|
|
   |
Предыдущая часть здесь.
@ЕВА
Мальчишки, привет!
Простите меня, виновата я, почти три месяца молчала, не могла я открыться, вы поймете.
Предвижу вопросы — где ты? что произошло? здорова ли?
Отвечу, на что смогу. Что жива, догадались, увидев письмо.
Конечно, я следила в чате за вашей перепиской. Как много смешного читала о себе, наконец-то поняла, что такое «скелеты в шкафу», а когда у каждого из вас мой скелет, причем нередко то с разными руками, то с тремя ногами, то это вообще гоголевские ситуации.
Иногда я думала, какую великолепную основу для романа дают мне мои любимые. Вот освобожусь и напишу роман «Героиня нашего времени». Никаких лишних людей. Все родные, все близкие, все настоящие.
Да, да, да! Не улыбайтесь.
Вспомнила, у Серёжи есть повесть, где герой любит свою жену, своих двух детей, но любит и возлюбленную и мучается раздвоенностью чувств.
Какая-то детская ситуация. А то, что мужик любит виски и красное сухое, его не удивляет, организм не всегда требует выбора.
К чему я это?
Каждый из вас знает, как я его люблю. А представить себе, что люблю вас всех, нежно, чувственно, в каждом находя толику самой себя, — вы можете?
В конце концов, у меня не такой уж большой донжуанский список — двенадцать мужчин. И при этом я вас не ревную к женам, к случайным девушкам. Выбрала для себя роль быть вашей музой. Мне кажется, что с этим справлялась. Даже свои стихи писала, заряжаясь вами, думаю, пробовать писать прозу.
Некстати в нашу переписку вошел чужой, некто, подписавшийся Наиль Муратов.
Вроде бы смешно. Взгляд со стороны. Человек утверждает, что знает меня. Более того — «сделал меня». Новая Черубина де Габриак, мистификация . Я пощупала себя за руку, затем провела рукой по попе, всё на месте. Не фантом, не искусственный интеллект.
Затем еще раз прочла донос в редакцию газеты от этого господина. Как плохо написано. Знаю, что в Одессе был прозаик Наиль Муратов, автор бессмертной повести «Психопат», её бы в школе нужно изучать. Так там же был стиль. А это компьютерный клон этого старого писателя. До чего же глупы еще наши машины. Если будете общаться с реальным Наилем Муратовым, спросите у него, где у меня любимый шрам, — сразу проколется.
Что-то много я о нем. Задел? Скорее, огорчил попыткой внести деструкцию.
Так где же я? — вопрошаете вы. Я в Италии, хоть несколько дней провела и в Греции, и на Кипре. Я бы на Кипр и не поехала, если бы не прочла книгу путешествий Евгения Деменка. Учитесь, юноши, везде находить прекрасное и везде ощущать Одессу, средиземноморскую цивилизацию.
Поездка была волшебной.
В Испанию не ездила. Якобы переписка с Амадо — фрагменты, задуманного детектива, оставшиеся не осуществленными.
Но живу тихо в маленьком городке, на берегу озера. Очень мало жителей, а значит, не столь опасен ковид. Хоть Италию эта напасть сильно зацепила.
Живу в старинном монастыре. Нет, не постригусь в монахини. Даже не послушница, но мне дали приют, разрешили приводить в порядок русский отдел библиотеки, денежки платят, так что ни в чем не нуждаюсь
Единственное условие — не сообщать адрес, не приводить чужих. Меня это не просто устраивает, а радует.
Забавно, что в Одессе Серёжа увидел послушницу, которую принял за меня. Писал, что её зовут Евгения. Спросите о ней как-нибудь у матушки Серафимы, буду собирать коллекцию своих двойников.
Много читаю. Мне прислали сюда все новинки одесской прозы и поэзии. Погрузилась по уши.
Как бы хотела с вами обсудить последний роман Сергея Рядченко «Октамерон». Вы будете смеяться, но мне казалось, что Багиру автор писал с меня — ведь и я всегда безропотно исполняла ваши желания, прихоти, приказы, мне это было и под силу, и всласть...
