|
«Одесса — Интертеатр 2008»
Театр без границ
Нет, я совсем не то имею в виду, что в эти дни 22—27 марта город прямо-таки затопило сценическими откровениями, хотя и программа фестиваля была очень плотной. Я о других границах поведу речь. Хорошо, однако, что есть о чем говорить и даже поспорить. Придет время и откровениям...
Итак: «Печальный спектакль» по пьесе А. КЛИМа (псевдоним-аббревиатура) в исполнении Карины Шрагиной-Кац, срежиссированный Семеном Крупником (это, как вы поняли, Одесса), — здесь точнее было бы сказать «сдирижированный». Особо оговариваю: эта постановка находится в русле студийного движения, так называемого полупрофессионального театра, — Карина Шрагина работает преподавателем английского языка, курсы актерского мастерства прошла в школе при Одесской киностудии. Для меня было приятным моментом фестиваля знакомство с этой «непрофессиональной» актрисой: стильной, чуткой, умной, наделенной очень подвижной психикой; Шрагина умеет дать тонкие интонационные нюансы, способна вылепить цельный и глубокий образ. Вы знаете одну примету — очень важно, как актер выходит на сцену. Пустота либо наигрыш в момент выхода всегда дадут себя знать. Карина вышла великолепно. Это была очень красивая сосредоточенность — малейший жест был наполнен, хотя и жесты, вроде, банальные, на сцене виденые-перевиденные: человек в волнении выскакивает на перрон. При этом в героине Карины чувствовалась застарелая тяжкая мысль — угадывалась некая предыстория.
Рассказанную нам героиней повесть разбирать не стану: пришла охота КЛИМу дописать Достоевского — что было дальше с Аглаей Епанчиной и князем Мышкиным. В этой истории масса произвольных, поверхностных допущений, анализировать которые здесь нет места. Зато Карина Шрагина сумела донести до нас в живом, остром, не ходульном исполнении мысль об искупительно-страдательной женственности. Кстати, ей бы, с ее внешностью и темпераментом, Настасью Филипповну сыграть.
«Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» по Г. Г. Маркесу, Кировоградский театр имени М. Кропивницкого, режиссер Ю. Жребцов, монолог исполняет Н. Иванчук. Обаятельная, темпераментная актриса работает в академическом театре. Пытаюсь уловить отличия от «студийного варианта» — ну, там, постановка голоса, какие-то такие ухватки-повадки особенные, которыми еще в 70-х годах были отмечены актрисы даже провинциальных театров. То же самое пытаюсь разглядеть, слушая монолог «Последнее письмо» в исполнении А. Ислентьевой, актрисы московского театра «Эрмитаж», — постановка по главе романа «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. Нет отличий, хоть меня убейте. Уровень хорошей, культурной студийности. По поводу последнего спектакля я даже позволила себе сойтись кое с кем в жарком споре: что, собственно, так тронуло публику, если отвлечься от темы постановки и попытаться быть совсем честными: зримое воплощение гроссмановского трагического текста — или все-таки сам текст как таковой, в чтении актрисой? Именно ведь «прочитанный», а не «сыгранный». Да, хороший «театр чтеца». Одесские мастера художественного чтения оценили. Но... я-то шла в театр, а не в филармонию. Ожидала — действа, богатых интонационных красок, смены настроений, внезапных поворотов мысли, ощутимых в физическом действии. Ждала создания неповторимого характера, конкретной человеческой индивидуальности, через которую постигаешь трагизм истории. В общем, лицедейства я ждала, а не чтения, пусть и весьма художественного. Ведь именно ради лицедейства, ради игры в театр идешь. Но игрой-то меня и не побаловали...
ЧТО ЗНАЧИТ для театра актерская игра (надо же, дожили — вот как приходится ставить вопрос!), очень выразительно показал один фестивальный спектакль, причем, как по иронии судьбы, студийный. Я видела его премьеру в прошлом году и решила обождать, не изживет ли спектакль со временем свои недостатки, по причине которых мне трудно было причислить его к удачам. Увы, спектакль остался в прежнем виде, и случай этот очень показательный. Говорю об одесской постановке Анатолия Падуки «Ссора в Миргороде» по Н.В. Гоголю: «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
Чего недостает этому нарядному, как подиум этно-моды от кутюр, зрелищу? Да игры же! Мне на разные голоса декламируют гоголевский текст, который я и сама прочту, грамоте разумея. И этот текст не наполняется в устах персонажей даже мало-мальской характерностью, а ведь какие возможности для создания выразительных мини-новелл, маленьких биографий предоставляет он исполнителям!
