|
|
   |
О чем нам поведал режиссер, представитель «афроамериканской» части населения США Барри Дженкинс в фильме «Лунный свет», удостоенном «Оскара»-2016 как «лучший художественный фильм»? (См. «ВО» от 9 марта).
ЭПАТАЖА не будет: из фильмов Альмодовара жестокие сердцем давно в курсе, что персоны ЛГБТ тоже чувствовать умеют. Да и вряд ли автор «Лунного света» был настроен на эпатаж. Скорее уж, на конъюнктуру: коль скоро в обществе учрежден свод правил, предписывающий относиться к определенным явлениям не иначе как похвально и сочувственно, то вот вам эти феномены на экране, выведенные и красиво, и многозначительно, и сострадательно. Фильм Дженкинса, с первых же кадров, слишком красив пластически, чтобы быть фильмом-исследованием.
Восторженное умиление — вот на что заточены изысканно снятые портретные планы «Лунного света». Невозможно не восхититься силуэтом головы чернокожего Малыша на фоне белой стенки, особенной грацией, глазастой «мультяшностью» личика с точеными чертами: негритянский херувимчик! И такой Малыш — затравлен брутальными сверстниками. А его случайный спаситель, кубинский негр Хуан, принявший в Шайроне — так зовут Малыша, — истинно отеческое участие, тоже утонченный и мужественный красавец. И подруга Хуана, мулатка Тереса, писаная красотка.
Красива и одинокая мама Шайрона, страдающая тревожностью и лихорадочно пытающаяся «наладить личную жизнь». Но все персонажи — «на дне», а именно — «там, где белым гулять опасно»: в гетто хулиганья и наркодилеров. «Гетто» в человечьей истории возникло не как принудительная, но как добровольная изоляция компактно проживающей этнической группы от окружающего населения, с которым группа принципиально не хотела сливаться, воздвигая вокруг своего квартала стену внутри городских стен. В фильме — именно этот случай: в условиях тотальной политкорректности «Рэгтайм» М.Формана — это «ретро». Но исследования, чем же детерминирована асоциальность героев «Лунного света», вы от Барри Дженкинса не дождетесь. Сами, мол, знаете-помните. Вон, его черные герои и кличут друг дружку: «ниггер». Так это своего рода кокетство, — попробовали бы вы!.. Фильм явно не про это.
Кто не вчера родился, увидит за вдумчивыми планами «Лунного света» (оператор — Джеймс Лэкстон) каркас мелодрамы, вся цель которой — вот это ваше, не вдруг осознанное, умиление. Страшное и жалкое — именно та эмоциональная встряска, которой ищет человек в зрелищах со времен Аристотеля. Ничего в этом зазорного нет. Есть лишь то забавное обстоятельство, что простосердечная мелодрама, приметы коей, вплоть до открытого китча, без зазрения творческой совести эксплуатировали и Федор Достоевский, и, вослед ему, Девид Линч, — она давно, следуя моде, научилась мимикрировать под «сложное» искусство, адаптируя и тиражируя его приемы, а простодушный потребитель на это клюет и гордится собственной «продвинутостью».
Барри Дженкинс всего лишь добивался, чтобы вы пожалели его героя. Ну, вот пожалели бы: потому что он вот такой. И жизнь его выдалась не столь иконописной, как то обещала его внешность. Пожалейте. Ощутите «чувства добрые», это обойдется не дороже билета на киносеанс.
МЕЛОДРАМА возбуждает эмоции, но никак не мысли. Сколь ни ломай голову, что да почему, упрешься в сентенцию «и такое бывает», а психологические конструкции тут не выдержат малейшего натиска логики. Герой мелодрамы — сакральная жертва, которая всегда права, сообразно интимным «хотелкам» зрителя. Ангелоподобный Шайрон в «Лунном свете» — такая жертва.
Мальчик наделен тонкой душевной организацией, а в стае подростков это, известное дело, беда. Сорванцы дразнят его «педиком». В нашем детстве такого деликатного пацана дразнили «девчонкой», и отнюдь не факт, что от дразнилок образуется «педик». Нет тут линейной зависимости, не стоит искать и опосредованную: ни от наличия непутевой мамы, ни от третирования со стороны окружения. Множество мужчин вырастает в схожих условиях. Выводить из всего этого сексуальную ориентацию — просто ненаучно.
В основе мелодрамы — давно и не мною отмечено — лежит простенькое: «а вот был случай», причем ни на какие обобщения этот «случай» навести не может, он локален и самодостаточен. «Случай» Шайрона — случаен во всех поворотах житейского сюжета. Случайное покровительство красивого и мудрого Хуана, который на поверку оказывается «авторитетом» наркоторговли, а мама юного героя — принимает наркотики. Остается гадать, подвигнет ли пристыженного Хуана любовь к Малышу завязать с ремеслом... но Хуан как-то незаметно выпадет и из кадра, и из жизни Шайрона, — разве что даст безотцовщине пример мужской «крутизны», ибо впоследствии Шайрон пойдет по его стопам.
Случайна встреча Шайрона на ночном пляже с красивым мальчиком Кевином, спровоцировавшим нашего одиночку на примитивный, подростковый, сексуальный опыт: гомосексуальный. И что? А кто застрахован? Тоже ведь не закономерность для дальнейшей сексуальной ориентации. Случилось, ну, и случилось.
