|
|
   |
Отшумели очередные выпускные вечера. Музыка, которой никогда не успеть за трендами (честно говоря, все знают, что даже наши бабушки, услышав это «оц-тоц — я из Одессы — здрасьте!» в вариациях для симфонического оркестра, похлопали бы в отчаянии ресницами), наряды, которые обдумывались не менее чем последние пару лет, самые необычные украшения и восхищающие только их носительниц прически...
Парочка подружек позвали меня на выпускной — их младшие сестры и один братишка закончили в этом году нашу родную школу. Куда же деваться — пошли. Все. Мы (ну, что скромничать) — до сих пор цвет школы. И — да! За последние годики (не может быть, не может быть — и никому не скажем, что почти десяток) мы повзрослели. Ой, кое-кто и состарился. Еще бы — старшая доченька Светкина осенью в школу нашу же пойдет. Увы. А не надо было за одноклассника Димона тем же выпускным летом выскакивать.
Умудренные. Модными тенденциями. Просвещенные. Разнообразными сайтами. Молодые и все еще наивные. Оказали уважение учительницам — пришли на этот раз не в «без платья». Ну, день такой. Ведь уже не одиннадцатиклассницы, которые, не сговариваясь, школьные букеты на выпускную линейку составляли из двух-четырех цветков. Чтобы символика была понятной и счесть было легче замученным педработникам. Каково? С двумя синими или зелеными розочками на школьную линейку прискакали на чудовищных каблучищах. И что вы нам? А вот вам прощальный букетик!
Но и чем дальше, все больнее становится. За то, что исправить уже никак не получится. За то, что хороших, в общем-то, девчонок травили годами по непонятно какому поводу. Проходим теперь при встречах, будто и не были никогда знакомы. Жаль и мальчишек неплохих, которых отшили-оскорбили так безжалостно, что впору было им больше школьному бомонду на глаза не показываться. Результат — тот же.
Ведь детские обиды не скользят по краю сознания, а впиваются глубоко, как шипы. Вот розы милые — друзья, родители и родственники. А вот шипы — отношения и чувства.
И у меня, поганки, как теперь понимаю, именно так было. Розы, розы, лепестки — и шип острый: я сама, собственной персоной, так сказать. Кого обидела? Ту, кого не перестаю обижать. Маму. Наверное, и не перестану никогда, — сначала выкрикнешь или сделаешь, потом (ой, запоздало!) поймешь и сгладить пытаешься. Но выпускной свой вспоминаю с раскаянием, как мало что другое из школьной жизни.
Мамы я в старших классах стала стесняться. Ненакрашенная, без маникюра, волосы прямые. Скучная. Всегда в чем-то сером. И тихая, молчит на всех классных часах, о моих «подвигах» слушая. А дома... Да, рассказывает интересные истории, о каждой звезде в небе или листике на кусте может рассказ придумать. Но кому это нужно, когда никто, кроме меня, не слышит. И еще может слезу пустить.
Вот этого я больше всего почему-то стала бояться с приближением выпускного. Так и видела ее плачущей среди нарядных родителей. И... запретила ей на выпускной идти. «Если ты пойдешь — меня там не будет!». Вот так — и сто раз еще повторила. Мама смирилась и с этим. Выпускной-то — мой!
Хотела, чтобы пришел мой шикарный папа. Ну, по такому-то случаю. И хоть в разводе они с мамой давно, он согласился охотно. И был на высоте, сверкая белой рубашкой на фоне своего свеженького «Лендкрузера».
Гремела музыка, мы готовились к общей фотографии на лестнице клуба, где будет проходить бал, родители смотрели влажными глазами — все... Я поправляла струящуюся ткань мятно-бирюзового платья, которое мы выбирали, конечно, с безропотной мамулей, — и вдруг, где-то на самом краю ресниц, на другой стороне улицы в легких сумерках увидела знакомую фигуру. Возможно, и мама ориентировалась только на цвет моего платья, но смотрела прямо на меня. Не кивнула, не сделала ни шагу вперед. Знала, что я и на глазах у всех могу взбрыкнуть еще как...
Потом как-то все закрутилось, шум все нарастал, вечер шел своим чередом. Вот уже мы встречаем рассвет и стягиваем на песке туфли, ставшие просто орудиями пытки. Вот я и дома, в голове звенит, засыпаю, кажется, еще не коснувшись дивана. И вот обычная вечерняя картина — мама что-то потихоньку набирает на компьютере, кому-то из начальников доклад готовит. Ни она, ни я и слова о выпускном не говорим.
А вот когда и спустя несколько дней ни единого вопроса о выпускном не прозвучало, а свеженькие фотографии мама, с легкой улыбкой пересмотрев, отложила: «Альбом составишь сама», — до меня потихоньку стало доходить. Я лишила ее того дня, к которому она рядом со мной шла все школьные годы, поднимая меня к готовому завтраку и помогая делать уроки зачастую допоздна, убегая с работы под неодобрительными взглядами, чтобы встретить меня у школы, а бывало, развести по домам и подружек... Я начала понимать, какую нанесла обиду, и стала даже уважать ее за то, что не услышала ни одного упрека.
А вот исправить этот поступок, как и многие другие, уже ничем и никак нельзя.
ВЛАСТА