|
|
   |
Один из источников сообщает, что перед началом Первой мировой войны для подсчета памятников в Одессе хватало пальцев одной руки. Очевидно, речь идет о персонифицированных памятниках. И отсеивается массив садово-парковых артефактов, скульптурные компоненты фасада нынешней мэрии, театра оперы и балета, не говоря уже о кладбищенских — они за последние 100 лет вандальски изувечены, уничтожены, использованы как строительный материал.
Но если перенестись из нынешнего коронавирусного заточения, табуированной контактности на 3-5 лет назад, то любой экскурсант по Одессе (в пределах пешеходных или автобусных маршрутов от спуска Маринеско до Аркадии) не согласится, что наш город так уж обделен произведениями ваятелей. Как шутили в недавние времена, «надо знать места». Лет десять назад мне позвонил тогдашний президент Киево-Могилянской академии Вячеслав Брюховецкий. Давний коллега по писательскому союзу попросил меня, как полониста, оказать помощь профессору-литературоведу из Познани Богуславу Бакуле и его супруге в сборе материалов для их научных исследований.
Польские страницы истории Одессы многочисленны и содержательны. Я проложил маршрут к памятнику Адаму Мицкевичу (авторства Александра Князика), далее к мемориальной доске польского классика на Дерибасовской, и приблизительно через час гости уже слушали обстоятельные комментарии опытной Алены Яворской об экспозиции Литературного музея, его «мицкевичиане». Начали прикидывать: через какой промежуток времени в Украине появился второй, после львовского, возведенного в межвоенные годы. Мне выпало удивить собеседников, предъявив вырезку из альманаха «Горизонт» с фотографией киевского скульптора А.А. Ковалева с законченным бюстом Мицкевича и уточнением — «для установки в Одессе». Замечу, что судьба этой работы 70-х годов остается невыясненной, но этот же скульптор является автором памятника В.П. Филатову в нашем городе.
Неподдельный восторг польской четы ученых вызвал Сад скульптур Литмузея. Пан Богуслав записал на кинокамеру все фактологические объяснения с прибавлением баек-легенд относительно чудодейственных особенностей отдельных артефактов. После «легендарного» Сада скульптур на Ланжероновской я пригласил гостей к недалекому «истоку» Дерибасовской улицы, к памятнику одному из отцов-основателей Одессы, давшему ей свое имя. Далее мы зашли во двор дома №1, где к немалому удивлению просвещенные гуманитарии из Польши увидели поясной памятник создателю международного языка эсперанто, варшавскому лекарю Л. Заменгофу. Этот «экстерриториальный», отсеченный от туристического многолюдья знак толерантности одесситов к культурному многообразию мира пан Богуслав назвал одой впечатлений дня. И сообщил, что создаст для студентов, для воеводского ТВ телефильм о мифе Одессы в бронзе и камне.
А на следующий день роль интервьюера перешла к супруге пана профессора, интересовавшейся в первую очередь зарождением украинского кинематографа. Теперь вниманию гостей была предложена цепочка бывших кинотеатров — «Зірка» в начале Кузнечной, «Одесса». Полюбовались скульптурой «Петя и Гаврик» Николая Степанова, вызвали восхищение творения Александра Токарева, посвященные Вере Холодной, Сергею Уточкину (с блестящим обыгрыванием локации бывшего зала кинохроники и имени любимца одесситов на рубеже ХІХ-ХХ веков). И далее — близлежащие кинозалы рядом с Русским театром, на Екатерининской и Ришельевской. Гости из Польши самым подробным образом ознакомились с Одесской киностудией, мемориальными досками на ее фасаде, памятником видному актеру театра и кино Амвросию Бучме, богатой коллекцией документов, различных реквизитов, съемочной техники, фото- и кинопленочных оригиналов.
