом» в нашем причерноморском крае. Вместе с добровольными помощниками разработал и реализовал «в материале» экспозицию — на все той же улице Белинского. С представленными там материалами и документами можно ознакомиться и в интернете. Есть в музее и главный научный труд Авербуха — монография «Туберкулёз: этапы борьбы, обретения и потери», которую посвятил своей матери Мальвине Григорьевне Зальцберг — пионеру рентгенологии в Одессе.
Авербух издал солидное двухкнижие «Евреи — разведчики». Выпустил четыре сборника сатирико-юмористических стихотворений, придумав окказиональное название авторского жанра — «лёнчики» (у поляков подобный жанр именуется «фрашки»). Посадил не одно дерево...
Считаю за честь быть его современником.
Анатолий Глущак