Анатолий Падука принадлежит, на мой взгляд, к типу «авторских», «волюнтаристских» режиссеров, для которых равноправны актер и элемент декорации. И когда у него актер работает «стаффажем в пейзаже», то есть, элементом композиции; когда от актера требуется, прежде всего, пластика, что бы он там ни произносил, а зритель из совокупности пластических этюдов и выразительных деталей сценографии извлекает ассоциативные ходы и таким образом постигает «сверхзадачу», — тогда у Падуки получается «Лапа» по Д. Хармсу, и получается великолепно! Там ведь психологические глубины ни при чем. Но вот когда от актеров требуется какое-никакое психологическое обоснование образа, пусть даже на уровне театра представления...
Провальным оказался спектакль «Болдинская осень 2007» в постановке Н. Кугель (г. Пенза), которая нарекла свой коллектив «Театром Доктора Дапертутто» в память В. Мейерхольда. И насчет «провала» — простите, это уж не в порядке дискуссии, это единодушное мнение публики. Мы, конечно, ожидали какой-нибудь «биомеханики», изысков пластики, да еще и сама режиссер позиционировала свой театр как «театр маски». На поверку — ни пляски, ни маски, разве что полный рот дикции. Замысел понятен: муниципальный театр города Петушки занесло осенью в Болдино, и там, пережидая дождь в кафешке, господа актеры выдали представление на тему «моя несыгранная роль», выплеснули заветное. Ну, разумеется, пока их не требует к священной жертве Аполлон, «гении сраные», как они себя называют, перебраниваясь, трескают мутную самогонку и проявляют всяческую провинциальную низость на манер чеховских трагиков, комиков и благородных отцов. Но вот взыграло ретивое, позвала Мельпомена — и происходит чудесное преображение в вышних. По идее. На деле же — не случилось. Неприличный жест статуе Командора и хулиганистый школярский стеб. Монолог Сальери, ничем не отличающийся от пьяного душевного излияния с рефреном об «уважении». Или, может, таким образом «последователи Мейерхольда» снимают с Пушкина «хрестоматийный глянец»?..
Валентина ЛЕВЧУК.
На снимках: финал спектакля «Ссора в Миргороде» и сцена из спектакля «Сестрички-лисички».
Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.
(Окончание следует).
премьера
«Танахшпиль»
Так называется спектакль, поставленный молодым, но уже известным московским режиссером Евгением Лавренчуком. Он необычен и по форме, и по содержанию.
Сценарий создан режиссером, как сказано в программке, «по мотивам современной израильской прозы и Ветхого Завета». Смелое соединение этих мотивов воплощено в оригинальной сценической форме: танец, лихие акробатические трюки, потоки воды, заливающие сцену и актеров, создают невероятный эффект. И все это не затеняет, а помогает точным смысловым акцентам автора-постановщика и столь же точной актерской игре.
Премьера, состоявшаяся 22 марта, — безусловно, незаурядное театральное событие, заслуживающее обстоятельной рецензии, которую мы опубликуем в ближайшее время.
Пока же поздравляем Одесский русский драматиче"ский театр с замечательным подарком, который он сделал себе и городу ко Дню театра!
На снимке Олега ВЛАДИМИРСКОГО: сцена из спектакля «Танахшпиль».
фотовыставка
Свет и тень старинного дагерротипа
Персональная выставка фотохудожника Сергея Гевелюка, открытая в Художественном музее (ул. Софиевская, 5а), представляет собой интересный творческий отчет мастера, посвященный «полукруглой» личной дате.