Ничего такого не происходит в фильме, что можно было бы объяснить предрасположенностью персонажа или социальными условиями. Ни в коем разе тут не «психологическая история» очередного «не такого, как все». Потому что эта «инаковость» заведомо могла обернуться так, а могла эдак. Даже и при том повороте, когда Кевин жестоко избил Шайрона, науськанный одноклассниками. Кевин конформист и не пропадет. Но и Шайрон не хлюпик, просто он не приемлет решения конфликтов на первобытном уровне. Снова усмехнешься: ну, прямо «Чучело» Ролана Быкова, тоже, к слову, четкая мелодрама о «рабе любви», а отнюдь никакое не «исследование», — Шайрон в ответ всё же избивает парня, который подначивал Кевина, но последнего, будучи арестован полицией, не выдает. Любовь пубертатная, стало быть...
«Иногда я плачу так сильно, что кажется — весь выльюсь со слезами», — признается чувствительный Шайрон мальчику с пляжа. Присоединяйтесь, зритель...
И ВОТ МЫ видим Шайрона взрослым: с полным ртом золотых «фикс», с золотой цепью на шее, за рулем собственного авто. Он отсидел в исправительном заведении для малолетних и превратился теперь в привлекательного качка, не хуже Хуана. «Черный» — зовется эта новелла фильма (он состоит из новелл). Ага, черный — во всех отношениях: Шайрон теперь — наркодилер.
Почему мальчик с тонкой душой и при этом со стальным внутренним стержнем не стал, скажем, музыкантом, артистом, профессором, спортсменом — наличие в подростковой биографии исправительного заведения тут не помеха, — но избрал деятельность, предполагающую безбрежный цинизм и недюжинную хитрость? Откуда вдруг в херувиме — бессовестность и безжалостность? При этом Шайрон гордится тем, что «создал себя сам». Мы видим его, атлета, упорно отжимающимся: вот, смотрите, как былая жертва сама себя делает для реванша в жестоком мире. Почему герой выбрал такую жизнь, это вы у его автора спросите. Нет тут никаких, опять же, предпосылок. У кого-то вот так, а у другого, при идентичных условиях, совсем иначе. Случай правит миром.
...И вдруг — звонок: от Кевина! И наш герой — оказывается, произошло в нем застревание на подростковой любовной травме, — едет на встречу с былым красивым мальчиком. Встреча происходит. Кевин тоже побывал в исправительном учреждении, женился и развелся, но воспитывает маленького сына и в этом видит свой долг и смысл жизни. Какой сантимент подвигнул его искать бывшего подростка, которого он предал? Может быть, даже и совесть, о существовании которой, судя по диалогу героев, Кевин начал что-то подозревать.
А Шайрона, оказывается, неслабо переклинило: он признается, что тот пляжный эротический опыт был в его жизни единственным. Девственник, боги мои!..
Это сцена подведения житейского итога, обусловленного жизненной позицией. «Кто ты такой, Шайрон? Я ожидал от тебя другого», — выдает Кевин, словно имеет право на вердикты, и тут же признается: «Я не сделал ничего стоящего, просто держался на плаву. Я делал только то, что мне говорили, я не был самим собой». Его явно разочаровал бывший херувим, который его, Кевина, предателя, не предал: Шайрон теперь «как все».
Вот это «как все», исконная и предопределенная «чернота», тоже в фильме — из вещей не обусловленных. «Мы черные!». При равноправности в законе и запрете на слово «черный». «Белые» давно не утесняют, носятся и цацкаются, невзирая на то, что более 90% преступлений в США приходятся именно на «черных» и «цветных». В свете политкорректности — может, перед нами в фильме просто человеческие отношения, вне маркировки «цветом», «ориентацией» и социальным положением? Такова жизнь? Какова же? Распространяется ли на «жизнь» данный частный случай? Или режиссер все же хочет напомнить Америке ее «кармическую рану»? «Поздравлять» ли нам США? Дождемся, что ли, фильма режиссера-индейца?..
А не думайте. Просто пожалейте. Вот финальная мизансцена, головы двух персонажей крупным планом: ну, еще немного, и прям Мышкин с Рогожиным над трупом Настасьи Филипповны, в японском варианте. Чувствительно. Так что же — главный герой, наконец, обрел... большую любофф? Или просто главное в жизни — чтобы тебя кто-то однажды пожалел? Но... ведь пожалел уже Шайрона — Хуан, в детстве?!
...А название фильма? Персонаж рассказывает эпизод из своего детства: пожилая негритянка сказала ему, что в лунном свете все черные мальчики выглядят голубыми. И нисколько не закляла: натуралом был, натуралом остался. А вот и нечто для широкого читателя: есть у русского философа Василия Розанова эссе «Люди лунного света» и много очерков, вокруг этой темы наросших. Это — о людях, чья природная сесуальность понижена и стремится к нулю: идеальный нулевой вариант — Иисус Христос; но у иных бывает зашкаливание в «минусовую» область: в гомосексуализм. «Люди Луны» обладают высоким творческим потенциалом.
Смотрела фильм — усмехалась: неужто американцы-киношники всё это — читали? А с них станется: ведь «там» гораздо раньше можно было прочесть то, с чего «здесь» недавно сняли запрет. Всякую теорию подстерегает мода. Будь в тренде и умиляйся. В том числе себе.
Тина Арсеньев