Мне запомнился подытоживающий вывод семейной четы ученых из Польши о культурном ландшафте морской столицы страны: «Одесса достижениями нескольких поколений представителей творческих профессий заслуживает номинирования на статус не только культурной столицы Украины, но и Европы».
12 (!) памятников и скульптурных композиций авторства народного художника Украины Александра Токарева, перешагнувшего 3 февраля юбилейный рубеж 70-летия, являются важной составляющей этого европейского бренда.
Божий дар творчества может быть ниспослан человеку в самом нежном возрасте, в самых малообещающих обстоятельствах среды. Саша Токарев родился в учительской семье на кубанском хуторе Казаче-Малёваный. Воспитывала его в повседневности бабушка Марфа Ивановна Недоступенко. Основным принципом ее педагогической методы (до конца 93-летней нивы жизни) было сравнение и сопоставление, начинавшееся зачином «А вот раньше...». Даже когда школьником Александр вбежал в дом с громким возгласом о том, что в космос полетел очередной наш космонавт, бабуся, помнящая, что ее предки пришли на Кубань с Херсонщины, и что по козацким заветам человеку надлежит держаться земной тверди, негодующим шепотом охладила внука: «Сыночка, не верь этим большевикам, не верь! Брэшуть они усё, брэшуть!». Мягкий украинский говорок, его речевой строй настолько запомнился Токареву, что он доныне непроизвольно произносит бабушкины национально окрашенные фразеологизмы.
Профессиональный ваятель Токарев признается в некой безальтернативности призвания: «Лепил я с детства, сколько себя
помню. Во дворе у нас было большое абрикосовое дерево, под которым стоял столик, и на нем я лепил фигурки из пластилина». А еще любил рыбацкое уединение. Мать-училка покупала в изобилии сыну пластилин: «Лишь бы не гонял в футбол!». А ведь глядя на рослого и фактурного Токарева, я не раз говорил лет 40 тому назад: «А мог бы стать футбольной или баскетбольной знаменитостью и даже потягаться за лавры олимпийского десятиборья с нашим земляком — Николаем Авиловым». Александр виновато улыбался и неизменно показывал на заполненную замесом глины ванну — эту персть скульпторов-лепщиков.
В недавно изданном альбоме «Александр Токарев. Скульптура» наряду с богатым иллюстративным материалом соседствует безупречная литературная компонента. Мне, как редактору книги, доставили безукоризненно-цельное эссе Евгения Голубовского «Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую...» и пофразно вылепленную, вызывающую доверие «Автобиографию» самого юбиляра. Это не пафосное «житие» с примерами реализации американского афоризма — «Человек, создавший себя сам», а удивленно-исповедальный рассказ о провидении, готовности неуклонно следовать по иногда еле различимой намеченной стезе.
«Лепить осознанно я начал в девятом-десятом классе, когда пошел в художественный кружок Дома пионеров в городе Георгиевске Ставропольского края», — сообщает Токарев. А признанными, публичными его работами стали бюстики Некрасова, Пушкина, Маяковского вкупе с Карлом Марксом и Лениным. Окончив школу, юноша из степной провинции едет в Ленинград и подает документы в Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина, фактически в Академию художеств.
Через пару дней в приемной комиссии документы вернули с резолюцией декана «Не допускать к экзаменам», поскольку в их комплекте не было рисунков обнаженной натуры. «Естественно, в Доме пионеров я не мог их видеть, а тем более рисовать», — признается в «Автобиографии» юбиляр. Но члены приемной комиссии все же дали добро на участие в экзаменах. Абитуриент по всем специальным испытаниям получил... двойки!
Такой «облом» для семнадцатилетнего провинциала открывал непредсказуемые возможности выбора, из которых самым логичным было вернуться на малую родину и пробовать поступить в худучилище. Александр остается в городе на Неве, устраивается на работу в пожарную часть. Осмотревшись в городе, воспринимаемом как богатейший музей, Токарев вновь появился в коридорах отринувшего недоучку вуза. И его берет вольнослушателем в свою мастерскую тот же декан скульптурного факультета Михаил Аркадьевич Керзин.