Сергей Гевелюк родился в 1953 году в Одессе. И сейчас мы знаем его как влюбленного в родной город художника, торопящегося запечатлеть «уходящую натуру» старой Одессы в неповторимых деталях ее облика — кованых решетках, затеях гипсовой лепнины, заброшенных дворовых колодцах. Сергей Гевелюк — автор многих арт-проектов, посвященных «одессике», об этих выставках мы писали. Гораздо более узкий — университетский — круг знает его как физика-теоретика и педагога. Окончив физфак Одесского университета, Гевелюк с 1979 года в университете же и работает, посвятив свои изыскания оптике, голографии. Он — кандидат физико-математических наук. И член Национального союза фотохудожников Украины.
Работы, отобранные Сергеем Гевелюком на эту выставку, объединяет принцип стилизации: все фотоснимки затемнены, так что возникает эффект «очень-очень давней фотографии», «старинного альбома». Освещение «натуры» во всех этих снимках подобно освещению в натюрмортах «малых голландцев». Поэтому в пространстве экспозиции господствует ностальгиче"ская атмосфера старинного фотоателье, автор фотографий переносит нас куда-то в середину XIX века.
Что же касается конкретных фоторабот, впечатление от них подчас противоречивое. Но, уж коль скоро автор их решился на своего рода творческий отчет (впрочем, очень-очень неполный, представляющий нам лишь один аспект его творческих исканий), то и «разбор полетов», думается, не должен быть юбилейно-комплиментарный.
Сергея Гевелюка мы не единожды отмечали как мастера светописи и фактурных эффектов — и с удовольствием засвидетельствуем сие в очередной раз. Изумителен снимок «Поцелуй ветра» (кстати, все снимки — черно-белые): сухие травы в прихотливом волновом движении. Здесь фотография дана в ее изначальной сути — как запечатленная случайность мгновения. И в этом бренном миге — вечная красота, которую и дано увековечить художнику: снимок создан прямо-таки в традиции системы «укие-э». Таковы и другие фотоработы С. Гевелюка, на которых — навеки схваченная случайность: разметанные по горизонту облака, звонкий ритм кованых решеток, паутинный кокон, болтающийся на суку...
А вот композиции с претензией (простите, тут другого слова не подберу) на поэтическое осмысление действительности, увы, далеко не столь удачны. Навязчиво и нарочито выглядит работа «Смерть мне розой улыбнется» — с моей точки зрения, она противоречит самой природе фотографии, чья задача — «увидеть», а не «сделать» и, тем более, «подогнать» натуру под какой-то мыслеобраз автора. То же можно сказать об автопортрете сквозь лупу. То ли дело настоящие, непридуманные случайности, зафиксированные фотохудожником: например, сверчок, усевшийся на часовой циферблат, — образ получился действительно поэтический и емкий, и даже если автор сам изловил и усадил этого сверчка, откуда это видно?! То ли дело сухая роза в склянке на фоне обшарпанной стены — выразительно, многозначно, щемяще.
...А вот откровенная фотостилизация «Олимпия», право же, достойна авторского посвящения Эдуарду Мане. Великолепное, изысканное ню, целомудренно-строгое и пластически-музыкальное. Пожалуй, немного найдется у наших фотохудожников столь совершенных образцов обнаженной натуры — жанра, который в фотографии вдесятеро опаснее, чем в живописи.
Еще один, на мой взгляд, дивный образчик фотосовершенства — пейзажный городской фрагмент «Проход в детство». Снимок типичной одесской подворотни-аркады впечатляет динамичным ракурсом, безупречной композицией, выразительной пластикой каменных масс, эмоциональным всплеском света. Или вот, уже классический сюжет — кошка на крыше: чрезвычайно выразительно. Эти обваленные карнизы, эти закоптелые и давно мертвые, перекошенные печные трубы, эта путаница оборванных проводов — они составили на снимке волшебное царство. Такое же заманчивое, как льдяная страна у самого моря, в которой царит величавый снеговик, чтобы завтра истаять без следа. Сергей Гевелюк горазд на подобные «географиче"ские открытия» — и все отлично, когда он открывает, а не изобретает.
Тина АРСЕНЬЕВА.
концерт
Бразильская музыка принадлежит всему миру
Два концерта дал в нашем городе знаменитый «Нью-Йорк Самба Джаз Квартет», состоящий из двух американских музыкантов, Хендрика Меркенса (губная гармоника) и Михаила Цыганова (фортепиано) и двух бразильских, Густаво Амаранте (бас-гитара) и Адриано Сантоша (ударные).
