|
|
   |
В арт-галерее «Чайка» на Екатерининской площади, 5, открылась персональная выставка «Лерины сны» одесской художницы Леры Фокиной. Вернисаж провел куратор галереи Дмитрий Банников.
НЫНЧЕ я буду, без зазрения совести, пристрастна. «Ты необъективна, потому что это у тебя любовь», — роняет мне подчас с улыбкой небезызвестный в Одессе искусствовед Лала Алескерова. А какая тут объективность, если для меня феномен Леры Фокиной из разряда явлений мистических. И даже позволю себе нескромность погордиться: когда-то — сколько уж лет назад это было?.. это была маленькая галерея «На Уютной» Татьяны Биновской, еще до основания ею «Морской»!.. — на сборной отчетной выставке выпускников одесской «Грековки» я выделила среди всех именно ее, Леру, представившую ученический графический лист в технике «тушь-перо».
Лера превзошла все ожидания.
Как только явились первые «персоналки» Фокиной, кое-кто тут же аттестовал ее «дадаистом». Подобные произвольные натяжки по принципу «что серо, то и волк» мне не по душе. Эрудиция не всегда, увы, сопряжена с чувством стиля. И всякий «изм» принадлежит своей эпохе. К тому же бунтарски-деструктивное, скептическое начало, свойственное упомянутому «изму», Лере Фокиной абсолютно чуждо. Лера — гармонична.
«Наивным» ее искусство, напоминающее детскую «раскраску», тоже не назовешь. Лера очень умна. И работы у нее умные. Во всём и вся у нее — рефлексия.
У кого-то ее живопись, допускаю, может вызвать отторжение: покажется рассудочной, холодной. И вообще «не живописью». Мне так — не кажется. Для меня эта живопись — нагляднейшее воплощение природного простосердечия: непосредственного младенческого контакта с миром, спонтанно выраженного после в линиях и красочных пятнах. Такой контакт вовсе не исключает пытливого ума.
Из общей одесской палитры — палитры восторженных солнцепоклонников и экстравертов — Фокина кричаще выламывается. Ее искусство интроверта никак не укоренено в одесской, «южно-русской», традиции. Фокина — эксклюзив, штучная выделка, и могла зародиться где угодно. А препарировать ее композиции словесно — ну, извините, это как пересказывать музыку. Словом, искусство тут перед нами рискованное: либо «есть контакт!», — либо... не случился.
Пластическое мышление у нее отнюдь не детское. Изобразительный строй — строжайше выверенный: в ритмах, цветовых акцентах, силуэтах. Эмоция подчинена дисциплине — проходит непременную стадию осмысления... и превозмогает оковы разума: воздействие картин Фокиной все-таки, прежде всего, эмоционально. Ну, это, если вы с Лерой на одной волне. На счастье художницы, таких зрителей оказалось много. Ведь: «счастье — это когда тебя понимают». Возможно, в наши дни всеобщей социальной запутанности и невротических комплексов люди просто-напросто стосковались по душевной простоте и разумной внятности.
РАЦИОНАЛИСТ до мозга костей — вот первое, что приходит в голову об авторе такой живописи. Но у этого рационалиста просчитанность каждого технического приема — от широко распахнутых на мир глаз. В Лере, похоже, сказалась природа ангелов. Если вам тут же представились златокудрые юноши с крыльями, это вы оставьте. Ангелы — страшны. Страшнее даже врубелевских. Они катастрофически беспощадны, как сама Истина. Они непредвзяты и не держат ничью сторону. «Ангел» по-русски значит «вестник». Что-то такое, отрешенное, живет в Лере и проявляется в ее картинах. В этих картинах совершенно нет чувственности, хотя сюжеты их зачастую вполне фривольны.
Все эти ее тщательно, скрупулезно, педантично проработанные полосы, клеточки, кружочки, листочки; вся эта ее фирменная техника — по сути, раскраска с растяжками, — да это стальная выдержка и... безоглядная ребячья вовлеченность, до высунутого кончика языка.
Есть в них, в этих композициях, и улыбчивое начало. Это даже не ирония, нет, — это усмешка Земле откуда-то из стратосферы. Может быть, взгляд «пришельца»: а вы тут, оказывается, симпатичные и забавные. Такое отношение к земному обращается у Леры, прежде всего, и на себя — земную. Она часто рисует автопортреты. Что такое, вообще, внешность? Оболочка. Лера шаржирует собственную острохарактерную внешность с той же не знающей снисхождения отрешенностью, с которой пересчитывает кистью лепестки ромашек, поставленных в стеклянную банку. Лера Фокина — типичнейший феллиниевский персонаж. По Феллини, высший тип актера и человека — клоун. В Фокиной — природная пластика клоунессы: думаю, Пикассо тоже пришел бы в восторг. Словом: Фокина — из племени скоморохов Господних...
Всё ее искусство — своего рода театр одного актера, строящийся на приеме остранения. «Странным» может оказаться многое из «нормального», если взглянуть чистыми глазами. Мы живем в мире навеянных ценностей. Вспомните балет, описанный сквозь призму восприятия Наташи Ростовой.
Чувство стиля у Леры безупречное. У нее есть замечательные серии «про котов» и «про собак» — эти серии были в Интернете, а теперь, к сожалению, куда-то исчезли, — разительные в своей точности изопародии на великих художников. Вот как изобразил бы кота художник такой-то. В каждом случае Фокина попадает в «десятку»: невозможно не испустить восторженный взвизг, если кто понимает...
А еще она вышивает крестиком. Сама рисует эскизы, приспосабливая изображение к фактуре канвы. Вышивает, например, гротескную серию подушек под слоганом «спать с бомжами». Либо просто портреты. В любом случае, это действительно полноценные портреты, исполненные нитками: драматические, психологические и очень сложной, богатой нюансами колористики, настоящая реалистическая живопись.
В общении она производит впечатление очень скромного, сосредоточенного человека. Свободного. Это свобода как от обывательских предрассудков, так и от эпатажных выходок. Ведь последние означают всё ту же несвободу от мнения окружающих: желание во что бы то ни стало привлечь к себе внимание.
А Лере это не нужно. В ней, при всей ее тщательной работе над собственным экстравагантным образом, при ее несомненном эстетстве, не чувствуется ни грана нарциссизма. Ее сущность — взгляд. И знамя ее над миром — Любовь.
Тина Арсеньева. Фото Олега Владимирского