Далее Токарева находит повестка из военкомата: пора идти на службу в армию. Как говорилось тогда: «Всегда готов!». Демобилизовавшись, наследник козацких вольностей юга возвращается на преж-нее место работы. Знакомые из академии не советуют в ближайшую приемную пору подавать документы: осмотрись еще, подготовься как следует...
Но Токарев стал студентом стационара! «И я поступил! Даже сейчас, по прошествии стольких лет, мне это кажется чудом». («Автобиография»)
Безусловно, репинский институт давал хорошую базовую подготовку. А какой работой могла загрузить Одесса молодого скульптора, приехавшего сюда по направлению? Бюстами вождей для колхозов, заводов и скверов, которые отливали в цехе на Пересыпи с готовых форм подмастерья. Фигурки для парков, пионерлагерей, ведомственных клубов и дворцов культуры... Автором памятника Т. Шевченко был увенчанный регалиями киевлянин; Ильича из смонтированных каменных элементов и бетона (на Куликовом поле) столица поручила москвичу. Судьба каждого проекта решалась в партийных кабинетах. А там даже к вещам, прошедшим испытание временем, придумывали «предъявы». Например, в 50-е годы на памятник Воронцову приделали сбоку отлитую из чугуна пародию на персонаж — известные четыре строки Пушкина.
Еще анекдотичнее поступили с мраморной группой Лаокоона. Он изначально был установлен перед Археологическим музеем. Рядышком — горисполком и на оконечности Приморского бульвара (после войны), — обком партии. Чиновники решили «отредактировать» обнаженную фигурку Лаокоона: велели отбить причинное место и заменить его фиговым листком. А саму скульптуру перенести в скверик, где затем заняли место фигурки героев Катаева. Через время поэт Иван Рядченко написал и опубликовал ядовито-издевательское стихотворение о членовредительстве памятника с мировой известностью.
Масштаб таланта Токарева отразила его работа «Похищение Европы». Он был реализован вопреки узколобым чиновникам и «коллективному единомыслию» худсовета облорганизации Союза художников. Молодой предприниматель Владимир Туманов согласился финансировать сложную композицию. Владимир Федорович Романюк, возглавлявший Киевский район, взял на себя решение разрешительных процедур. Тогдашний мэр Гурвиц поставил условие: установить на склонах Ланжерона. Романюк не согласился, мол, мы нашли деньги, подвигли скульптора взяться за сложный проект, поэтому хотим установить у себя в районе — на известном пятачке у бывшего санатория «Красные зори».
Я был свидетелем, как Романюк рассказывал Борису Деревянко (они были единомышленниками по многим вопросам) о том, как удалось осуществить проект «Похищение Европы». По замыслу архитектора предполагалось: античные колонны разной высоты, условные ступени, то есть более сотки земли, а выбранный пятачок пересекали подземные коммуникации. Вместе с соответствующими городскими службами провели как бы аварийный ремонт, а в действительности переложили немного в сторону коммуникации — быстро и надежно. «Похищение Европы» стало первым монументальным украшением Одессы за пределами исторического центра.
Центральная часть города с ее малоэтажной застройкой, площадями и скверами, широкими бульварами и проспектами, парковыми зонами, как утверждает Токарев, изобилует локациями для скульптурных и архитектурных объектов (пример последних — колоннада у дворца Воронцова и не менее ажурная стена в парке Шевченко. А его памятники козацкому атаману Антону Головатому, Леониду Утесову, композиция «Похищение Европы» удачно вписаны в открытое пространство.