Клубный вечер в театре-ресторане «Бернардацци» сменился большой концертной программой в зале русского драматического театра, причем к знаменитостям присоединялись молодые одесситы, Мирослав Пятников (труба) и Роман Дещенко (саксофон). А благодарить за организацию концертов следует радио «1FM», вот уже год радующее любителей джаза изысканными программами, где звук всегда живой — в джазе только так!
«Моя цель проста — я стремлюсь создавать музыку небывалой красоты», — сказал однажды Хендрик Меркенс. Следуя этой цели, он покинул родную Германию, переехал в Штаты, чтобы получить престижное джазовое образование в колледже Беркли в Бостоне (специальность Меркенса — вибрафонист). Следующим шагом на пути к цели был переезд из Северной Америки в Южную, то есть в Бразилию, в Рио-де-Жанейро, где только и можно было погрузиться целиком в колорит местной музыки. Скоро Хендрика Меркенса стали уважительно называть «бразиломыслящим» и «бразилоговорящим» музыкантом. Выяснилось, что местный стиль босса нова — как раз «его музыка». Напевная мелодия, накладывающаяся на ритм самбы, легко поддается джазовой импровизации, сохраняя все обаяние латиноамериканской танцевальной музыки. И вот эта самая мелодия, виртуозно исполняемая при помощи хроматической губной гармоники, стала настоящим «коньком» музыканта. Все эти досужие разговоры, будто европейцы вообще генетически неспособны начинать играть со слабой доли такта, никакого отношения к Меркенсу не имеют (другой пример «образиливания» — наш соотечественник, пианист Андрей Кондаков). Прихотливые мелодии он может бесконечно повторять, видоизменять и даже сочинять самостоятельно. В чем с удовольствием убеждались коренные бразильцы, посещавшие по вечерам знаменитый клуб «Bar 21» в Рио.
Некоторое время Хендрик Меркенс проживал на родине, в Германии, а затем прочно осел в Нью-Йорке, где интерес к бразильскому джазу достаточно высок.
В Одессе исполнялись как прочно вошедшие в репертуар квартета оригинальные композиции (Vamos Nessa, Menina La Janela), так и хиты классика босса новы Антонио Карлоса Жобима (Triste, Louisa). Был даже совершен симпатичный крен в сторону хард-бопа, но в целом чистота стиля соблюдалась. Одесская джазовая публика весьма чутко сопереживала исполнителям, что было высоко оценено последними (когда уже аудитория на концертах академической музыки дотянется до такого уровня...).
— Прежде всего я играю для самого себя, — признался после выступлений Хендрик Меркенс. — Музыка — это то, что мне необходимо, без чего я не могу существовать. Совсем здорово — зарабатывать деньги любимым делом. Вдохновения я не ищу, оно просто есть, у меня никогда не бывает с ним проблем — я просто просыпаюсь и уже нахожусь в состоянии вдохновения...
Любимцем нашей публики буквально с первых нот стал пианист Михаил Цыганов, променявший некогда Санкт-Петербург на Нью-Йорк, но не забывший русский язык:
— Бразильская музыка настолько красивая, зажигательная, привлекает своими мелодиями, ритмом... Мне кажется, она уже стала международной, принадлежит не только Бразилии...
Все, кто близко знает бразильцев, отмечают следующие свойства национального характера: детскую непосредственность, дружелюбную общительность, умение любить бесхитростные радости. Впрочем, все это никак не противоречит ни серьезности, ни духовной зрелости, что превосходно отражается в бразильской культуре. И прежде всего — в музыке... Чувственность самбы питает такое выдающееся явление, как знаменитый карнавал в Рио-де-Жанейро, калейдоскопическими осколками рассыпаясь по всему миру. Одессу смело можно назвать духовным городом-побратимом Рио, так что выступления бразильцев здесь всегда окажутся ко двору.
Мария ГУДЫМА.
На снимках: Михаил Цыганов (фортепиано); Хендрик Меркенс (губная гармоника); Густаво Амаранте (бас-гитара); Адриано Сантоша (ударные).
Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.