Обещают прислать три тома саги Юлии Вербы, рассказы Елены Андрейчиковой, романы Михалевской и Фингеровой. А стихи читаю больше те, что пишут в Италии. Для меня было неожиданностью, что здесь, у озера Комо, живет превосходный поэт Юлия Пикалова, пишущая на русском языке. Её переводят на итальянский. Вот-вот выйдут две книги — в Италии и в России. Настоящая большая поэзия. Есть влияние Цветаевой, есть Ахматовой, но этим переболела вся современная поэзия.
И вновь не улыбайтесь. Я пишу «Новый Евгений Онегин». Конечно же, знаю, что перелицовки были — Корней Чуковский и Юрий Олеша, загадочный Лери и бедняга Хазин, которому за это досталось от самого Жданова, в одном коктейле с Ахматовой и Зощенко... Так что, если меня будут ругать, то помните в каком контексте.
Очень хотелось показать, как всё стало с ног на голову. Лишние люди — это романтики Ленские, а циники Онегины — распорядители жизни.
А какие возможности открываются в «одесской главе». Руки чешутся и по поводу «там всё Европой дышит, веет», и по поводу «торг обильный»... Но не спешу, за полгода — две главы.
Мне полезно много находиться на воздухе. Гуляю. Какие ухоженные сельские кладбища в Италии, какая великолепная скульптура. Нет, конечно, Микельанджело на погостах не устанавливали, но мастера из Каррары достигли совершенства.
Понимаю, что вы успели предположить, будто я чем-то больна.
Думаю, наоборот: как никогда, здорова.
А сейчас я вам расскажу историю, которую вроде бы Мише рассказывала, а может, только собиралась.
Врачи мне сказали, что у меня не будет детей. Понимала, что сама виновата. В молодости, это было на втором курсе РГФ, я влюбилась в одного препода. Встречались. Скрывались. Его пугала огласка, мне было всё равно. Я хотела потерять невинность, я ее легко потеряла, я хотела буйной страсти, так и случилось, о детях речи не было и не могло быть. Никого и ни в чём не обвиняю, даже, как видите, имя его не называю. Было и прошло. Забеременев, я, естественно, тут же сделала аборт. Не очень удачно. Болела долго. Вот тогда и узнала, что у меня не будет детей.
Думаете, переживала? Дура, радовалась. Огорчения пришли потом, через годы. Лечилась ли? Нет. Но оказывается, бывают чудеса, в апреле я узнала, что беременна. В Ухане смерть, а у меня, в те дни я была в Риме, жизнь.
Кстати, в Риме я зашла в одну галерею, где увидела многообразную выставку чернильниц за много веков. Серебряные, каменные, стеклянные. И тут мне пришла в голову метафора. Я — ваша чернильница. Вы макаете свои перья и творите нетленку. Написала сонет. А потом выбросила его, сожгла, узнав, что в нынешнем сленге «чернильницами» величают девчонок, спящих с афроамерикацами. Вы у меня все беленькие и любимые.
Любопытно, конечно, а кто из вас сейчас рассмеётся?
В январе должна рожать. Это будет мальчик, и назову его Адам. Нет, не в честь Мицкевича. А вот отчество... Представляете, не знаю. Вот и будет у Адама двенадцать отцов. Сам выберет, кто на эту роль ему больше подходит. Идею выбора родителей ребенком мне подсказала Андрейчикова в одном из своих чудесных рассказов, опубликованных ею в фейсбуке.
Я, конечно, принималась считать. Когда, с кем из вас, увы, — густой замес. А потом решила — мне всё равно. Я любила и люблю вас всех. Мне кажется, и вы меня любили, каждый по-своему. Надеюсь, полюбите и Адама, но это, как у кого получится. Вольному — воля.
Смотрю на прекрасные скульптуры еще и потому, что в моей семье бытовало предание: забеременев, женщина должна смотреть на всё красивое. Это вроде бы передаётся ребенку. Как видите, у моей мамы получилось. Верится, что и у меня. Тут невдалеке на одной вилле стоит авторская копия скульптуры Кановы «Психея и Амур». Представьте, увидев её, я заплакала. Хоть вы знаете, я не из плаксивых.
В Италии часто говорят о «синдроме Стендаля», что человек размягчается при виде такого неимоверного количества прекрасного. И поэтому — слёзы. Может, и правда.