Но Александр Петрович пристально наблюдает, как меняется урбанистическая среда за последние 30—40 лет. Кого вдохновит уныло-стандартная застройка спальных районов? И эти окраины, и центр обезображиваются и большеформатными рекламными бордами, и беспорядочно вырастающими высотками. Где притулить скульптуру между новостроями в районе Аркадии? К тому же проектанты напрочь исключили из архитектурного облика барельефы, горельефы, скульптурные произведения. Строительная мегаломания уродует Одессу (например, монстр-гостиница на морвокзале), Киев (Арка дружбы народов, «Родина-мать», прогулочный мост Кличко), другие полисы. А во Львове, в европейских древних городах с их узкими улицами фигурные изваяния давно «опускают» с пьедесталов на грешную твердь — на пешеходный уровень, прижимая к жилым строениям, зданиям общественного пользования, архитектурно знаковым локациям.
В 1999 году отмечалось 200-летие со дня рождения А.С. Пушкина. Казалось бы, Одесса не имеет вины перед Поэтом. И бюст установлен на «козырном» Приморском бульваре, и красивая улица названа в его честь, и в двух музеях собраны ценные экспозиции. Тогдашний мэр города Руслан Боделан на правах старшего друга поручает Токареву вылепить Пушкина «в рост». И с нажимом в голосе добавляет: «Пушкина много не бывает!»
В том же 1999 году в издательстве «Астропринт» вышла книга Марка Соколянского «И несть ему конца». Доктор филологии, известный в Европе шекспировед и пушкинист (до отъезда в Германию он возглавлял авторитетную с 20-х годов прошлого столетия Пушкинскую комиссию при Доме ученых) как и крупнейшие специалисты по русской классике дает высочайшую оценку творениям, написанным Пушкиным в южной ссылке. Это четыре десятка произведений одесской чеканки: «Свободы деятель пустынный...», «Кораблю», «Телега жизни», «Храни меня, мой талисман», «К морю», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». Новые Онегинские строфы. Это — и шедевры, и новаторство, и универсализм. Время навечно запечатлело на скрижалях нетленные произведения одесских тринадцати месяцев Поэта. И их не позволено недооценивать ни под каким предлогом.
Последний абзац заключительной статьи книги Соколянского звучит так: «Однако главные оценки творчества (Пушкина) уже вынесло время, и оценки эти устоялись. Вряд ли продуктивны попытки как-то принизить значение этого периода творческой эволюции поэта. Периода, ознаменованного созданием художественно совершенных стихотворений и поэм, первых глав самого великого творения Пушкина — его романа в стихах...».
Следует отметить, что во второй половине прошлого века в Одессе выходили с комментариями три антологии поэзии Пушкина упомянутого периода. Добавим, что в 2004 году при меценатской помощи С.Р. Гриневецкого увидел свет полиграфический шедевр с вынесенной на обложку пушкинской строкой «Здесь все Европой дышит, веет» и рядом переводы на украинский, английский, немецкий и французский языки. Пять текстов одесской главы Евгения Онегина (английский перевод Владимира Набокова!). А также не менее изысканный в полиграфическом отношении сборник «Одесский год Пушкина», увидевший свет за 20 лет до установки второго памятника Пушкину. Я работал тогда директором издательства «Маяк» и до мелочей помню, как мы отстаивали 100-тысячный тираж, оформление книги офортами Геннадия Гармидера, необходимости выделения значительного количества офсетной бумаги.
А разве немаловажен факт многолетнего успешного функционирования у нас Пушкинского лицея?
Памятник гению русской литературы авторства Александра Токарева конгениален, он является проблематичным приношением ваятеля Одессе. Воплощающие антропологическую соразмерность с человеком улицы, лишенные пафосности и отторгающей монументальности памятники Вере Холодной, Сергею Уточкину, Леониду Утесову, герою фильма о работниках угрозыска «Ликвидация» (главный герой — Давид Гоцман), созданные Токаревым уже в новом столетии, стали воплощением нашей духовной сродственности с его героями, обнадеживающего чувства благодарности таланту ваятеля.
Анатолий ГЛУЩАК. Поэт, переводчик