Хоть мне больше по душе идея, высказанная живущим сейчас в Италии философом Глебом Смирновым. Как понимаете, он русский, москвич, но в 1992 году совершил «эстетическую эмиграцию» в Италию, закончил Папский университет в Ватикане, стал европейски известным философом и искусствоведом.
Он провозгласил приход новой мировой религии, которая начинает теснить традиционные, и назвал свое детище — артократия. Храмами новой религии стали не мечети, церкви и синагоги, а музеи, театры, концертные залы. Мне идея близка. Я бы нашего ребенка ввела в мир красоты, это бы и стало его путём к Богу.
Посмотрим. Пока об этом можно думать, но рано говорить.
Днём думаю о будущем, а ночами снится прошлое.
Какие красивые сны мне снятся. Казалось бы, объездила всю Европу, дух захватывало не только в Италии, но и в Испании, в Швейцарии, Франции. А снится Одесса.
Несколько дней назад я была на крыше оперного театра. В реальной жизни никогда туда не поднималась. А тут меня из театра посреди «Травиаты» приглашает с ним подняться на крышу Анатолий Дуда. Невозможно было отказать. Тем более, что он тихо пел. Кажется, партию Ленского. А я сейчас в теме. Прошу: а арию Онегина. Он смеётся и говорит, как звезды лягут. А небо фантастическое — Млечный путь. Анатолий Иванович показывает мне на аллею звёзд и говорит: «Напишите «Нового Онегина», и в вашу честь звезду откроют». Отвечаю: «Я не хочу умирать». А он: «Для этого нужно жить, так жить, чтоб при жизни звезда загорелась».
Смотрела на море, на наше Черное море — и вновь слёзы в глазах.
Утром проснулась, сразу посмотрела «Википедию», оказывается, Анатолий Дуда умер. Вот теперь пойми, что, когда, почему снится.
Устали, наверное, вы от меня. Молчала, молчала и сразу столько слов.
А мне так хочется вам всё рассказать. В Италии совершенно иначе смотрится итальянское кино. Я методично день за днем пересмотрела фильмы Феллини. Раньше любимым его фильмом были для меня «Ночи Кабирии». Улыбка Мазины в последних кадрах всегда стоит перед глазами. Но только в Италии я прониклась поздним фильмом Федерико «Город женщин». Феминизм мне всегда был чужд. Но с каким сарказмом он показан в этом фильме. Боюсь, чтоб феминитивницы не добились его запрета за не политкорректность. Посмотрите этот фильм, даже если когда-то видели. И не из-за женщин, а из-за мужчины.
Я увидела вас, не каждого по отдельности, а вас, как удивительно красивое цельное сообщество людей, объединившихся в «Зеленую лампу», в образе ироничного Марчелло Мастроянни. А ведь он когда-то приезжал в Одессу, на кинофестиваль. Маленькие мы были тогда. Зато теперь как выросли.
Мальчики, я очень люблю вас.
Вы разные, но талантливые. Пишите. В карантинах и Пушкин больше писал.
Не ссорьтесь. Не выясняйте — кто со мной был раньше, кто позже. Разве дело во времени? Нет, только в вас и во мне. А я вам верна. Всем двенадцати.
А сейчас я безумно трушу. Рожать в первый раз в сорок лет я ещё не пробовала.
Держите за меня кулаки.
Я нашлась. Обещаю — больше не пропаду. А то кто-то Агату Кристи вспоминал. Она пропадала на одиннадцать дней, решив уйти от мужа. Предполагаю, она делала аборт.
А я не хочу ни от кого уходить. Я сына рожаю.
Кончится эта пандемия. Повезу его в Одессу. Нет, не навсегда. Пусть будет гражданином мира, но за спиной у него должно быть не озеро Комо, а Черное море.
Саша, Андрюша, Миша, Женя, Антоша, Арсений, Валик, Жора, Эд, Арсен, Мотя, Серёжа, всем вам по итальянскому поцелую. Еще не знаете, как это, что это,читайте новый эротический роман Яны Желток, вообще внимательней читайте книги одесских авторов. Как писал сто лет назад Бабель, новый мессия придет в литературу из черноморских степей, обожженных солнцем. Не пропустите его приход.
И любите, пожалуйста, меня.
И Одессу.
Евгений Голубовский